Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

— Я не оцениваю уместность отношения к гражданским лицам личным составом, выполняющим мой приказ. Моя задача забрать научную группу из Франции, а так же перевести ее и оснащение на остров. Меня не волнуют имена. Меня волнует число людей, которых я должен доставить в целости и сохранности. Оно записано в документах вашего ответственного лица. Насколько мне известно, миссия экспедиции должна насчитывать семь человек. Но я вижу перед собой только шесть. К тому же в моих бумагах, — он протягивает руку, и тот самый испуганный солдат быстро вручает ему папку.

Сан открывает ее с таким видом, будто мы контрабанда, которую он не хочет перевозить.

Кто ты? Куда делся мужчина, которого я знала?

— Здесь значится, что старший куратор миссии — мужчина тридцати пяти лет, и его имя Юджин Попов. Он… — Сан достает фото Женьки, и поворачивает ко мне. — Он не похож на вас, госпожа. Вы не находите?

— Действительно не похож, — нарочно делаю ударение на последнем, и смотрю ему в глаза.

"Он кореец, Вера. Ими можно увлечься, но они никогда не станут воспринимать белую женщину всерьез. Никогда. Запомни это."

Сейчас эти слова Жени приходятся, как нельзя кстати. Действительно. Чего я ждала? Чего же я ждала? Вероятно, не такого жгучего холода. Настоящего, и леденящего.

Ведь, сбегая, в глубине души продолжала ждать нашей новой встречи. Я мечтала о ней по ночам, когда позволяла себе… мечтать хотя бы пару минут.

Пора прекратить мечтать.

Глава 12

"Мы жили вне времени. Если все затоплено чувством, места для времени не остается".

©Эрих Мария Ремарк. Ночь в Лиссабоне

Она стоит прямо передо мной. Я смотрю в ее глаза, вижу ее лицо, понимаю, что это она.

Но больше не стану делать шаг навстречу.

Изо всех сил убеждаю себя, что это не сработало дважды. Заставляю себя думать, что идея опять пойти на поводу легкомыслия, встретив эту женщину, — скверная затея.

Будет больно. Снова.

Уверенность, что Вера и в этот раз выберет все, что угодно, но не меня, не отпускает.

Хотя, это сейчас я такой храбрый. Ведь стою, как под кайфом, и насыщаюсь тем, что вижу. Еще не понимаю, что все происходит взаправду. Не верю до конца, что мы снова смотрим друг другу в глаза.

Воистину — судьба безжалостна. Когда она делает выбор — решает за нас.

Кажется, пространство сужается до светлых глаз напротив. Я продолжаю слушать ее отповедь, а сам вспоминаю, как однажды в небесах, увидел почти невозможное. То, что обычно встречаешь только на земле. Фата Моргана — мираж, оптическая иллюзия, которая ускользает так же быстро, как и появляется. Однако, сумевший ее увидеть, навсегда станет хранить этот момент в памяти.

Сейчас я смотрю на свою личную Фата Моргану. Она появилась дважды, и дважды исчезла. Но… Все же мираж — это мираж.

В третий раз, он исчезнет точно так же.

Вера говорит иначе, она выглядит иначе, но смотрит так же. Этого не скрыть. Отвечая на ее вызывающий выпад, замечаю смятение и неприятие в ее взгляде.

Она же не думала, что я идиот?

Едва сдерживаю улыбку. Вера забавная, и правда, стала выглядеть намного увереннее. В голосе чувствуется упрямство. Он поставлен хорошо, как и выражение ее лица суровое.

Интересно: она эмоции скрывает намеренно, как и я, или действительно разочарована таким приемом?

— Вы продолжите вести со мной авторитарный разговор, или ограничитесь молчаливой беседой, как сейчас? Я же вам вопрос задала? — нахохлившись, Вера становится в позу.

Ее ребятки, похоже, рады такой защитнице. Возникает закономерный вопрос: зачем от нас кого-то защищать, если здесь для защиты мы?

— Ю Чоль, — не отводя от нее взгляда, сухо и резко произношу. — Готовь гражданских к взлету.

— Есть, — парень, не теряя времени, принимается за подготовку посадочных мест вдоль левой стороны салона.

— Вы можете хотя бы говорить на английском? Мои аспиранты не знают корейского?

