С ключом на шее - Карина Сергеевна Шаинян

нежный жар, колючая беспомощная злость, огромные горячие ладони, сжимающие сердце. Не торопясь, она пристроила последний пакет – приблудную упаковку молотого кофе – и обернулась.

Полинка на мгновение собралась, цепко взглянула Ольге в лицо – успокоилась? орать не будет? Распахнула холодильник, уставилась в его недра, густо заросшие инеем. Цапнула кусок сыра.

– Аппетит перебьешь, – машинально сказала Ольга. – Небось еще и в кафешку после кино зашла, а ужинать кто будет?

– Потом, – отмахнулась Полина с набитым ртом. – А я в кафешке ту тетку, которая с утра приходила, видела. Какая-то она странная, да?

Ольга через силу пожала плечами.

– Кстати! – Полина швырнула огрызок сыра прямо на стол, опрометью бросилась в комнату и через несколько секунд вернулась с белым картонным прямоугольником в руке. – Вот, забыла отдать…

Ольга обалдело уставилась на визитку. Нигдеева Яна Александровна… Доцент кафедры этнографии… Ольга моргнула. Янка с визиткой? Янка – доцент?!

– А на вид чокнутая, да? – сказала Полина. – Сама старая, а строит из себя хипстершу…

– Кого?!

– Не важно. А что ей от тебя надо вообще?

Ольга покачала головой. В ушах нарастал размеренный звон; несколько кошмарных мгновений казалось, что этот безумный день, невыносимые разговоры, выпитый на голодный желудок коньяк доконали ее, и дело идет к инсульту. Сама старая, а строит из себя… Потом Полинка дернула носом и чуть склонила голову набок. Ольга одновременно осознала, откуда идет звук, и задохнулась от ужаса, поняв, что Полинка тоже слышит этот невозможный звон, давно оставшийся в прошлом.

– Беги в комнату, я ужином займусь, – быстро сказала она. Сказала громко, пытаясь заглушить нарастающий звук.

– Помочь? – спросила Полинка.

– Не мешать, – криво улыбнулась Ольга, и Полинка, тихо фыркнув, наконец вышла.

Ольга бросилась к окну. Жека шагал по улице, держа почерневший от грязи колокол за рукоятку, раструбом вверх, как держали его мусорщики двадцать, тридцать лет назад, а может, и раньше, когда ни Ольги, ни даже города О. не было на свете. Жека нес колокол торжественно, как факел, с гордостью римского императора, исполненный серьезности и осознания важности своего дела. Когда звон стал оглушительным, Ольга распахнула окно и залезла коленками на подоконник.

– Совсем сдурел? – заорала она, но Жека уже прекратил шествие, колокол смолк, и в наступившей тишине голос Ольги прозвучал дико и скрипуче, как вопль обезумевшей старухи.

– Привет, – улыбнулся Жека. – Вот, видишь? – Он тряхнул колоколом, и Ольга почувствовала, как барабанные перепонки вдавливает прямо в мозг. – Мусорка приехала.

– Что за фигня? – спросила она гораздо громче, чем нужно. – Какая, к черту, мусорка, уже двадцать лет как баки стоят! Ты что, так с тех пор и ходишь?

– Ну не все время, – повел плечами Жека. – Я просто подумал – мало ли. Подумал – вдруг тебе что выкинуть надо.

Ольга отшатнулась. Увидела визитку, так и зажатую в пальцах.

– Ну что? – спросил Жека. – А то, знаешь, он долго стоять не будет. Три минуты – и дальше поехал, расписание же, люди ждут. Так тебе надо выкинуть чего или как?

Он топтался под окном, доброжелательный и спокойный; горбатый нос багрово светился в жемчужной пелене мороси, маленькие глазки в светлых ресницах моргали и щурились, будто Жека терпеливо смотрел вдаль. Он готов был ждать, но не очень долго. Ровно столько, сколько положено.

