Сумеречный клинок - Макс Мах

— А теперь по порядку, — предложил Виктор, останавливая Керста, что называется, на полуслове. — Прежде чем вы, — сказал он холодно, сопровождая слова недвусмысленным в своей убедительности взглядом. — Прежде чем вы, мэтр Керст, выложите перед нами очередную порцию лжи, давайте разберемся с вашим прежним враньем. Глядишь, вам и не захочется продолжать в том же духе.

— Что вы хотите знать? — показалось Аде, или Сандер и впрямь дал слабину? Если так, это был первый случай, максимум — второй.

— Я предлагаю обсудить первую версию событий, которую вы соизволили изложить еще в Але, когда объясняли даме Адель причину спешного отъезда. Вы не против?

— Но я же уже…

— Не так скоро! — По-видимому, Виктор знал что-то такое, чего не знали другие. Во всяком случае, Тина взглянула на ди Крея с таким выражением, словно видела его впервые.

— Вы упомянули одно имя…

— Кого вы имеете в виду? — нахмурился Керст.

— Графа ди Рёйтера.

— А что с ним не так?

— Я хотел бы прояснить один вопрос. — Ди Крей говорил ровным голосом, и было не угадать, что за вопросы волнуют сейчас проводника и почему. — Является ли ди Рёйтер клиентом адвокатской конторы «Линт, Линт и Популар»?

— Нет, — признал после недолгой паузы Сандер Керст.

— Тогда почему вы его упомянули?

— Не знаю, — пожал плечами Сандер. — Я…

— Не врать! — Слова прозвучали, как удар хлыста, резко, опасно. — Итак?

— Была какая-то история, я не помню, право! Что-то про любовь… Я честно не знаю. Но я помню, что по возрасту он вполне мог быть отцом госпожи Ферен…

— А Захария Фокко мог? — вмешалась в обмен репликами Тина.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Керст.

— Знаете, — тихим голосом остановил его Ремт Сюртук. — Захария погиб тридцать два года назад, разве нет?

«Боже правый! Да что же, черт возьми, здесь происходит?»

— Верно, — кивнул Керст. — Давно знаете?

— Давно. — Сейчас Ремт был на удивление серьезен. — Сколько вам лет, госпожа Ферен?

— Восемнадцать.

— Тридцать два и восемнадцать, — кивнул Виктор. — А сколько лет вам, мастер Керст?

— Тридцать семь.

«Н-да…»

— А по виду и не скажешь, — сказала Ада вслух.

— Я молодо выгляжу.

— С чего бы это? — поднял бровь ди Крей.

— Оборотни старятся медленнее людей. — А вот этой реплики Ада от Тины никак не ожидала.

— Я не!.. — вскинулся было Керст.

— Вы, Сандер, верно, никогда не обращались! — Теперь и Ада сложила все кусочки головоломки. — Скорость реакции у вас как у оборотня в истинном облике. Такое случается иногда, хоть и редко. Но вы еще ни разу не перекидывались, вот и компенсации нет. Понимаете теперь, отчего вы в обморок грохнулись после поединка? Быстрый — не значит живой! И так случается.

— Дьявол! — выругался Керст.

— Продолжим, — предложила Тина. — Так чей отец Захария Фокко на самом деле?

— Мой, — вынужден был признать Сандер.

— А ваша мать?

— Вера Монк.

— И она? — вернулся к разговору ди Крей.

— Она умерла двадцать пять лет назад, но я в любом случае остаюсь незаконнорожденным. Меня не признают ни Фокко, ни Монки.

— Зачем же вы лгали? — Вопрос закономерный, но Аду сейчас больше интересовала Тина Ферен, все меньше походившая на ту девушку, какую дама аллер’Рипп знала в Але.

— А вы бы поверили мне, если бы я сказал, что вы наследница императорской короны?

— Пожалуй, нет.

— Вот в этом и суть…

— Возможно, вы не придаете таким вещам особого значения, мэтр Керст, но я простая необразованная девушка. Мне трудно угнаться за вашей стремительностью! Едва я успеваю привыкнуть к одному титулу, как тут же оказывается, что мне принадлежит другой. Я в растерянности…

Сейчас она снова превратилась в некрасивую девушку, но ди Крей не мог уже воспринимать Тину такой, какой видели ее его глаза. Перед внутренним взором, что бы ни творилось с ее внешностью, стоял совсем иной образ. Она была красавицей, и провались все пропадом!

«Здравомыслие! Сенсуализм![27] Научный подход!» — Виктор произносил мысленно эти мудреные слова с той интонацией, с которой выплевывают ругательства, но, разумеется, он держал себя в руках, и ни одно «движение чувств» не отразилось на его лице.

— Я успела побывать имперской графиней и герцогиней, кто же я теперь?

— Принцесса Зои Верн…

— Мило, — кивнула девушка. — Принцесса… То есть наследница престола, ведь именно это вы пытаетесь мне продать?

— Я ничего вам не продаю, барышня, — возразил полностью пришедший в себя Сандер Керст. — Просто потому, что вам нечем заплатить.

— Так ли? — Ухмылка маршала была полна скепсиса.

— Рассудите сами! — предложил частный поверенный. — Что мне за смысл дурить голову юной провинциалке? Деньги, страсть? Что у вас есть, Тина, что оправдало бы мои труды? Сокровища? Неземная красота? Что?

— Вот и я пытаюсь понять, что?! — Тина была задумчива, но не расстроена. У этой девушки, оказывается, очень крепкие нервы.

— Вот видите! — обрадованно воскликнул Керст, вставая с табурета.

— Не вижу причины для воодушевления, — остановил его маршал. — Госпожа Ферен всего лишь констатировала тот факт, что ваши мотивы ей непонятны. Однако не мне вам объяснять — ведь вы юрист, — что непроясненность мотивов не есть доказательство их отсутствия.

— О господи!

— Не поминайте Господа всуе! — остановил Керста Виктор, почувствовавший, что самое время вмешаться. — Вернемся к фактам!

— Охотно! — Керст демонстративно сел обратно на табурет и выжидательно посмотрел на ди Крея. — Я в вашем распоряжении, Виктор, спрашивайте!

— Давайте начнем с конца, — предложил Виктор. — Кто такая Зои Верн?

— Зои Верн — дочь императора Людвига.

— Но Людвиг IV бездетен, — возразила Адель, судя по голосу, неплохо знавшая «семейные обстоятельства» покойного императора. Наслышан был о них и Виктор.

— Считается бездетным, — сухо заметил Керст, выделив интонацией слово «считается», — пока не доказано обратное.

— Связь была публичной? — поинтересовался маршал.

— Вполне, — кивнул Керст. — Зои се Сен, дочь Вернона Гойстера л’Дъер герцога се Сен.

— Высокая брюнетка с карими глазами, — вспомнил Виктор. — Да, что-то такое…

— Я тоже ее помню, — кивнула Адель. — Видела пару раз на водах и в Ландскруне. Красивая женщина, и она действительно была близка с Людвигом. Вопрос лишь в том, насколько близка? При дворе шептались, что отношения между ней и императором были чисто платонические. «Она раздевается, а он смотрит на нее и плачет, вот и вся любовь!» — процитировала она кого-то, кого, по-видимому, знала в те годы.