В семнадцать мальчишеских лет - Владислав Гравишкис

Кива скатился со станка, вжал голову в плечи и запетлял между станками.

Первый бой

Членский красногвардейский билет № 175 выдан Златоустовской организацией РСДРП(б) Ипатову Ивану Ивановичу.

На станции стоял эшелон с чехами. Что-то случилось, и он задержался. Комендант станции Сергей Синяков ждал его отправления, чтобы идти домой — он устал за бесконечный день. В девять вечера к нему вошли два иностранных офицера.

— Я начальник чешского эшелона, — старший щелкнул каблуками. — Наш эшелон, к сожалению, отправляется только завтра.

— Чем могу быть полезен? — Синяков поднялся.

— Мы пришли предложить услуги своего оркестра.

— Играйте.

— Вы очень любезны, — старший опять щелкнул каблуками.

Они удалились.

Комендант станции был еще молод, любил мыслить возвышенно, и, не будь так сильно занят, писал бы стихи. Он глядел на непривычные для глаза мундиры, вкрапленные в толпу станционных жителей, и думал: «Теплый майский вечер дышит прохладой». Ветра не было, но это не имело значения.

Освободившись только к полуночи, он по пути завернул в клуб. Скамейки там были сдвинуты. «В зале — водоворот танцующих пар», — подумал он.

Оркестранты играли слаженно, и вечер казался веселым. Наблюдая за танцующими, он уловил, или скорее почувствовал, тревогу. «От переутомления», — подумал, но и дома ощущение тревоги не проходило.

Утром вскочил при первом скрипе — в комнату вошла мать и передала записку:

— Сережа, дежурный принес.

«Вот что рассеет туман моих предположений», — подумал и прочел в записке: «Челябинск захвачен белочехами». Отметил: почерк телеграфиста Ившина.

Оделся, плеснул в лицо из ковша, вышел. «Голова его была охвачена желанием узнать подробности», — думал по дороге на станцию.

Возле вагонов увидел вооруженных чехов. У аппарата стоял часовой.

— Почему он здесь? — Сергей спросил старшего телеграфиста.

— Начальник эшелона поставил.

— Пошлите за начальником.

Старший телеграфист подал телеграмму, в ней подтверждалось содержание записки. «На город, утонувший в горах, надвигается черная туча», — подумал и распорядился:

— Товарищ Ившин, узнайте положение на станции Полетаево.

Вошел начальник чешского эшелона.

— Зачем вы поставили часового? — спросил Синяков.

— Для порядка.

— Уберите его.

— Но прежде я должен по прямому проводу связаться через Челябинск с нашим штабом.

— Линия занята срочной работой. А то, что хотели передать, изложите в телеграмме.

— Вы хотите быть моим цензором?

— Как угодно.

Начальник эшелона ушел. Синяков связался с отделением эксплуатации и попросил не пропускать поезда из Челябинска — задерживать их в Миассе. Затем послал дежурного в станционный штаб Красной гвардии.

К восьми утра красногвардейцы обговорили захват чешского эшелона на случай, если белочехи откажутся сдать оружие. В девять часов комиссар тяги Георгий Щипицын под видом маневров вывел эшелон за семафор к выемке, где залег красногвардейский отряд. К эшелону направили парламентеров. Их встретили огнем. Пулеметчик Виктор Гордеев дал ответную очередь. Чехи развернулись в цепь.

Витька Шляхтин бежал из кузницы в прокатку и увидел пацана, кубарем скатившегося с Косотура. Оказавшись в заводе, пацан стал озираться.

— Тебе чего? — Рыжий примеривался, не дать ли пришельцу взбучку.

— Егора Са…Са… — задышливо пытался тот что-то сказать.

— Сажина, что ли?

Пацан кивнул головой и обернулся:

— Там стреляют…

Когда разыскали Сажина, парнишка пришел в себя и рассказал, что за горой идет бой и что белочехи теснят станционный отряд красногвардейцев, и что его, Петьку Зайцева, послал Алексей Карьков, а также, что пулеметчик Гордеев убит, а заменить его некем. У белочехов два пулемета и тьма народу.

Егор Филиппович отпустил мальца и наказал Витьке:

— Беги в оружейку, в машстрой и всем по пути говори: пусть в штаб бегут.

Рыжий круто повернулся и исчез.

Сажин поспешил в паросиловой. Там, в конторке, под часами фирмы Буре сидел старик Михайло Пашков. По этим часам он давал гудок к началу работы и в конце смены, может, лет семьдесят.

— А ну-ка, батя, попикай, — сказал Егор. — Народ поднять надо.

— Ишь ты, попикай — не баловство, матушки вы мои, — Михайло прикинулся глухим.

— Тревогу надо поднять.

— Ась? — старик повернулся ухом, — чегой-то?

— Наши с белыми за горой схватились.

— Ах ты, матушки вы мои, — и повис на рычаге.

В штабе городского отряда Ванюшка протиснулся вперед.

— Куда лезешь?

— Винтовку давай.

— Билет?

— Вот, — и Ванюшка раскрыл билет, где черным по белому было написано, что он, Ипатов Иван Иванович, является членом отряда Красной гвардии. И печать, и подпись — все как надо.

— Получай, следующий!

— Мне давай, — место Ванюшки заступил Витька Шляхтин.

— Билет.

— Дома забыл.

— Отходи, следующий…

Выбегали из штаба, строились. Виталий Ковшов был на коне. Гнедко приплясывал под ним — чуял опытную руку. Видно было, что Ковшов более деревенский житель, чем городской. На Большой Славянской он объехал отряд, поручил вести его Ванагу, а сам ускакал вперед.

Шли смежными улицами к Сатаевке, где Ай под прямым углом поворачивал влево.

Сатаевка — отрог Косотура — гора почти отвесная той стороной, которая обращена к заводу. С вершины ее было страшновато смотреть вниз, где, как в глубоком ущелье, бежала река и к каменистому подножью лепились домики однорядной улицы. Говорят, когда-то с вершины сорвалась лошадь, а к подножию долетел ее скелет.

Чехи закрепились на вершине. Подняться на гору нечего было и думать.

— В обход! — сдерживая Гнедка, скомандовал Ковшов.

Направились под прикрытием домов вдоль улицы.

— Кузницы обходи!

Красногвардейцы взбирались на гору с пологого места, отстреливались, на ходу перезаряжали винтовки. Ванаг вел свою часть отряда огородами, Жуковский — от кузниц, справа.

— Что с тобой, Павлов?

— Отвоевался.

— Беги в больницу.

Ванюшка опередил отряд, засел за каменную плиту и просунул винтовку в расщелину. Витька сидел за каменным выступом — ему так и не дали винтовку.

После одного из выстрелов Ванюшка увидел, как белочех споткнулся и рухнул наземь, а винтовка его отлетела в сторону. Мимо пробежал другой, волоча пулемет, — решил, очевидно, утвердиться на гребне. Витька задышал в самое ухо: дай стрельнуть.