Ольга снова посмотрела на визитку и до боли закусила губу.

– Ма-ам! В дверь звонят, не слышишь, что ли?

Она слышала. Звонки один за другим ввинчивались в уши – неторопливые, уверенные, настойчивые, ритмичные, как звон мусорного колокола. Полинка тенью выскользнула в коридор, тревожно уставилась на Ольгу, замершую в проеме кухни.

– Может, из больницы? – тихо спросила она. – У тебя телефон отключен, что ли?

Ольга привалилась плечом к косяку, сложила руки на груди и прикрыла глаза. Рано или поздно тому, кто стоит за дверью, придется уйти. Не станет же он давить на кнопку всю ночь.

– Мам, ты открывать не будешь, что ли, так и будешь стоять? – спросила Полинка, и в ее возмущенном голоске послышался испуг. Ольга молча покачала головой. – Кто там? – совсем тихо спросила Полинка, и Ольга дернула плечом.

Звонки продолжались. Все такие же равномерные и уверенные. Как будто робот звонит. Как будто не человек… Ольга взглянула на дочь. В полутемном коридоре глаза Полинки казались топазовыми. Как бледно-голубые кристаллы на цветной вклейке в книге, которую показывала Янка. Восемь из десяти по шкале твердости. Почему она это знает? Зачем она это помнит?!

– Иди в комнату, – шепнула Ольга, и Полинка отчаянно замотала головой. Ольга представила, как широко улыбается Голодный Мальчик, снова и снова нажимая на кнопку. Он может делать так сутками. Годами. Вечно. Время разрушит звонок, съест Ольгу и Полинку, но Голодный Мальчик будет звонить в дверь…

Звонок. Десять, пятнадцать, двадцать ударов сердца, заходящегося в тишине, короткие присвисты резкого, поверхностного дыхания. Звонок. Зрачки Полинки становились все шире. Чернота поедала топазы. Поедала свет. Звонок. Полинка напряглась, сжимая кулаки, и Ольга с ужасом поняла, что дочка сейчас завизжит от ужаса и будет визжать и визжать, пока дверь не рухнет, и латунные язычки замков будут торчать из ее торца, как золотые зубы из десен мертвеца, а потом войдет он, и Полинка замолчит навсегда. Превратится в молчуна.

Полинка дернула носом, произнесла что-то, неразличимое за новым звонком, и рванула к двери. Ольга выбросила руку, пытаясь перехватить дочь за шкирку, остановить, загородить, спасти, – но Полинка уже сбрасывала цепочку, крутила щеколды; миг – и она распахнула дверь навстречу чему-то огромному. Пол ушел у Ольги из-под ног.

– Вам делать больше нечего?! – злобно заорала Полинка куда-то под потолок. – Вы реально псих, что ли?!

– Хоть бы здрасьте сказала, – услышала Ольга дребезжащий, чуть шамкающий голос. Голос, который она знала. – Ты ведь Оля, да? А ну-ка бегом маму позови…

Как во сне, Ольга оттолкнула потерявшую запал Полинку себе за спину. В лицо ей уткнулось что-то, пахнущее свежестью и болотом, что-то лиловое. Она отдернула голову, фокусируя взгляд. Перед ней качалось три цветка ириса. Почему – ирисы, зачем, подумала она, и ей захотелось закричать.

– Вот, – сказал тот, кто стоял на пороге, – подумал часом: что это я все гвоздики да гвоздики! А тут эти, синенькие… Нравятся?

Он снова подпихнул цветы; гладкий лепесток скользнул по щеке. Ольга содрогнулась и автоматически ухватилась за покрытые слизью стебли. Отодвинула букет в сторону, открывая обзор.

– Полина, иди в комнату, – выговорила она, не разжимая губ. Догадайся! – заорала она мысленно. Запрись. Выбирайся в окно и беги, беги…

Полина жарко задышала ей между лопатками, и Ольгу охватил озноб. Дядь Юра вдруг