Возвращение домой - Александра Турлякова

"Всё! Хватит распаляться! — Мысленно прикрикнул на себя Дюпрейн, — Поиски виноватого ни к чему не приведут и ничего не изменят!.. Тебе пацанов этих спасать нужно! Выводить из "кольца"!.. И если они живыми после всего останутся, выбе-рутся из этой передряги: чёрт с ним, с тем приказом! И с рудником… Не до него сейчас… А на Ниобе разберёмся, трибунал, так трибунал, и пошло оно всё!"

— От Чайны нас уже отрезали, — заговорил негромко капитан, видя, как все они ждут его слов, его решения, — Прижимают к дороге, знают: рано или поздно мы на неё выйдем… С востока и севернее — тоже солдаты… Нам оставили кусок леса ки-лометра четыре квадратных. И… — он хотел ещё что-то добавить, но осёкся, замол-чал, только подбородком дёрнул, мрачно хмуря брови. И так было ясно каждому, что положение у них — хуже некуда. А выход? Выход один — пробиваться! Проры-ваться сквозь сионийцев…

— Попробуем пройти сегодня ночью! — решил вдруг неожиданно даже для себя са-мого Дюпрейн. — Время сейчас, ребята, против нас работает. Сионийцы уже значи-тельно продвинулись, и со всех сторон… А медлят только потому, что не знают, сколько нас… Если мы не заявим о себе и дальше, они начнут прочёсывать остав-шуюся территорию, и тогда столкновения точно не избежать… — Дюпрейн замолчал, задумался, он уже обдумывал предстоящее им дело, и они все тоже молчали.

Пробиваться!!! Этой ночью!!! Сегодня!!!

Чем-то подобным всё и должно было закончиться, это каждый знал уже давно. Этих слов Дюпрейна они ждали ещё вчера, ничего другого им попросту не остава-лось. Но идти на врага в открытую, на врага, готового к встрече, — было смертельно страшно. Об одной только мысли этой по спине пробегал озноб и в груди всё зами-рало…

Сионийцы сейчас знают о них, пройти тихо и осторожно, как в прошлый раз, не получится, придётся прорываться внезапно, одним ударом, и чем стремительнее, тем лучше… Но тогда кто-то обязательно погибнет! Ведь их там ждут, ждут десят-ки, сотни хорошо вооружённых солдат, готовых погибать за своё отечество и его интересы… Кто-то погибнет! Обязательно!.. Кто-то, кому повезёт меньше всего… Конечно, они пройдут, ведь их поведёт капитан. Он — сможет, он — профессионал!.. Значит, — кто-то из нас, из рядовых останется здесь раненым или убитым… Кто из нас? Кто? Из четверых!? Капитана мы не считаем, он пройдёт в любом случае, пройдёт так, что и паутина на пути не качнётся, а остальные? А как же мы?

Эта внезапная мысль пришла им всем одновременно; примеривая и прикидывая эту участь на каждого, они исподлобья приглядывались друг к другу, и, наконец, все взгляды сошлись на одном, на Алмааре. На нём одном!.. Тот понял сразу, что к чему, точно угадал и оценил каждый взгляд и все их вместе. И разозлился не на шутку! Чуть не задохнулся от негодования, сверканул глазами, стиснул зубы до скрежета, а на бледных похудевших щеках выступил румянец досады. Алмаар был сейчас в бешенстве, и непонятно, почему он молчал. Может быть, присутствие Дю-прейна было тому причиной? Тот сейчас в таком состоянии: прибьёт за одно лишь громко сказанное слово.

"Нет! Этот живым останется во всяком случае! — Джейк отвё взгляд от напряжён-ного лица Алмаара, больше гадать о будущем он не хотел, но был уверен точно: Алмаара в лице погибших не окажется, уж слишком он жить хочет, он, скорее, в плен сдастся… — Значит, кто-то из нас троих… А-а, что толку гадать?!! Что будет, то и будет!.."

— Сейчас нам нужно дождаться ночи! В 12.00 у них смена патрулей, тогда и попробуем… — Дюпрейн заговорил и этим отвлёк их внимание на себя. Всё внима-ние и все мысли… нехорошие такие, эгоистичные мысли…

— Я знаю одно место, там мы и остановимся до ночи. — Дюпрейн поправил кепку, сильнее надвинув её на глаза, переложил автомат в другую руку и коротко прика-зал, — Пошли!

Место и вправду оказалось хорошим: большая яма под корнями вывороченного столетнего дерева. Лианы затянули его так, что ствол еле-еле просматривался сквозь листву; спуск в яму тоже бы почти незаметен — мимо пройдёшь и не обра-тишь внимания.

Им впятером пришлось сильно потесниться, притиснуться, чтобы мало-мальски разместиться. Земля здесь, под корнями, была песочной и сухой, песок и сухие ли-стья оглушительно хрустели под каблуками, казалось, этот звук слышит весь лес вокруг. Дюпрейн оборачивался и сердито хмурился на каждый неосторожный шо-рох, но не говорил ни слова.

В полном молчании они просидели почти два часа, и это время ещё больше тяго-тило ожидание ночи. Время тянулось убийственно медленно. Каждый звук, там, в "мире", улавливался помимо воли, и вносил хоть какое-то разнообразие.

