Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

— Десять долларов?

— В качестве залога, сэр.

— В качестве залога?

Если Кларксону и показалось, что его господин уж слишком сильно подражает эху в швейцарских горах, вслух он этого не сказал. Вышколенный камердинер умеет держать язык за зубами. Он сказал лишь «Да, сэр», и наступила гнетущая тишина, которую нарушил животный вой мистера Стикни — до него наконец дошел смысл разговора.

— Вы хотите сказать?..

— Да, сэр. Мадам взяли под стражу.

У мистера Стикни забулькало в горле. Он сказал себе, что всегда ждал чего-то подобного. На свою беду, он недооценил опасности такси. Судя по всему услышанному, они занимают одну из первых строк в списке криминальных мест города.

Хриплым голосом он спросил:

— Она сказала?..

— Сэр?

— Она сказала, за что?

— Нет, сэр. Только то, что она в полицейском участке и просит одолжить ей десять долларов в качестве залога. Хотите ли вы, чтобы я отвез мадам деньги?

— Конечно-конечно.

— Очень хорошо, сэр.

— Возьмите такси.

— Да, сэр.

— Она сказала, где?..

— Да, я запомнил адрес, сэр.

— Тогда поторопитесь.

— Да, сэр.

Кларксон вышел с достоинством, как это умеют английские дворецкие, а мистер Стикни рухнул обратно в кресло и предался мрачным раздумьям. Ему виделись аршинные заголовки в желтых газетах, треплющие гордое имя его семьи.

Он все еще трепетал, когда дверь распахнулась, словно налетел ураган из тех, что так разнообразят жизнь Америки в сентябре, и вошла Келли. Глаза ее метали молнии, она раскраснелась и вообще выглядела так, будто чудом выбралась из смятого в лепешку поезда.

— Все отлично, все отлично, все отлично! — объявила она с порога, явно предупреждая возможную критику. — Вы скажете, что потрясены, изумлены и шокированы, но сейчас я объясню, что случилось, и вы согласитесь, что я невинна, как новорожденный младенец. Кстати, спасибо за десятку.

— Не за что, — слабо отвечал Уэнделл. Он был несколько ошарашен. Обычно тетушка держалась вполне спокойно, и он никогда не видел ее во власти столь бурных чувств.

— Да, сэр, невинна, как новорожденный младенец.

— Вы хотели рассказать мне, что произошло.

— Вернее, как нерожденный младенец. Дело яйца выеденного не стоит.

— Тетя Келли!

— Да?

— Что произошло?

— Вот спросите, спросите.

Уэнделл напомнил, что именно об этом и спрашивает. Келли, подумавши, согласилась.

— Ну, — сказала она, немного успокаиваясь, — все началось с того, что я не стала брать такси. Вечерок был отличный, и я решила махнуть на Кони-Айленд.

— На Кони-Айленд! — почти беззвучно повторил Уэнделл. Он знал, что люди туда ездят, но только пролетарии. Ни один Стикни не опускался до подобной вульгарности, разве что, может быть, дядя Теодор в юные лета. Дядя Теодор много такого выкидывал, из-за чего родственники качали головами. Известно, например, что он любил смотреть бейсбол с самых дешевых мест и как-то запустил в судью бутылкой из-под шипучки.

— Я туда не добралась из-за того, что случилось в поезде.

— Что-то случилось в поезде?

— Не то слово! И не по моей вине. Спросите кого угодно, вам скажут, что это не я начала. Я сидела, никуда не лезла, невинная, как нерожденный…

— Тетя Келли!

— А?

— Что случилось в поезде?

— Я рассказываю, вы просто не слушаете. Значит, как дело было. Через проход от меня сидели муж и жена. Они начали выяснять отношения, но я не слушала. Он на нее орет, она — на него, все нормально. И вдруг он как врежет ей по физиономии!

— Боже! — с содроганием выговорил Уэнделл. Если кто-то из его предков и врезал кому-нибудь по физиономии, в семейных анналах это не сохранилось.

— Естественно, я поняла, что кому-то пора вмешаться. Нельзя лупить жен даже в поезде на Кони-Айленд, где вообще-то нравы свободные. Я встала и сказала, что ему должно быть стыдно, а он ответил таким словом, какого я не слышала с тех пор, как танцевала в варьете.

— Продолжайте, — слабо произнес Уэнделл.

— Ну, я огрела его сумочкой, и доложу вам, — сказала Келли, верно истолковав тихий стон своего родственника, — будь на моем месте королева Виктория, и услышь она, как этот тип меня обозвал, она бы поступила точно так же.

У Стикни судорожно заходил кадык.

— Продолжайте, — шепнул он.

