Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

Штаб. Близ села Махкеты Веденского района.

1.9.42. Шестая броска оружия, 8 ящиков. Реккерт лично по списку раздает оружие – винтовки и гранаты аборигенам. Мой бог, какие живописные рожи!

2.9.42. Седьмая броска оружия, 9 ящиков. Прибыл с местными фон Лоом, в юбке, женском платке и галошах. Вскоре после него 11 десантников. Саид Русланов из Махкетов и бандиты приносят кукурузную муку, баранину, фрукты. Оскал на лицах, вероятно, означает улыбки. Обучаются стрельбе и рукопашному бою охотно, но дисциплины категорически не признают, каждая команда воспринимается ими как оскорбление. Эта нация третьесортна, она никогда не станет цивилизованной без внедрения дисциплины. И с этим сбродом освобождать Кавказ?

Вечером восьмая броска оружия, 12 ящиков. Начинаю привыкать к быту. Вокруг величественная красота, вторая Швейцария. И ею владеют эти дикари?! Поистине Бог был несправедлив при распределении территории.

3.9.42. Девятая броска оружия, 10 ящиков. Двужильный полковник Осман-Губе нервничает, требует от Армавира ежедневно по две броски. Выслал группу разведки к Тереку. Готовим встречу его с красным комиссаром. Приходил посредник в штатском, назвался старшим лейтенантом НКВД. Сообщил о том, что комиссар ведет работу среди своего состава, ориентирует надежных офицеров на службу в немецкой армии, поскольку поражение красных неизбежно. Комиссар просит встречи с нашим полковником. Осман-Губе дал согласие. Уточняли время и место.

Сфотографировался в обнимку с аборигеном. Когда-нибудь, сидя с Гердой у камина, вспомним незабываемые дни нашей священной миссии на Кавказе.

РАДИОГРАММА ОСМАН-ГУБЕ

По данным разведки, между Гудермесом и Тереком концентрация мехчастей и около трех тысяч автомашин. Уточните. Попробуйте операцию.

АрнольдРАДИОГРАММА ОСМАН-ГУБЕ

Почему Ланге молчит? Он не вышел на Исраилова. Ищите Ланге.

АрнольдРАДИОГРАММА РЕККЕРТУ

Жители Шали рассказывают об укреплениях. Противотанковые рвы начинаются около Курчалоя, идут южнее Гудермеса, поворачивают на сев.-восток до Азамат-Юрта и затем идут на север через Терек. Все мосты и дорожные узлы минированы. В Шали масса войск, артиллерия и несколько десятков танков. Укрепления слабые.

РеккертРАДИОГРАММА РЕККЕРТУ

Сообщите направления, куда идут из Грозного и Гудермеса войска. На восток или на юго-восток? Есть ли танки, сколько, или только эвакуация с/хоз. индустрии?

АрнольдРАДИОГРАММА АРНОЛЬДУ

Хорошая броска. Все оружие подобрано. Следующей броске добавьте один рюкзак, 6 автоматных дисков, 2 комплекта батарей и старые русские патроны. Много бандитов со старым русским оружием.

ЧетвсргасРАДИОГРАММА ОСМАН-ГУБЕ

Для нашего наступления. Какие переправы через Терек? Какие части переходят через Терек около Червленной (рода войск, танки и т. д.)? Где Ланге?

АрнольдРАДИОГРАММА АРНОЛЬДУ

По опросам жителей, главная переправа через Терек около Червленной построена из остатков на старом фундаменте. Еще две понтонные переправы близ Аду-Юрта и Шади-Юрта. Охрана – кавказцы. Из Старо-Юрта через Терек переправилось более дивизии. Из Сибири прибыли две части, при них артиллерия и танки.

Попытаемся разрушить переправы через Терек. Местонахождение Ланге неизвестно.

Осман-ГубеРАДИОГРАММА АРНОЛЬДУ

Просим дать вести домой, что мы живы, настроение отличное. Осетины просятся к себе, здесь они бесполезны из-за национальной несовместимости. Разрешите отпустить для самостоятельных действий.

РеккертРАДИОГРАММА РЕККЕРТУ, ОСМАН-ГУБЕ

Почему до сих пор молчит Ланге? Ищите связь. Приближаются главные события, ваше взаимодействие необходимо.

АрнольдРАДИОГРАММА АРНОЛЬДУ

Благополучно состоялась самая большая броска оружия. Понтоны разрушить не удалось. Потеряли двенадцать человек. У моста поврежден один пролет. Сибирских войск в Шали – дивизия, 50 танков, 30 орудий. Начинаем через три дня главную акцию.

