Сумеречный дозор - Сергей Лукьяненко

— И чем же он так хорош? — заинтересовался я.

— Ну… — Лас вновь наполнил рюмочки, теперь чуть щедрее. — На территории Саратова испокон веков жили люди. Этим он выгодно отличается от районов крайнего Севера и приравненных к ним. В царские времена там была губерния, но отсталая, недаром Чацкий говорил "В глушь, в Саратов!» Ныне же это — промышленный и культурный центр региона, крупный железнодорожный узел.

— Ну-ну, — осторожно сказал я. Непонятно было, всерьез он говорит, или просто несет пургу, в которой слово «Саратов» легко заменить на «Кострому», «Ростов» или любой другой город.

— Самое ценное — крупный железнодорожный узел, — пояснил Лас. — Перекушу в каком-нибудь «Макдональдс» — и в обратный путь. Еще там есть старинный собор, непременно его осмотрю. Не зря же я ехал?

Да, все-таки наш неведомый противник переосторожничал. Внушение было слишком слабым и развеялось за сутки.

— Слушай, а с чего ты все-таки сорвался в Казахстан? — осторожно спросил я.

— Говорю же — просто так, — вздохнул Лас.

— Совсем-совсем просто так?

— Ну… сижу, никого не трогаю, струны на гитаре меняю. Вдруг звонок. Номером ошиблись, искали какого-то казаха… даже имени не запомнил. Я трубку положил, стал размышлять, сколько в Москве живет казахов. А у меня как раз на гитаре две струны было, как на домбре, я их подтянул и стал тренькать. Смешно так вышло. Мелодия какая-то получилось… навязчивая такая, притягательная. И думаю — дай съезжу в Казахстан!

— Мелодия? — уточнил я.

— Ага. Притягательная такая, зовущая. Степи, кумыс, все такое…

Неужели, все-таки, Витезслав? Магия обычно незаметна для простого человека. Но магия вампиров — это что-то среднее между полноценной магией и очень сильным гипнозом. Она нуждается во взгляде, звуке, прикосновении — каком-то, пусть самом крошечном контакте вампира и человека. И она оставляет след — ощущение взгляда, звука, прикосновения…

Старый вампир надул всех нас?

— Антон, — задумчиво сказал Лас. — А ведь ты не молоком торгуешь.

Я смолчал.

— Будь на мне что-нибудь, интересное ФСБ, я бы уссался от страха, — продолжил Лас. — Только мне кажется, тут и ФСБ впору испугаться.

— Давай не станем углубляться в этот вопрос? — предложил я. — Так будет лучше.

— Угу, — быстро согласился Лас. — Верно. Так что мне, выходить в Саратове?

— Выходи и вали домой, — кивнул я, вставая. — Спасибо за коньяк.

— Слушаюсь, — сказал Лас. — Всегда рад помочь.

Ерничает ли он — было непонятно. Видимо, у некоторых людей такая манера говорить получается автоматически.

Обменявшись с Ласом в меру торжественным рукопожатием, я вышел в коридор и двинулся в наш вагон.

Итак — Витезслав? Ай да умник… ай да проверенный сотрудник Инквизиции!

Меня распирал азарт. Ясное дело, усилившись до невообразимости Витезслав способен маскироваться под кого угодно. Хоть под этого сопливого ребенка двух лет от роду, осторожно выглядывающего из родного купе. Хоть под толстую девицу с невообразимо огромными золотыми серьгами. Хоть под проводника, лебезящего перед Эдгаром — да почему бы и нет?

Даже под самого Эдгара или Костю…

Я остановился, глядя на Инквизитора и вампира, стоящих в коридоре напротив нашего купе. А если и впрямь…

Нет, стоп. Это уже безумие. Все возможно, но не все случается. Я — это я, Эдгар — это Эдгар, Витезслав — это Витезслав. Иначе работать невозможно.

— Есть информация, — сказал я, вставая между Костей и Эдгаром.

— Ну? — Эдгар кивнул.

— На Ласа воздействовал вампир. Он вспоминает… что-то вроде музыки, позвавшей его в дорогу.

— Как поэтично, — фыркнул Эдгар. Но улыбаться не стал, а одобрительно кивнул: — Музыка? Очень похоже на кровосо… извини, Костя. На вампиров.

— Можешь сказать политкорректно: «на гемоглобинозависимых», — одними губами улыбнулся Костя.

— Гемоглобин тут не при чем, сам знаешь, — отрезал Эдгар. — Что ж. Это ниточка. — Он вдруг заулыбался и похлопал меня по плечу: — А ты упрямый. Что ж, у поезда есть шанс. Подождите меня здесь.

Эдгар быстро двинулся по коридору. Я решил было, что к своим бойцам, но Эдгар вошел в купе начальника поезда и закрыл дверь.

— Что он задумал? — спросил Костя.

— А я знаю? — я покосился на парня. — Возможно, есть какие-то особые заклинания для выявления вампиров?

— Нет, — отрезал Костя. — Все как у прочих Иных. Если Витезслав скрывается среди людей — никакими заклинаниями его не прошибить. Глупость какая…

Он занервничал — и я его понимал. Все-таки тяжело принадлежать к самому отверженному меньшинству мира Иных — и охотиться на своего собрата. Как он мне однажды сказал… молодому, глупому, отважному охотнику на вампиров: «Нас очень мало. Когда кто-то уходит, мы сразу это чувствуем».

— Костя, а ты почувствовал смерть Витезслава?

— Ты о чем, Антон?

— Ты когда-то говорил, что вы чувствуете смерть… своих.

— Чувствуем, если вампир лицензированный. Когда убивает регистрационная печать — отдачей всех в округе скручивает. У Витезслава печати не было.

— Но Эдгар явно что-то придумал, — пробормотал я. — Какие-нибудь инквизиторские штучки?

— Наверное, — Костя сморщился. — Почему так, Антон? Почему нас единственных постоянно травят… даже свои? Темные маги тоже убивают!

Он вдруг заговорил со мной как раньше. Как будучи еще невинным мальчишкой-вампиром… хотя, какая уж невинность у вампира?

И это было ужасно, это выворачивало меня наизнанку — проклятые вопросы и проклятая предопределенность, но уже от того, кто перешел границу. Кто стал охотиться и убивать…

— Вы убиваете… ради пищи, — сказал я.

— А ради власти, ради денег, ради забавы — более благородно? — горько спросил Костя. Повернулся ко мне, заглянул в глаза: — Почему ты со мной так разговариваешь… брезгливо? Когда-то мы были друзьями. Что изменилось?

— Ты стал Высшим вампиром.

— И что с того?

— Я знаю, как вампиры становятся Высшими, Костя.

Несколько секунд он смотрел мне в глаза. А потом начал улыбаться. Той самой, вампирской улыбочкой — вроде бы и нет еще никаких клыков во рту, а уже чувствуешь их на горле.

— Ах, да… Надо пить кровь невинных девушек и детей, убивать их… Старый, классический рецепт. Так стал Высшим старина Витезслав… Ты хочешь сказать, что ни разу не заглянул в мое досье?

— Нет, — ответил я.

Он даже обмяк. И улыбка стала жалкой, растерянной.

— Совсем ни разу?

— Нет, — уже понимая, что когда-то и в чем-то ошибся, ответил я.