— Не поверите, что было дальше. Что-то шмяк меня по голове! Оказывается, стерва, за которую я заступилась, заехала мне сумочкой. Ну есть в мире благодарность?

— И потом?

— Ну, тут пошло-поехало. Мы сцепились, зрители приняли кто мою, кто их сторону, и началась потасовка. К несчастью, с нами ехали два фараона, и не успела я оглянуться, как оказалась в кутузке. Забыла сказать, что по ходу дела сумочка раскрылась и все высыпалось на пол, поэтому мне пришлось просить у вас десятку.

Впервые за время рассказа Уэнделл немного просветлел. Нельзя сказать, чтобы он успокоился, но во всей этой мрачной истории проглянуло что-то обнадеживающее.

— Так они не заглянули в сумочку и не установили вашу личность?

— Нет, все разлетелось по полу.

— А там не было адресованных вам писем?

— Я ж говорю, даже если бы фараоны облазили весь вагон на карачках и все собрали, они бы не поняли, что чье.

— Ах! — облегченно вздохнул Уэнделл. Все-таки есть такая вещь, как семейное везение.

— И вообще у меня в сумочке не было писем, только губная помада, пудра, портсигар и все такое. Кстати, о письмах. Одно из ваших попало сегодня утром в мои, и я забыла его отдать. Оно у меня в комнате. Кто такой Генри Параден? Живет в Англии в каком-то Эшби-холле.

В голосе Уэнделла прорезались почтительные нотки.

— Генри Параден — глава нашего рода.

— Тогда почему его фамилия не Стикни?

— Он принадлежит к одной из боковых ветвей.

— Это еще что значит?

— В начале девятнадцатого века Стикни и Парадены связали себя узами брака. Я сейчас не могу объяснить подробнее. Что он пишет?

— Зовет вас в гости.

— Это замечательно!

— Вы поедете?

— Конечно.

— Тогда я с вами.

— Невозможно!

— Почему? Будь вы женаты, вам бы полагалось ехать с женой. Вы холосты, поэтому берете с собой тетку. Когда едем?

Уэнделл задумался. Страшно подумать о том, чтобы ввести Келли в рафинированную атмосферу Эшби-холла, но еще страшнее — оставить ее в Нью-Йорке, где она того гляди угодит в кутузку, на этот раз — с документами. Какие фортели она бы ни выкидывала в Англии, как бы часто английская полиция ни забирала ее под стражу, пресса островного королевства вряд ли отведет ей больше абзаца на одной из последних полос. Он ответил, что намерен выехать как можно скорее.

— Вы правда хотите поехать?

— Меня домкратом не остановишь.

— Хорошо, но будьте осторожны.

— Что значит, осторожны?

— Я думал об этих ваших историях. Пожалуйста, не рассказывайте их в Эшби-холле. Английские семьи очень разборчивы.

— Даже про Аллилуйиного деверя Эфраима? Ладно, как хотите. А жалко, они бы здорово поржали.

Глава IV

Часы над конюшней Эшби-холла пробили пять, и в тот же миг Джейн, сидевшая в шезлонге на лужайке, увидела в воротах такси. Дядя Генри вернулся из Лондона, где обедал с мистером Стикни. Миллионер предложил познакомиться, прежде чем он переедет в Эшби-холл.

Как всегда, когда надо было одеваться и ехать в Лондон, дядя Генри разнылся, что лучше вообще оставить эту затею, однако Джейн была непреклонна. Генри уехал, пожаловавшись, что чувствует себя как в старые времена, когда его вызывали к директору театра. Теперь он снова был бодр и весел. Обед пришелся ему по душе.

— Банкет, — сказал он. — Стикни оказал нам честь.

— Нам? — сказала Джейн, удивляясь, что он говорит о себе во множественном числе, как монарх или главный редактор в передовице.

— Он привез с собой тетку.

— Только не это!

— Откуда такой испуг?

— Это крах. Мы не сможем как следует принять богатую американку. Они привыкли к роскоши.

— Ну, у нас есть дворецкий, кухарка, старшая и младшая горничные. Не думаю, что в Бекингемском дворце лучше. И потом, мне не показалось, что она богатая. Скорее, бедная родственница. Но она не станет смотреть на нас свысока, даже если купается в деньгах. Она для этого слишком славная. Ты читала «Кентерберийские рассказы»?

— Ну, знаешь, то одно, то другое, все как-то недосуг… А что?

— Она напомнила мне Батскую ткачиху. Веселая и раскованная. Танцевала на сцене.

— Это обнадеживает.

— В варьете. Очень занятная женщина. У меня создалось впечатление, что она знает все анекдоты на свете. Вот одна история, про деверя их кухарки Эфраима…