Политическая история Римской империи - Циркин Юлий Беркович

27 октября 97 г. в храме Юпитера прошла торжественная церемония усыновления. Траян официально получил титул цезаря и был объявлен соправителем Нервы. Сенат передал ему высший империй над обеими германскими провинциями. Публичность и торжественность церемонии усыновления были восприняты как возвращение к традиционной открытости власти после того, как все подобного рода акты совершались в недрах императорского двора. Несколько позже Траян получил и трибунские полномочия, что делало его полноправным наследником главы Империи.

Траян родился в 53 г. в испанском городе Италике, куда его предки в свое время переселились из Италии. Его отец, как об этом уже говорилось, был известным военным командиром, соратником Веспасиана, воевавшим под его командованием в Иудее. В 70 г. победивший Веспасиан сделал его консулом-суффектом, а позже он был наместником нескольких провинций, в том числе родной Бетики. Другими провинциями, управляемыми Траяном-старшим, были Сирия и Азия, и за свои успехи в борьбе с парфянами он получил триумфальные отличия. По рождению Траян-старший был всадником и первым сенатором из своей фамилии. Его сын с юности принимал участие в различных военных операциях сначала под руководством отца, а затем и самостоятельно, проявив при этом значительные военные способности. В частности, он активно участвовал в войнах Домициана на Рейне и Дунае. Делал Траян-младший и гражданскую карьеру, будучи в 78 г. квестором, в 84 г. — претором, а в 91-м — ординарным консулом. Являясь наместником сначала Нижней Мезии, а затем Верхней Германии, он показал себя умелым администратором. Приобрел Траян авторитет и среди солдат. С Траяном на римский трон впервые должен был взойти представитель провинциальной знати.

1 января 98 г. Нерва и Траян вместе стали консулами[99], но 27 января Нерва умер и уже на следующий день был обожествлен. Траян, таким образом, становился единственным повелителем империи. Он стал августом и, как полагалось, принял расширенное имя Император Цезарь Нерва Траян Август[100]. Его подлинное родовое имя Ульпий в официальную номенклатуру не вошло, но сохранилось за всеми его родственниками. И когда Траян основывал свои колонии или создавал какие-либо сооружения, они получали имя Ульпия (Колония Ульпия в Дакии или базилика Ульпия в Риме).

Получив известие о смерти Нервы, Траян в Рим не поспешил. Какое-то время он выжидал, видимо, не зная, как отнесутся в Риме к новому императору, выходцу из провинции. Однако Рим принял это совершенно спокойно. По приказу Траяна были выпущены монеты с легендой PROVIDENTIA (Предвидение, предусмотрительность), которые должны были еще более упрочить положение нового императора подчеркиванием мудрости умершего принцепса, усыновившего Траяна. На реверсах монет появились фигуры умершего Нервы в тоге и Траяна в воинском облачении с оружием, ясно показывавшие и преемственность власти, и различие между чисто гражданским принцепсом, каким был покойный Нерва, и полководцем Траяном.

Траян. Мюнхен, глиптотека

Убедившись в прочности своего положения, Траян, передав власть в Верхней Германии своему земляку и дальнему родственнику Л. Юлию Урсу Сервиану, отправился на Дунай. С одной стороны, ему было важно убедиться в лояльности находившихся там командиров и солдат, а с другой — лично проинспектировать границу, ставшую в это время наиболее угрожаемой. На левом берегу Дуная росла мощь даков. Получив от Домициана деньги и инженеров, Децебал сумел укрепить свою страну и армию. Траян принял ряд мер по укреплению дунайской армии и озаботился постройкой дорог, по которым его легионы могли бы вторгнуться в Дакию. Возможно, что уже тогда он задумал поход в эту страну. Одновременно принцепс заменил прежнего легата Паннонии Пинария Цикатрикулу Сервианом, отозвав его из Верхней Германии. Хотя Цикатрикула никак не противопоставлял себя Траяну, тот все же решил обезопасить себя от возможного мятежа в Паннонии, поставив во главе нее более доверенного человека.

