Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

На следующий день после этого воскресшая Баккара переселилась снова на свою старую квартиру на улицу Монсей.

Госпожа Шармэ мгновенно и совершенно исчезла, а на место ее явилось прежнее безрассудное существо.

Маленькая жидовка была просто в восхищении. Она даже и во сне не видала подобного великолепия и пышности. Отель Баккара казался ей дворцом волшебниц.

Так как у Баккара в старое время было много приятельниц, то она и поспешила уведомить их о своем новом перерождении.

Раньше всех она написала об этом к госпоже Сент-Альфонс – хорошенькой брюнетке, успевшей разорить уже не одного человека.

Альфонсина не заставила себя долго ждать и ровно в час на другой день была уже у Баккара.

Баккара встретила ее очень любезно и предложила ей ехать с ней вместе в Булонский лес.

Во время ее туалета ей доложили, что ее желает видеть какой-то господин, и при этом камеристка подала ей визитную карточку.

«Андреа Тиссо, бухгалтер», – прочла Баккара и приказала горничной ввести его в будуар и попросить подождать.

Она была вполне уверена, что виконт, находясь в соседней комнате, не упустит ни одного слова из их болтовни с подругой.

Горничная вышла.

– Да, – проговорила Баккара довольно громко, – я теперь положительно отказываюсь от всех моих бывших занятий и делаюсь снова прежней Баккара.

– И прекрасно, милочка.

– А если я в продолжение этой недели не вскружу восемь или десять голов, то я готова потерять навсегда свое имя.

– Я уверена, что ты останешься при нем, – ответила Альфонсина.

– Теперь самое время, – продолжала, смеясь, Баккара, – погулять в Булонском лесу. Сегодня отличный случай повидаться со всем нашим кружком. Я надеюсь, ты мне поможешь в этом?

– Конечно.

– Нет ли чего-нибудь новенького у нас?

– Ты, вероятно, знаешь, что Бельфонтен померла?

– Ба! От любви?

– Нет, от чахотки. Баккара громко захохотала.

– Артур Комбрэ женился.

– Неужели?

– Да, в провинции.

– Ну, радуюсь за него.

– Жоржетта, наконец, устроилась.

– Жоржетта?

– Да.

– Но как?

– Вышла замуж за милорда.

Разговор молодых женщин еще долго вертелся на пустяках.

– Тебя ведь ждут, – заметила, наконец, Альфонсина.

– Ах, да!

– Кто это?

– Добродетельный человек, – ответила Баккара и добавила:

– Поди, займи его!

Госпожа Сент-Альфонс зевнула и вышла в будуар, где уже сидел сэр Вильямс.

Когда Альфонсина вышла, Баккара позвала к себе Сару, снова усадила ее и начала расспрашивать.

– Можешь ли ты видеть сквозь стены? – спросила она.

– Да, – ответил ребенок.

– Смотри же туда, – приказала Баккара, указав рукой на комнату, где сидел Вильямс.

– Ну, что ты там видишь?

– Прекрасную комнату.

– Опиши мне ее.

– Голубые стены и мебель.

– Что дальше?

Ребенок как будто колебался.

– Там кто-то есть, – прошептал он наконец.

– Где?

– Там.

– Там мужчина?

– Да.

– Вглядись хорошенько. Не узнаешь ли ты его?

– О, да, да. это он!

– Кто он?

– Тот человек, которого я боюсь.

– О чем он думает теперь?

– О гадких вещах.

– Он ненавидит меня?

– Насмерть.

– О ком же он теперь думает? – спросила Баккара.

– Обо мне, – проговорил ребенок и задрожал всем телом.

Уже целые сутки, как виконт Андреа был в большом смущении.

Быстрое превращение Баккара сильно занимало его: он окончательно не мог дать себе отчета в том, что оно означало.

Когда Баккара вышла в будуар, она так хорошо изобразила на своем лице удивление, что даже сэр Вильямс был обманут ее игрой.

– А, так это вы, мой милый, – сказала она, улыбаясь, – прошу извинить, что заставила вас так долго ждать.

Сэр Вильямс был в недоумении от этой самоуверенности.

Баккара нагнулась к нему и потом быстро сказала:

– Господин виконт, вы, бывший всему виной и который теперь сделался праведником, вы, вероятно, будете ко мне снисходительны.

Виконт задрожал.

– Я любила Фернана, – продолжала тихо Баккара, – моя любовь воскресила меня, и я вернулась к добру. В тот же день, когда я узнала, что он любит подобную мне личность… я опять сделалась прежней Баккара.

Она протянула ему руку и добавила:

– Прощайте… теперь, с этого времени, нас разделяет пропасть. Вы меня более не увидите, но, вероятно, пожалеете обо мне?

Затем Баккара отступила назад и показала жестом, что не желает больше входить в какие-нибудь объяснения.

После этого она поторопилась обернуться к госпоже Сент-Альфонс и добавила скороговоркой:

– Ты едешь в лес?

Недоумевающий Андреа взял свою шляпу и, направившись к выходу, прошептал:

– Да простит вас бог, дитя мое!

И он вышел, почти уверенный в новом превращении Баккара.

Виконт Андреа уехал, а Баккара со своей подругой сели в ландо и быстро понеслись по улице Клиши, между тем как сэр Вильямс направился к Тюркуазе.

Это все происходило в начале февраля.

Весь блестящий Париж пользовался прелестным днем и выехал в Булонский лес.

Ландо, рысаки и красота двух женщин скоро привлекли всеобщее внимание.

Один из них иностранный граф Артов, другой – молодой барон де Манерв, друг бедного барона д’О, которого, как мы уже знаем, убили три года тому назад на дуэли.

– Будь я проклят, – вскричал барон де Манерв, – если эта очаровательная блондинка не Баккара!

И он так осадил лошадь, что она взвилась на дыбы.

– Что это за Баккара? – спросил его джентльмен, обменявшись быстрым поклоном с госпожой Сент-Альфонс.

Барон де Манерв взглянул на своего приятеля так, как бы посмотрели на водовоза, вошедшего в многолюдную залу Сен-Жерменского предместья.

– Но, мой милый, – заметил он вполголоса, – да откуда же вы?

– Черт возьми! – ответил ему очень наивно граф Артов. – Я из дому и вот уже шесть недель, как вернулся из-за границы.

– Все это так, но который же вам год?

– Двадцать, любезнейший барон.

– Ну, так вы были еще ребенком во время Баккара.

– Но, наконец, объясните мне, что это за Баккара?

– Мы сделаем вот что, – заметил барон, – повернем наших лошадей и поедем вслед за их ландо. Я расскажу вам ее историю, и потом, если вам вздумается, я представлю вас ей.

Граф, конечно, согласился, и оба всадника поехали за мчавшимся ландо.

Барон передал своему товарищу все, что знал сам о Баккара, бывшей любовнице барона д’О., не позабыв, конечно, добавить при этом, что она считалась львицей парижского контрабандного света, из-за которой застрелился не один человек.

– Но у ней не было сердца, – заметил граф.

– Как вы еще молоды, – пробормотал барон, пожимая плечами.

– Очень может быть.