Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Александр Тарасов

КПРФ надо бы молиться на Кремль и Суркова: «думским переворотом» партии преподнесен подарок.

Кремлевский план создания двух-, трехпартийной системы предусматривал существование на левом фланге крупной умеренной управляемой оппозиционной партии. Попытки назначить на роль такой партии селезневскую «Россию» или социал-демократов закончились явным провалом. Остается только КПРФ. Но КПРФ дискредитировала себя в глазах собственного избирателя соглашательством с властью — и «пакетным соглашением» по парламентским комиссиям, и длительной «конструктивной поддержкой» режима, и восторгами, которые печатно изливал в адрес Путина со страниц «Советской России» побывавший в Кремле Чикин (кстати сказать, еще долго после того как Путина перестал хвалить принимавшийся вместе с Чикиным в Кремле Проханов). КПРФ рискует на следующих выборах набрать слишком мало голосов. Поэтому ей надо придать статус «обиженной» и заставить ее стать более оппозиционной. Иначе не известно, кому отдаст голоса левооппозиционный электорат. А вдруг кому-то новому и неуправляемому?

Как бы поступили сегодня на месте КПРФ ее латиноамериканские двойники — апристы и перонисты? Ушли бы из парламента, громко хлопнув дверью. И вывели бы на улицы своих сторонников, устроили бы массовые беспорядки, добиваясь если не смены режима, то новых парламентских выборов. А если бы власть применила силу — создали бы партизанское движение. Между прочим, такая тактика не раз приводила к успеху.

Совершенно очевидно, что КПРФ на такое не способна. У КПРФ нет сторонников, готовых драться с полицией. КПРФ боится сегодня выборов, ее лидеры знают о катастрофическом падении популярности партии.

В принципе уход из Думы КПРФ и ее союзников и массированная кампания давления на Кремль со стороны «красных губернаторов» и «красных директоров» в регионах могли бы сделать страну настолько неуправляемой, что у Кремля не оставалось бы иного выхода, кроме досрочных парламентских выборов. А выборы пришлись бы на осень, то есть как раз на время американской (натовской) операции против Ирака. Активизация американской (натовской) военной машины всегда поднимает в России мощную волну антизападных настроений. Оседлать эту волну во время предвыборной кампании — плевое дело. Но для осуществления столь хитроумного плана у руководства КПРФ не хватит ни интеллектуальных способностей, ни смелости.

Весь пар уйдет в свисток на майских демонстрациях.[547]

7 апреля 2002

Свой своя не познаша

В № 48 «Рабочего вестника» была перепечатана моя статья «Политическая импотенция неизлечима»[548] Борис Ихлов написал к ней комментарий. В результате я вынужден писать комментарий на этот комментарий.

Начну с главного: во всех своих исходных положениях Ихлов прав. Прав, когда говорит, что нельзя осуществить революцию в любой момент и, как он выражается, «на каком угодно уровне развития производства». Прав, настаивая на том, что наемный работник сам должен бороться за свое освобождение, не передоверяя это каким-то партиям (неважно, хорошим или плохим). Прав, когда говорит, что строй, существовавший в СССР, никакого отношения к социализму не имел. Прав, наконец, когда говорит (это, правда, не из данного комментария, а из других статей Ихлова, но к обсуждаемой теме имеет самое прямое отношение), что главный классовый интерес класса наемных работников — это уничтожение наемного труда и, как следствие, уничтожение класса наемных работников как общественного явления.

Так для чего же я пишу «комментарий на комментарий»? Для того чтобы снять недоразумения, во-первых, и подчеркнуть несовпадения в позициях, во-вторых.

Итак, во-первых, Б. Ихлов не понял жанра моей статьи. Я вовсе не «обвинял» КПРФ. В левой традиции обвинять тех, кого хочешь изменить: дескать, такая-то группа (такой-то человек) ведет неверную линию. Смысл и задача таких обвинений: нужно изменить линию на правильную — и все будет хорошо. Мне же глубоко плевать на КПРФ. Не хочу никаких изменений в этом болоте. Хочу отсутствия самого болота. Чем быстрее КПРФ (ВКП(б), ВКПБ, РКП, РКРП, СКП — КПСС и т. д., и т. д., и т. д., и т. д.) будет уничтожена — тем лучше.