Только в октябре 99 г. Траян прибыл в Рим. Он вошел в город пешком в сопровождении друзей, некоторых сенаторов и всадников. Встречавшего его с речью сенатора он обнял и поцеловал. Этот жест должен был подчеркнуть новые взаимоотношения императора и сената, приверженность Траяна старым традициям, восходившим к республиканским временам. В честь прибытия в столицу Траян устроил грандиозные игры, сопровождавшиеся раздачами народу хлеба. Другими демонстративными жестами нового императора стали наказание еще сохранившихся доносчиков домициановского времени и убийство префекта претория Элиана, взбунтовавшего преторианцев против Нервы.

Во внутренней политике Траян в основном следовал курсу, проложенному Нервой. Он установил превосходные отношения с сенатом, чему способствовали как личные качества принцепса, так и изменения в составе сената. Траян принадлежал к тем провинциалам, которые, войдя в римскую элиту, прониклись римскими традициями и ценностями в еще большей степени, чем прирожденные римляне. Среди этих ценностей было и понятие свободы, теперь понимавшейся как безопасность и относительная свобода слова, по крайней мере для сенаторов, уважение к сенату как органу, воплощавшему римское государство. Личные качества Траяна, человека умеренного, либерального, обходительного, сняли противоречия, вызванные необузданным характером Домициана. С другой стороны, реформы Веспасиана и целенаправленные действия его преемников привели к радикальному изменению состава сената. В нем уменьшалось количество представителей староримской знати, которая могла бы чувствовать себя более или менее равной императору. Новые сенаторы, пришедшие из Италии и, особенно, из провинций, зависели от императора и требовали от него только уважения, безопасности и прислушивания к их требованиям, пожеланиям и высказываниям. Такого мудрого господина они и нашли в Траяне, поэтому сенат совершенно искренне присвоил ему титул «лучшего принцепса»[101]. После 114 г. и позже при восшествии на трон каждого нового императора сенат ему желал «быть счастливее Августа и лучше Траяна». Траян с удовольствием принял этот титул, с 114 г. ставший официальным и помещавшийся на монетах[102]. Он поднимал Траяна над его предшественниками, включая самого Августа. И Траян, и, может быть, сенаторы могли учитывать и религиозный аспект этого титула. Юпитер Капитолийский был Лучшим Величайшим. Став тоже «лучшим», император в какой-то степени приближался к верховному богу.

Свержение Домициана и приход к власти Нервы и Траяна идеологами сената рассматривались как возвращение к принципату после деспотизма. Внешним признаком такого возвращения и в то же время следования древним традициям явилось, например, выдвижение Траяном себя в качестве кандидата в консулы на очередной год, а не просто назначение себя, как было раньше. Когда, став единоличным правителем, Траян первые полтора года отсутствовал в Риме, он отказался от консульства, поскольку по республиканским традициям кандидат должен был лично представляться народу. Более того, его «избирали» консулом на центуриатных комициях, как это было и во времена республики, и при Августе. Хотя никто, разумеется, не сомневался в исходе выборов, император тщательно выдерживал всю их длительную процедуру. А став консулом, он клялся на форуме соблюдать законы, как это делали и другие сенаторы, занявшие эту должность. Свою ежегодно возобновляемую трибунскую власть Траян стал принимать 10 декабря, т. е. в тот день, когда в республиканские времена вступали в должность народные трибуны[103]. На комициях избирались и другие магистраты, и император без крайней необходимости не вмешивался в выборы. Восстанавливалось тайное голосование. И всеми этими актами, и собственным поведением, напоминавшим о полководцах и политических деятелях республиканского прошлого, Траян подчеркивал, что, в отличие от своих предшественников, он является в первую очередь римским гражданином, следующим традициям. Конечно, все это были лишь жесты, но они создавали определенную ауру якобы возвращения славного прошлого и создавали Траяну еще большую популярность и в обществе в целом, и в сенате. Закон об «оскорблении величества», который ранее становился главным орудием принцепсов в преследовании сенаторов, отменен не был, но более не применялся. Сенаторы, одни, может быть, искренне поверившие в возвращение свободы, другие явно из лицемерия, называли императора «одним из нас».