Корона мечей - Роберт Джордан

Если не считать того... Любая женщина, выдающая себя за Айз Седай и пойманная на этом, наживет такие неприятности, что и годы спустя будет лить слезы, а если в этом обвиняют Принятую, то судьба обыкновенной женщины, оказавшейся на ее месте, покажется ей раем. Конечно, сейчас Найнив и Илэйн ничто не угрожает, именно потому, что они сестры. И ей самой тоже. Однако один только шепоток на эту тему может привести к тому, что Совет никогда не признает ее подлинной Амерлин. Так же как если она по секрету от Совета отправится к Ранду, а потом заявит об этом Восседающим в лицо.

Эгвейн не могла допустить, чтобы эти две заметили ее сомнения или хотя бы заподозрили о них.

– Я забуду о ваших словах, – резко сказала она. – Но если до меня дойдут слухи об этом, хоть шепоток, от кого бы то ни было... – У Эгвейн вырвался судорожный вздох. Даже если об этом станут кричать, она мало что сможет поделать, но судя по тому, как обе подскочили, они восприняли ее угрозу всерьез. – Отправляйтесь спать, пока я не передумала.

Мгновенно оживившись, Николь и Арейна присели в торопливом реверансе:

– Да, Мать... Нет, Мать... Как прикажете, Мать...

И тут же, оглядываясь на нее, бросились наутек, все быстрее и быстрее, пока не растворились во мраке. Эгвейн заставила себя спокойно оставаться на месте, хотя ей тоже очень хотелось убежать.

Глава 10

НЕВИДИМЫЕ ГЛАЗА

В палатке возвращения Эгвейн дожидалась Селейм, худая, как вешалка, по-тайренски смуглая и всегда непробиваемо уверенная в своей правоте. Чеза, как обычно, права – она терпеть не могла вздернутого носа Селейм, точно ту постоянно воротило от дурного запаха. С другими служанками Селейм держалась высокомерно, зато с хозяйкой вела себя совершенно иначе. Когда Эгвейн вошла, она, неуклюже растопырив юбки, почти сложилась пополам в таком низком реверансе, что чуть не подмела волосами ковер. Эгвейн еще и шагу ступить не успела, как служанка подскочила к ней и принялась суетливо расстегивать пуговицы, надоедая болтовней. Кроме всего прочего, Селейм была неимоверно глупа.

– Ох, Мать, вы снова вышли с непокрытой головой. – Будто Эгвейн хоть раз надевала расшитые бисером дурацкие чепцы, которые так нравились самой Селейм, или другие, отделанные бархатом, предмет восхищения Мери, или те украшенные перьями шляпки, что обожала Чеза. – Ну почему? Вы же вся дрожите. Вы не должны выходить на прогулку без шали и зонтика, Мать. – Каким образом зонтик мог помешать Эгвейн дрожать? По щекам Селейм тонкими струйками стекал пот, который она все время промакивала носовым платком, тем не менее в ее голове даже не возникло вопроса, почему дрожит Эгвейн. – И вы ходили одна ночью. Так не годится, Мать. Там полно всяких солдат, грубых мужланов. У них нет никакого уважения к женщине, даже к Айз Седай. Мать, вы просто не должны...

Эгвейн позволила служанке раздевать ее, пропуская мимо ушей больше половины глупой болтовни. Запрещать Селейм трещать без умолку бесполезно, это лишь породит обиженные взгляды и оскорбленные вздохи, что еще хуже. В остальном Селейм выполняла свои обязанности со всем возможным усердием, если не считать того, что без толку размахивала руками и то и дело приседала в реверансах. Ее всегда очень волновало, что подумают люди и кто как одет. Казалось просто немыслимым, что можно быть такой дурехой. По понятиям Селейм, только Айз Седай, вельможи и их приближенные слуги могли считаться людьми. Во всяком случае, никто, кроме них, опять же по ее понятиям, не имел в этой жизни никакого значения, никого не следовало принимать в расчет. Эгвейн не могла забыть, кто именно преподнес ей подарочек в виде Селейм, отыскав ее в первом же местечке, где остановилась колонна, точно так же, как помнила, кто нашел для нее Мери. Правда, Чеза тоже была «подарком», от Шириам, но Чеза уже не раз доказала свою подлинную преданность Эгвейн.

Эгвейн очень хотелось думать, что дрожь, на которую обратила внимание Селейм, вызвана злостью, и все же она понимала, что душу ее грызет червь страха. Она зашла слишком далеко, и возможно, придется зайти еще дальше, чтобы не позволить Арейне и Николь ставить ей палки в колеса.

Когда Эгвейн немного успокоилась, до нее стало доходить кое-что из того, о чем болтала служанка, и она внимательно взглянула на Селейм.

– Ты что-то сказала об овечьем молоке?

– Ох, да, Мать. У вас такая нежная кожа! Чтобы сохранить ее, самое лучшее – купаться в овечьем молоке...

Может, Селейм и в самом деле просто дурочка? Не в силах больше выносить болтовню служанки, Эгвейн, не обращая внимания на протесты, выставила ее за дверь. Сама расчесала волосы, сама разобрала постель, убрала бесполезный теперь браслет ай’дам в маленькую резную шкатулку из поделочной кости, где хранила свои немногочисленные драгоценности, и погасила светильники. Все сама, с иронией подумала она, глядя в темноту. Чего доброго, так с Селейм и Мери припадок случится.

Прежде чем улечься, Эгвейн протянула руку и приоткрыла входной клапан палатки. Снаружи все заливал лунный свет, там царила тишина, время от времени нарушаемая лишь криком ночной цапли, который внезапно переходил в пронзительный вой. Наверно, какому-то охотнику повезло. Спустя некоторое время в тени палатки напротив возникло еле заметное движение. Всмотревшись, Эгвейн разглядела что-то похожее на силуэт женщины.

Очень вероятно, что глупая голова не мешает Селейм выполнять свои обязанности, так же как и хмурое, суровое лицо – Мери. Это могла быть любая из них или вообще кто-то другой. Даже Николь или Арейна, хотя вряд ли. Эгвейн с улыбкой отпустила клапан палатки. Пусть следят, сколько вздумается. Туда, где она будет этой ночью, никакому наблюдателю не последовать за ней.

Способ быстро заснуть, которому научили ее Хранительницы Мудрости, был очень прост. Закрыть глаза, расслабить одну за другой все части тела, дышать в такт с биением сердца, постараться ни на чем не сосредоточивать мысли, предоставив им плыть по течению, оставив, однако, бодрствующим единственный крошечный уголок сознания. В считанные мгновения сон овладел ею, но это был сон ходящей по снам.

Лишенная формы, не чувствуя своего тела, Эгвейн плыла в безбрежном океане звезд, посреди безграничного множества точек света, мерцающих в бескрайнем море тьмы, бесчисленных светлячков в бездонной ночи. Это были сны, сны всех спящих где-либо в мире, а может быть, даже во всех мыслимых мирах. Она попала в брешь между реальностью и Тел’аран’риодом, в пространство, отделяющее мир бодрствования от Мира Снов. Куда бы она ни бросила взгляд, десятки тысяч светлячков гасли, когда люди просыпались, и тут же вспыхивали новые десятки тысяч. Безбрежный, искрящийся, постоянно меняющийся узор невиданной красоты.