Книга потерянных вещей - Джон Коннолли

книга, с которой мне не было бы стыдно быть похороненным – хотя, честно говоря, думаю, что предпочел бы, чтобы меня похоронили с книгой, которую я не писал и даже не читал.

Желательно длинной.

Это просто на всякий случай.

Джон Коннолли

Дублин, июнь 2016 года

Две сказки, действие которых происходит во вселенной «Книги потерянных вещей»

Примечание автора

Первая из этих сказок (мой вариант «Золушки») была написана в благодарность Грэму Гласмену, сыну моего американского редактора. Грэм один из первых прочел эту книгу и написал мне о ней, так что, придав немного легкомыслия старой истории, я выразил ему свою признательность. «Крысиный король» же, в свою очередь, – куда более мрачное произведение, написанное специально для этого издания.

Золушка

(вариант)

Жила-была в стародавние времена одна прекрасная девушка, которую звали Золушка. Жила она со своим отцом, поскольку мать ее давно умерла, так что старик души в ней не чаял и вконец разбаловал. Никто не осмеливался сказать Золушке, что она вовсе не самая замечательная, самая совершенная, самая милая девушка, нога которой когда-либо ступала по земле, и поэтому Золушка твердо уверилась, что так оно и есть. Хотя была она, дабы особо не заостряться на этой теме, довольно противной особой.

А потом вышло так, что отец ее встретил женщину, на которой женился, а у этой женщины уже были две свои дочери, и все они стали жить с Золушкой и ее отцом в их большом доме на холме над городом. Так вот: обе дочери были далеко не столь же красивыми и столь же безупречными, как Золушка. Честно говоря, обе были совершеннейшие простушки, а у одной из них один глаз располагался чуть выше другого, отчего казалось, будто она стоит на небольшом уклоне. Другая сестра была малость полновата и себе на беду больно уж любила хлеб с вареньем, хотя душа у нее была такая же добрая, как и у ее сестры.

Золушка просто-таки терпеть не могла их обеих. Она завидовала тому, что они отнимали время у ее отца – время, не так давно посвященное исключительно ей, и ей очень не нравилось, что приходится делить его привязанность с кем-то еще, хотя любви у него хватало на всех. Золушка сразу же сочла своих сводных сестер дурнушками – на том основании, что если они даже и не совсем уж уродины, то, по крайней мере, уродливей нее, а все в этом мире относительно. Золушка без устали поносила двух этих жалких девиц, которые не были ни замечательными, ни совершенными, ни милыми и никогда такими не станут, или принижать перед отцом свою злую мачеху – которая ни в коей мере не была злой, а просто считала Золушку избалованным капризным ребенком и относилась к ней соответственно, когда та плохо себя вела.

Прошел целый год, в течение которого Золушка вообще не работала по дому, а только целыми днями потчевала подробностями того, насколько тяжко ей живется, всех, кто был готов слушать, – и в их числе были пекарь, сапожник и портной, которые трудились в том же здании, что и ее отец, и которые только и ждали, когда же кто-нибудь сочинит про них детскую считалку (пусть даже крыльцо в их доме было не златое, а царей с королевичами между ними и не было).

В конце концов терпение у ее домочадцев лопнуло, и они поставили вопрос ребром, хотя и представили Золушке некоторый выбор. Хотя вообще-то выбирать там было особо не из чего. Все работу по дому, от которой она отлынивала, оценили как минимум в неделю уборки, готовки и наведения порядка, и сказали ей, что если каждый день в течение полугода она будет делать чуть больше, чем с нее причитается, – или же полностью возьмет на себя все домашние обязанности ровно на неделю, – то ее долг перед семьей будет закрыт. Тут еще надо сказать, что вдобавок ей пришлось бы пропустить и бал у принца в наказание за свою лень и вредность – факт, побудивший Золушку затопать ногами, разрыдаться и вообще повести себя как самая настоящая матерая скандалистка.

В итоге она решила разделаться с этой своей задолженностью всего за одну неделю, поскольку была из тех девушек, которым ненавистна мысль о том, что придется каждый день приносить какую-то пользу в течение достаточно долгого времени. Хотя на самом-то деле она вообще почти ничего не делала, а просто сидела на кухне, стеная о том, насколько жестоко ее ужасная родня с ней обращается. По прошествии шести дней, в течение которых ее семья изо всех сил старалась не обращать на нее внимания, лишь наблюдая за тем, как копятся пыль и грязь, и питаясь пирогами, купленными у пекаря, случайно пролетавшая мимо фея-крестная услышала стенания Золушки и возникла перед ней на кухне.

– Что печалит тебя, дитя мое? – спросила фея.

– Моя матушка умерла, а мой отец снова женился, – всхлипывая, ответила Золушка, – и вот теперь его новая семья вынуждает меня проводить свои дни в одиночестве на этой кухне!

Что было чистейшей правдой с одной стороны, но полной неправдой с другой.

– Какой кошмар! – возмутилась старушка-фея, которая была хоть и добрая душа, но отнюдь не семи пядей во лбу.

– Но что еще хуже, – продолжала Золушка, – так это что сегодня вечером в замке у принца будет бал и мне не позволят туда пойти! Мои сводные сестры завидуют мне. Они боятся, что принц увидит меня, влюбится и наконец освободит меня от их тирании!

Тут даже добрая фея подумала, что Золушка малость перегнула палку. Да, Золушка была вполне себе симпатичной, но, как известно, у принцев очень высокие стандарты касательно таких вещей, и никакой девушке не стоит проникаться уверенностью, что она так вот запросто завоюет сердце принца. Тем не менее добрая фея все-таки оказала Золушке некоторый кредит доверия – на том основании, что та была несколько травмирована сложившимися обстоятельствами.

– Ты пойдешь на этот бал, Золушка, – пообещала добрая фея.

– Но как? – вопросила та. – Мне совсем нечего надеть, кроме вот этого изодранного платья!

Платье на ней и вправду было изрядно поношенным, но только потому, что она выбрала в своем гардеробе самое старое и ветхое платье, чтобы носить его на кухне, пусть даже и не собиралась там трудиться. Так что фея-крестная, взмахнув волшебной палочкой, подарила Золушке красивое платье и быстренько превратила пару испуганных мышей в лошадей, а тыкву – в карету, которая отчетливо пахла тыквой –