Дюпрейн сидел к выходу ближе всех и сквозь свисающие корни и листья мог на-блюдать за всем, что происходит на "улице". Появления сионийских разведчиков он ждал каждую минуту. Но пока всё было тихо, и это настораживало. Дюпрейн не верил в такое везение, ведь за эти два дня в "кольце" оцепления они ещё ни разу не столкнулись с противником. Конечно, может быть, так оно и к лучшему, но Дю-прейн нутром чувствовал: все их неприятности ещё впереди, самое плохое только начинается… Уж слишком им везло всё время! Даже тогда, на магистрали, сколько стреляли, — хоть бы царапина у кого-нибудь! Даже Алмаар — вот уж шельма! — и тот живой-здоровый, ещё и назад вернулся, и хоть бы что! Ох, не к добру всё это, ох, не к добру…

Дюпрейн через плечо глянул на каждого из своих солдат. Готовы ли они к реши-тельному шагу? Не сдали ли?

Кордуэлл держался молодцом, он верит командиру и выполнит любой приказ. Моретти, бледный, похудевший заметно, немного нервничал, но чёрные глаза в полумраке не казались испуганными, и взгляд довольно твёрдый.

Тайлер. Недавний гвардеец! Вспомнив об этом, Дюпрейн невольно усмехнулся с горечью, с досадой. Это ж надо! Гвардеец — здесь, на Гриффите, и простой рядовой Императорской Армии, да с таким заданием, на такой операции! Как возможно такое? Какая нелепость! Всё в этом мире словно с ног на уши встало!.. А причина в чём? Война! Война?!! Так кто воюет-то? Неужели им, этим вот мальчишкам, нужна эта война? Зачем она им?.. Что вдруг разделило людей на своих и чужих? Откуда она, эта ненависть? Что заставило нас стать врагами?

Ведь здесь, на Гриффите, столько лет все сосуществовали мирно! Чайна-Фло, Флорена, Марвилл… Здесь и ниобиане, и сионийцы, и гриффиты живут и не было никаких войн отродясь, не переходило это соседство в вооружённое противостоя-ние!.. Неужели же стоило там, "наверху", навязать нам свои интересы, и мы тут же кинулись друг на друга, как стравленные звери?!!

"Почему же, почему такое произошло? Почему мы все позволили этому про-изойти?.. И кому теперь расхлёбывать, спрашивается? Кто больше всего от войны этой пострадает? Кому тащить на себе её тяготы? Кому?.. Да вот этим вот детям! Детям, с огромными от страха глазами… Мальчишкам, не готовым к смерти… Хо-тя-я, кто к ней готов? — Дюпрейн вздохнул, резко дёрнув подбородком, прикрыл глаза устало, — Ты сам-то, капитан, готов к смерти, готов умереть? Ведь столько лет занимаешься этим опасным делом, по самому краю ходишь, в самого стреляли, и сам стрелял, убить хотели часто, но ты успевал раньше, потому и дожил до сорока лет. Не возраст, конечно, но это как посмотреть. Ребятам-то моим в два раза мень-ше… И никто их жалеть не стал… Никто!.. Даже я… Нет! — при мысли об этом Дю-прейн довольно резко вскинул голову, снова оглядел своих ребят по очереди, — Нет! При любом раскладе — я не смогу их убить! Не могу!.. Война кончится рано или поздно, и про рудник этот проклятый не сразу вспомнят. Да и кому он нужен сей-час?!.. А им погибать из-за чьей-то глупости, несобранности, безалаберности… Ведь умрут, и не узнает про них никто!.. И близкие запросов не сделают, так как нет их, этих близких!.. Я им теперь и мама, и папа…

Да, друг мой капитан, на твоей совести все их жизни… Мало, что видевшие, — и на смерть? Молодые такие!.. А как же быть? Приказ нарушить — трибунал ждёт, не нарушить — совесть замучает, жизни не будет, не будет ни покоя, ни сна… Что же теперь делать?" — Этот вопрос заботил Дюпрейна все последние дни. Не выходил из головы. Ни в какую! Ну, дождёмся вечера, ночи, ну, выйдем, а дальше-то что?.. Что делать?.. И выхода нет!..

От всей этой безысходности в глубине души нарастало тупое и безграничное от-чаяние… Он чувствовал шестым или седьмым (каким там по счёту?) чувством, что окончательное решение лежит совсем близко, стоит лишь чуть-чуть подумать — и выход буде найден обязательно… Где-то он тут, рядом, на поверхности… Но Дю-прейн всё больше понимал: "уходит" он куда-то в сторону, делает всё как-то не так, ошибается слишком много, решения принимает не те, неправильные совсем; да, ошибается, и слишком часто, и от этого вероятность счастливого исхода уменьша-ется с каждым часом.

Что это? Нерешительность? Слабость? Малодушие? Сентиментальность? Чувства старика, жалеющего молодых?..

Кто они ему? Да никто! И знакомы-то всего несколько дней. Но даже Алмаара застрелить не смог, хотя и было, за что… Постоянно находись какие-то отговорки, поводы для себя самого, чтобы опустить оружие в самый последний момент… Как понимать эту слабость? Откуда это у тебя, у профессионального военного, умеюще-го убивать, не раздумывая, на шорох, на звук, на опасное движение? Скорее всего, я уже попросту не готов к службе, тем более, к такой. Одно дело банды наркодельцов гонять, другое — убивать ни в чём не виноватых мальчишек… И вообще на пенсию пора! Зачем только поехал? Почему ещё на Ниобе никто не разъяснил что к чему?!! Что за операция, какие действия, какой план?.. Я бы не поехал ни за что, в любом случае нашёл бы какую-нибудь отговорку, придумал бы что-нибудь…