100 великих евреев - Майкл Шапиро

Запад помнит его главным образом по его последнему крупному произведению – роману «Доктор Живаго» (и прежде всего по экранной версии Дэвида Лина). Русские же славят его жизнь за великую поэзию, созданную в золотой век Владимира Маяковского и Сергея Есенина после революции 1917 г. и позже, после Второй мировой войны.

Удостоенный в 1958 г. Нобелевской премии по литературе за свое творчество целом, достигшее кульминации в «Живаго», Пастернак вынужден был отказаться от нее из опасения быть изгнанным из России. Даже униженный властями, Пастернак, подобно своему соотечественнику Дмитрию Шостаковичу, остается убедительным символом силы художественной правды и мужества во мраке злейшей тирании. Почти его поэзия и роман «Живаго» проникнуты безудержным лиризмом и человечностью.

Пастернак рос в Одессе и Москве. Его мать, концертмейстер (ученица выдающегося российского пианиста и композитора, еврея Антона Рубинштейна) Роза Кауфман отказалась от перспективной карьеры ради семьи. Его отец Леонид Пастернак был крупным художником-импрессионистом и иллюстратором (в том числе «Воскресения» Толстого). Кроме Толстых его родители дружили с великими музыкантами, композиторами, романистами и поэтами своего времени, в том числе с Сергеем Рахманиновым, Александром Скрябиным и Райнером Марией Рильке.

Поначалу Пастернак думал, что тоже станет композитором. Одним примечательным летом его семья сняла дачу по соседству со Скрябиным. Пастернак был очарован колоритными гармониями и приводившими в экстаз мелодиями, доносившимися через лужайку из дома прославленного соседа. Во время долгих прогулок с отцом и Скрябиным он впитывал в себя реакцию двух тонких художников на природу и внимательно выслушивал их разные мнения по вечным вопросам. Скрябин побуждал Бориса сочинять музыку и уговаривал его отказаться от изучения права ради философии. Изучая философию в Марбургском университете (в Германии), Борис впервые влюбился и начал писать стихи.

Пастернак был очевидцем ряда важнейших событий XX в. в российской истории. В ходе одной демонстрации во время первой русской революции 1905 г. его ударил конный казак (позже он расскажет об этом в «Докторе Живаго»). В 1910 г. вместе с отцом он поспешил на железнодорожную станцию Астапово, чтобы проститься с Толстым, умершим накануне ночью.

Перед Первой мировой войной Пастернак присоединился к группе писателей, называвшей себя «Центрифуга». В литературных схватках в кафе и на городских площадях молодые авторы, принадлежавшие к разным группам – футуристов, символистов и имажинистов, имитировали в искусстве гражданскую борьбу, развернувшуюся на улицах России. Пастернак подружился с Маяковским и познакомился с крестьянским поэтом Есениным (будущим мужем Айседоры Дункан). И Маяковский, и Есенин были охвачены революционной лихорадкой. Пастернак же благодаря – по его словам – своему замедленному мышлению не поддался ложному революционному пафосу. Он также не последовал за родителями в Берлин, когда они эмигрировали в начале 1920-х гг., раздраженные стремительно ухудшавшимися условиями жизни в России. Пастернак чувствовал, потребность остаться на своей любимой родине. Отвергнув кровавую бойню революции и последовавшую тиранию, Есенин и позже Маяковский покончили с собой. Пастернак тем временем продолжил свое спокойное и чуткое исследование состояния человека.

Его ранняя проза и поэзия поражали своей прозрачностью. Творчество Пастернака отражает его музыкальное воспитание, очаровательный спокойный лиризм, ясно и просто выраженный, но всегда весьма утонченный.

Он предпочел тихо прожить сталинскую эпоху, сначала в роли библиотекаря, потом переводчика. Шекспир в его переводах широко ставился по всему Советскому Союзу.

В 1934 г. Сталин опубликовал литературный манифест, потребовав тотального контроля над всей литературой и указав писателям как следует думать. Вознаграждались только социалистический реализм и воспевание коллективной работы и великого вождя Сталина. Осуждалась свободная мысль, выраженная индивидуально. Жестокие чистки привели к гибели великих умов. В то время как многие из друзей Пастернака становились жертвами, он встретил женщину, которую позже, в «Докторе Живаго» назовет Ларой, приписав ей свое спасение от ошеломляющего отчаяния тех мрачных лет.

Во время Второй мировой войны Пастернак снова начал писать стихи. Поначалу, во избежание цензуры, на патриотические темы, затем на более личные. После войны, когда Сталин вновь установил контроль над литературой, Пастернак вернулся к переводам. И все же он продолжал втайне работать над романом о поэте, романом, который завершался поэзией. Эта эпопея рассказывала о враче, который вырос в комфортных условиях царизма, писал поэмы, стал очевидцем великой войны и жестокой революции, влюбился в таинственную женщину, возродил свой поэтический пыл и канул в вечность в советской пустоте. Пастернак писал автобиографическую прозу, и «Доктор Живаго» стал во многих отношениях его собственной историей.

Его великая современница, русская поэтесса Анна Ахматова, заметила как-то, что Пастернак всегда демонстрировал детски непосредственное воображение. Он не рекламировал собственное «я» подобно революционным поэтам Маяковскому и Есенину. Лиризм не следует путать с историей или использовать для защиты истории. Поэзия, растущая из подсознания, закаленная чутким, почти светящимся чувством, несомненно переживет ГУЛАГ, чистки и предательства. Как однажды Толстой сказал отцу Бориса – всем деньгам, собственности и империям суждено исчезнуть, но искусство не может умереть, если в нем содержится хоть крупица правды.

ГАРРИ ГУДИНИ

Великий драматург и критик Джордж Бернард Шоу однажды язвительно заметил, что наряду с Иисусом и Шерлоком Холмсом Гарри Гудини был одним их трех самых известных людей в мировой истории. Колкость Шоу вполне могла соответствовать истине в период, чуть больший двенадцати лет, включавший Первую мировую войну.

Гарри Гудини – бросавший вызов смерти «Самоосвободитель», легендарный «Чудотворец», «Чемпион мира по побегам из тюремных камер и Король замков», был величайшим из циркачей в золотой для них век, страшно популярным эстрадником, первопроходцем массовых зрелищ и ловкого использования саморекламы. Подобно П.Т. Барнуму, Джону Л. Салливану, Энрико Карузо и Саре Бернар в их областях, Гудини был бесспорным и уникальным мастером своего дела, внушавшим благоговение цирковым артистом, демонстрирующим умение освобождаться от цепей и т. п., знаменитостью и героем, вызывавшим повсюду шумное одобрение.