Товстоногов - Елена Владимировна Семёнова

он отмечал, что лучше было сняться в трех – пяти лентах и сыграть в нескольких спектаклях… Когда Олегу Ивановичу пришлось изображать одного из безликих персонажей советской театральной обязаловки «Протокол одного заседания» Гельмана, он презрительно бросил: «Не будем же мы это за роль считать?» Правда, его сын, Юрий, говорил потом, что именно после этой постановки понял, насколько великий актер его отец: «Играть нечего, а он сыграл!»

С юношеских фотографий Борисова на нас смотрит лучезарно улыбающийся человек, человек-солнце, беспечный, сияющий. На фотографиях зрелых лежит печать скорби, иногда даже жесткости. Что стало причиной такой перемены в актере, как будто бы не обделенном ролями ни в театре, ни в кино? Болезнь собственная, с которой мужественно боролся он 17 лет, не давая себе поблажек, не жалуясь, даже не ставя в известность о ней режиссеров и партнеров, с которыми работал… Болезнь единственного сына, с которым всегда были они как одно целое, понимали друг друга без слов, с детского голоса которого он учил свои роли… Предательство коллег…

Детство Олега Ивановича прошло в ярославской деревне Карабиха. Отец был директором сельхозтехникума, мать – агрономом. В годы война Борисов-старший отправился на фронт, был тяжело контужен. Семья была эвакуирована в Чимкент, где Олег работал в колхозе на лесопилке, а затем освоил управление трактором. После войны Борисовы обосновались в подмосковном поселке фабрики «Победа труда». Жили очень бедно, парень не имел иной обуви, кроме кирзовых сапог, и весьма скверно учился, так как нужно было помогать родителям по хозяйству. «Если бы на экзаменах нужно было сдавать столярное ремесло, паяльное, лудильное, парикмахерское – это были бы пятерки», – вспоминал актер. Но сдавать нужно было совсем другие предметы. И если по русскому языку с трудом натягивалась тройка, то с точными науками все обстояло совсем плачевно. Тем не менее Олег тянулся к искусству, играл в школьной самодеятельности. Увидев парня… в роли убийцы Кирова, учитель математики сказал:

– Я не хочу портить тебе жизнь. Из тебя может вырасти хороший комик. На экзамене я подсуну тебе билет, который ты заранее выучишь наизусть, и поставлю тебе тройку. Но ты в тот же вечер на костре сожжешь все учебники по математике и дашь клятву, что больше никогда к точным наукам не прикоснешься. Ты слышал – клятву! Будешь пересчитывать зарплату – на это твоих знаний хватит!

Борисов все исполнил в точности и, кое-как получив аттестат зрелости, отправился в Москву, где без подобного шулерства неожиданно сумел поступить в Московский институт востоковедения на японское отделение. Вот только не влекла юношу серьезная научная стезя, и, забрав документы, он с легкостью поступил в Школу-студию МХАТ.

Кирзовые сапоги, волжское окание, манеры шпаны, которая была его подростковой компанией…

– Пора бы уже сменить кирзу! – посоветовали в институте.

– Рад бы, да не на что!

Манеры будущим артистам преподавала княгиня Волконская… Однажды она спустилась к студентам в столовую:

– Можно поприсутствовать? Я бы хотела разделить с вами трапезу. Не против?

Трапеза состояла из толстых, синюшных макарон. «Она сначала улыбалась, пока макароны остывали, а мы от неожиданности, голодные, между собой переглядывались, – вспоминал Олег Иванович. – “Знаете, как у Чехова?.. ‘По-моему, наши русские макароны лучше, чем италианские. Я вам докажу! Однажды в Ницце мне подали севрюги, так я чуть не зарыдала!’ ” – процитировала она и начала аккуратнейшим образом заворачивать макароны на вилку. Ей эта процедура не давалась – макароны, напоминавшие переваренную лапшу, слетали обратно в тарелку. “Вот видите, доказать, что наши макароны лучше италианских, мне пока не удается”, – и отставила от себя тарелку. Я сидел рядом с ней. Поймал ее взгляд на моих черных, неаккуратно срезанных ногтях. Ту руку, которая была ближе к ней, тут же убрал в карман, другая держала на весу вилку с макаронами. “Вам нечего стыдиться своих ногтей, – поспешила успокоить княгиня. – Вы, наверное, успеваете еще работать в саду… Вот если бы вы содержали или посещали какой-нибудь салон, вам бы пришлось отпустить длинные ногти. Длинные настолько, чтобы они только могли держаться, и прицепить в виде запонок блюдечки, чтобы на протяжении всего вечера нельзя бы было пошевелить руками. Помните, что говорит Облонский Левину: ‘В чем цель любого образования – изо всего сделать наслаждение!..’ ” <…> Елизавета Григорьевна, еще раз попробовав намотать макароны, вскоре от этой затеи вовсе отказалась и попросила каши. Мы ждали с замиранием сердца. “По-моему, гречневая каша – тоже очень изысканное блюдо. Грубая пища вообще полезна…” – сказала она, но мы уже не дождались, когда она донесет свою ложку до тарелки. Мы стремительно заглотнули свои макароны (секунд за 30–40 нами опустошалось любое блюдо, особенно мной и Брянцевым), а княгиня Волконская еще только тянулась к своей каше. Мы урчали, втягивали не только макароны, но и воздух. Она снисходительно реагировала на наш стук вилками: “Боже мой, разве я вас так учила?! Пусть это и не суп прентаньер, и не тюрбо сос Бомарше… Будьте осторожны, Борисов, не проглотите свои пальцы!” Когда в конце трапезы я громко попросил “поджарить нам воды” (имелось в виду – подогреть чай), Елизавета Григорьевна не выдержала и убежала со словами: “Фуй, Борисов, этого от вас я не ожидала!”».

Такой «моветон» не мешал Олегу Ивановичу быть в числе лучших учеников. По окончании Школы-студии он был распределен в Киев в Театр русской драмы имени Леси Украинки.

«“Голохвостым” я и приехал в Киев», – вспоминал актер. И едва приехав, влюбился – однажды и на всю жизнь. Да сперва не в живую девушку, а в фотокарточку, которую увидел в гримуборной своей коллеги по театру.

«Сразу осенило: Настасья Филипповна и князь. Он держит в руках ее портрет… Нет, она не Настасья Филипповна, скорее – Настенька из “Белых ночей”, но удивительно то, что ассоциация петербургская! Как предзнаменование», – вспоминал Борисов. Он тотчас попросил коллегу представить себя подруге, но получил ответ:

– Даже и не думай. Это дочь бывшего директора Русской драмы, он еще и в Театре Франко был директором. Алла только что поступила в университет на журналистику, и Латынский с нее не слезет – будет требовать красного диплома. Он строгий!

– Разве это имеет значение, чья она дочь?

– Имеет. Алла – моя подруга. Она очень рафинированная, не как все… Если хочешь знать, она еще и недотрога…

И все же Борисов добился знакомства с покорившей его с первого взгляда девушкой. И затем целых три года ухаживал за ней. С тем, чтобы затем прожить всю оставшуюся жизнь – 40 лет…

День свадьбы был в семье Борисовых главным праздником, который отмечался только дома. Олег Иванович был неприхотлив в