Сибирские танки и артиллерия против нас в горах бесполезны.

Осман-Губе, Рекксрт

Глава 9

Орава, ввалившаяся во двор к Атаеву, столовалась здесь. Немцев было восемь. Гогот, резкий скрежет речи были настояны на воинствующем здоровье и силе. Они распирали огороженный плетнем дворик, втыкались в стены сакли, в сапетку для кукурузы, в катух. Джавотхану Муртазалиеву, смотревшему на немцев из окна спальни, явственно представились эти режущие слух звуки ядовитым мусором, застревавшим в чистой уютности двора. Немцы уйдут, а исторгнутый чужими глотками сор останется торчать из стен, плетня, и его нужно будет потом долго отскребать и выметать.

Над горами нависло вязкое, небывало раннее предзимье. В буро-черном навороте туч копился над головами, казалось, не дождь – снег. Но десантников грел собственный жар предстоящей удачи, в которой они не сомневались. Они только что провели серию дрессировок с бандитами на плацу, в рукопашной, в скальном тире, разгорячились и очень хотели есть.

Перед едой мылись. Черпали ковшом из бочки, наполняемой из родника, плескали хрустальные струи друг другу на белые спины, восторженно ревели, пятнали выметенный двор темными проплешинами воды.

Во двор кунацкой выбежали жена и дочь Атаева, с кувшинами и подносами, поспешая к летней кухне, норовя закрыться плечом от масленых, шампуром протыкающих глаз. Гогот, раскаты незнакомой, липнущей к ним речи хлестали женщин.

Сам Атаев с сыном Нурды заставляли длинный стол в кунацкой тарелками с зеленью, помидорами, чуреком и солью. И была в челночной метельшине их рук и движений какая-то суетливая растерянность.

Своим изношенным, ноющим сердцем ловил Джавотхан эту суетливость, вызванную десантным нашествием. Всю жизнь готовил, приближал и ждал его Джавотхан. Годы были отданы свержению того ненавистного, что принесли в горы русские и их Советы. Их сменила вот эта пятнистая ржущая свора…

Но не было радости от такой замены. Нахлынула ломающая, неподъемная усталость. Он одолел со своей группой около ста верст по горам в последней инспекционной поездке, казнил и миловал единоверцев, опутывал сбруей слов – звал покориться и принять новый порядок, который принесли вот эти… Они были здесь в гостях, но вели себя как хозяева.

Джавотхан пришел в эту саклю к давнему кунаку Атаеву, чтобы отдохнуть, выспаться и встретиться с полузабытым уже, едва мерцающим в провальной тьме памяти Осман-Губе: когда-то вместе калились в горниле антисоветской борьбы, но пути разошлись. И вот дагестанец возвратился в эти горы всесильным посланником немцев…

Дверь слегка приоткрылась. Из кунацкой в спальню просунулась голова старика Атаева.

– Прости, что мешаем. Они сегодня раньше времени. В кунацкой нарастал грохот ботинок, ему было тесно в низкопотолочной кубышке жилья. Немцы хлопались твердыми задами на лавки. Их руки – загорелые, мощные, волосатые бруски с мускулистыми отростками – расхватывали куски чурека, зелень, бурые шары соленых помидоров.

Десантная буйная команда, завладев ложками, рассыпала по кунацкой барабанный треск. Он рос, крепчал, слился в ритме с пульсирующим шершавым ревом:

– Е-да! Е-да! Эс-сен! Давай! Давай!

– Сичас, – прибавил прыти старик Атаев. – Немного терпи, сичас!

– Эс-сен! Давай, давай! Шнель! – обвалом нарастал грохот.

Легко, пружиня с носков на пятки, скользнул в саклю Нурды. В руках – глиняная глубокая плошка с сизой пупырчатой малиной, малое ведерко с янтарными кругляшами айвы. У него выхватили ведерко и плошку, грохнули на стол, вмиг расхватали. Чавкали, брызгали соком, хлопали парня по плечам, лапали кинжал у пояса:

– О-о! Корош зольдат! Корош!

– Яво стрилять может, – изнывая в диком содоме, поднял достоинство сына старый Атаев. – Чушка, мидведь бьет, маладэц охотник!

– О-о! Корош бандит! Большевик капут! Эс-сен, е-да, мья-со!

– Сичас мясо будит, шурпа будит, жиж-галныш даем! – уминал старик голосом вспухавшее вновь нетерпение прожорливой орды, в глазах густела мучительная растерянность.

И Джавотхан, следивший за нахрапистым разгулом иноземной стихии, застонал в бессильном отвращении.

– Мьясо карош! Жиж-галныш – зер гут! Давай-давай!