Я писал статью вовсе не для «Рабочего вестника». Я писал статью разъяснительного характера для людей, которые не имеют представления о том, что такое КПРФ на самом деле, и все еще считают ее чуть ли не большевистской партией образца 1917 г. Б. Ихлов на 10 порядков грамотнее и компетентнее этих людей. Так же как и другие авторы «Рабочего вестника» и, как мне кажется, большинство его читателей (во всяком случае, постоянных). Ихлов, собственно, мог просто не печатать мою статью в «Рабочем вестнике».

Это, повторяю, во-первых.

Во-вторых же, с некоторыми положениями Ихлова я решительно не согласен.

Не согласен, в частности, с его представлением о том, что такое революционная организация. Он почему-то полагает, что организация, которая говорит о необходимости революции, это обязательно путчистская организация, то есть такая, которая требует совершить революцию с сегодня на завтра. А вот и нет. Это такая организация, которая ставит совершение революции своей стратегической целью. Путчизм здесь ни при чем. Когда я писал, что КПРФ — партия нереволюционная, я лишь констатировал тот факт, что КПРФ в принципе отрицает революцию, отрицает вообще, всегда — и это зафиксировано в «чеканной» формуле Зюганова «лимит на революции исчерпан». Коммунист же, отрицающий революцию, — это уже не коммунист. Вот и все. Мне кажется, Б. Ихлов просто меня не понял. То есть прочитал не то, что написано, а то, что, как ему показалось, написано. (Это, впрочем, часто бывает.)

Здесь, однако, мы выруливаем на один принципиальный вопрос. Большевики, конечно, не осуществили социалистической революции — потому, что объективно не могли этого сделать: развитие средств производства не достигло еще такого уровня, чтобы можно было перейти к социализму. Но это не повод предавать большевиков анафеме: не поставив социального эксперимента, они (а следовательно, и мы) не могли выяснить, что дело вовсе не в частной собственности на средства производства (как традиционно учили социал-демократические вожди), а в самом индустриальном способе производства. Без социального эксперимента, без Октябрьской революции можно было без конца заниматься болтовней и «теоретизированием». И на каждую теорию находилась бы контртеория. Между тем, только практика — критерий истины. То есть теории надо проверять (подтверждать или опровергать) экспериментом. Это относится не только к физике, но и к социальным наукам. То, что мы теперь знаем, что пролетарская революция не способна породить социалистический строй, а способна породить только суперэтатизм (во всяком случае, везде породила только это), — заслуга большевиков, грандиозный вклад большевиков в общечеловеческое знание, в мировую социальную науку, вклад, за который сами большевики заплатили практически поголовно своими жизнями (через двадцать лет после Октябрьской революции).

Я убежден, что Ихлов и сам понимает: в России революция победила, а в Германии проиграла, в частности, и потому, что российские социал-демократы (большевики) были революционной партией, а немецкие социал-демократы — нет. В России социал-демократы твердили как заклинание: «социальная революция», а в Германии социал-демократы говорили: «парламент». За что и получили фашизм. Именно перспективу нельзя терять, если ты противник капитализма. Перспективой же для сторонников социалистической идеологии является коммунизм (социализм), а не всеобщее избирательное право, не пропорциональное представительство в парламенте и не классовый мир («социальное партнерство» между угнетенными и угнетателями). Если же, как получается у Ихлова (надеюсь, помимо его воли), говорить только «нет условий для революции, нет условий для революции», революция никогда и не произойдет. Поскольку революцию творят люди (субъективный фактор, как помнит, надеюсь, Ихлов). А люди, не верящие в революцию и не готовые к ней, революцию не совершат никогда — даже если «исторический процесс» подсунет им двадцать революционных ситуаций кряду.

Вообще, если не ставить в качестве цели революцию, что остается? Реформа. Что такое реформа? Улучшение существующих условий, то есть капитализма. То есть борьба за такие изменения, которые, не затрагивая основ капитализма как строя (частной собственности на средства производства, наемного труда, эксплуатации, имущественного и социального неравенства и т. п.), давали бы возможность наемным работникам примиряться с капитализмом, то есть со своим неравноправным, подчиненным положением, положением эксплуатируемого «быдла». То есть реформа — это система мер, направленных на стабилизацию капитализма, усиление его и упрочение.