Вера с вызовом приподнимает лицо, а я осматриваю ее "аспирантов". Справа стоит парочка. В этом нет сомнений. Девушка держится близко к парню, он заслоняет ее собой и смотрит с вызовом. С ними будут проблемы в расположении. Придется расселить от греха подальше. Слева еще двое парней и девочка в очках. Она меня беспокоит больше всего. Смотрит цепко, машет головой по сторонам, изучая салон машины. Пытливо прищуривается, явно анализируя, куда попала. С ней будет больше головной боли, чем с молодыми людьми в отношениях. Залезет не в свое дело, и придется разгребать проблемы из-за чрезмерной любознательности. С двумя оставшимися парнями может приключиться только одна беда — гулянки в запрещенных квадратах, ради поисков приключений.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Могу, конечно, госпожа. Но, увы, под вас подстраиваться никто не будет. Приказы отдавать я обязан на родном языке, а не на том, который удобен вам, — сухо ответив, протягиваю к ней раскрытую ладонь.

Вера, выслушав ответ, сперва впадает в ярость. Сжимает челюсть, со злостью осматривает, но следом, в недоумении замирает, уставившись на мою руку.

Вдоволь насмотревшись, и с явной дрожью, она вскидывает взгляд с немым вопросом.

Мне бы не смотреть на нее с таким вызовом, не прикидываться, что мы чужие. Ведь это блажь и самообман.

— Документы, госпожа. На подпись. От вас. Вы же за этим командира воздушного судна искали? — говорю четко, но голос становится грубее.

Всему виной строптивица напротив. Как бы я хотел прямо сейчас еще раз "поговорить".

Дурак, надеялся, что чувства остыли. Они то, может, и стали более здравыми, но вот желание обладать этой женщиной не делось никуда.

Вера — мой приговор.

— Прошу, — она немедленно протягивает светлую папку.

Я намеренно обхватываю ее пальцы, когда забираю бумаги. Не могу удержаться. Хочу прикоснуться хотя бы так. Украдкой. Опять воровато. Прикосновение производит болезненный эффект. Для меня, естественно. Вера же одергивает руку, как от прокаженного, и сразу прячет взгляд.

Стыдно? Или совестно, что ни разу даже не позвонила? Собственные мысли поражают холодом и сарказмом. Меня бесит ее фамилия в бумагах, убивает ее напуская раздражительность и холод.

Она живет с ним? Или нет? Это первое, что приходит в голову, когда я замечаю ее реакцию на простое соприкосновение наших пальцев.

Что будет, если я позволю большее? Если напрочь забуду о стыде?

А ведь я прятал именно эти мысли два года. Гнал от себя ревность, ведь знал — если она осталась с ним, значит, так правильно. Она поступила правильно. Наверное, потому мои чувства стали глубже. Так должно быть. Оправдать нашу связь его недугом можно было ровно до того момента, пока не стало известно, что ее муж способен выкарабкаться, и стать на ноги. Она это узнала от меня, ведь я не был намерен становиться уродом. Не собирался разрушать ее жизнь с мужем, нашей мимолетной связью.

Любовь супругов — не все равно, что влюбленность и влечение. Это чувство глубже. Я знал, какого оно на вкус. Знал, и оберегал, как мог.

Значит, ревность — результат моего голода.

Я не болен Верой, я ею голоден.

Однако смотря на нее, вижу, что передо мной действительно чужая жена.

В последний раз взглянув, достаю ручку из нагрудного кармана, и быстро подписываю бумаги.

— Прошу, госпожа, — отдав их, специально не смотрю ей в глаза.

Мираж — это всегда мираж.

— Ваши посадочные места слева. Старший солдат Сон Ю Чоль поможет всем расположиться комфортно и безопасно. Время полета составляет два с половиной часа. Мы приземлимся прямо на острове, однако… — я закладываю руки за спину, и продолжаю, осматривая молодняк Веры. Отвожу взгляд, куда угодно, лишь бы не видеть ее. Хватит с меня самообмана. — Я должен предупредить вас о том, что во время полета на транспортном военном судне, вы не можете отстегивать ремни безопасности до самой посадки. Вам нельзя вставать со своих мест, нельзя перемещаться по салону, нельзя трогать ничего, даже со словами: "Смотри, какая чумовая штуковина" В ином случае, мои подчиненные будут вынуждены применить меры для вашей безопасности, и для безопасности экипажа. Надеюсь это вам ясно и повторять не нужно?