Тайны Кипеллена. Дело о запертых кошмарах - Ольга Васильченко

происходит и меня это пугает. Мои собратья словно сошли с ума, а купцы, которых раньше не волновало ничего кроме прибыли, перестали следить за своим кошельком.

Не выдержав, я все же опустился в гостевое кресло напротив него.

— Хватит мне зубы заговаривать. Два дня назад у Мнишека?

— Не был, отправил Гжеся — отрезал Габриэль. — Во время бала я проезжал мимо, решил заскочить и дождаться Рекара Пшкевича, но так и не смог с ним повидаться.

— Зачем он тебе понадобился? — насторожился я.

Габ наклонился через стол и прошептал:

— По очень важному делу.

Стоило больших усилий сдержаться и не влепить по его ухмыляющейся физиономии.

— Подробнее, — процедил я.

— Случилась неприятная история, — откинувшись в кресло, начал Габриэль. — Братец пришёл после обеда в лабораторию и застал там невыносимого колдуна…

— Кого? — не понял я.

— Твоего любимого Рекара Пшкевича, — ухмыльнулся декан. — Этот напыщенный мерзавец рылся в готовых зельях. А после того, как братец возмутился, начал угрожать. Представляешь, каков наглец! Я мирный алхимик, но этого гада отравил бы.

— На твоём месте я бы такими фразами не раскидывался, вдруг, кто услышит, — проворчал я, невольно оглянувшись на дверь.

— Всю жизнь будешь припоминать мне фарницийских шпионов? — расстроился Габриэль.

— Ты отравил трёх человек, — прошипел я, но он только отмахнулся.

— Во благо Растии! Сам светлейший князь подписал моё помилование. Погоди-ка! Ты поэтому здесь? Ты меня подозреваешь?

Габриэль так удивился, что даже поднялся из-за стола.

— Слишком многое говорит не в твою пользу Габ, что прикажешь мне делать?

— А мне? — он ошарашенно заморгал. — Мне что же сдаться на милость Ночной стражи, чтобы повысить тебе раскрываемость, Балт? Поверить не могу.

— Пожалуйста, — с нажимом повторил я, — расскажи, что случилось в лаборатории.

Алхимик сел, поправил бумаги на столе и крутанул старинный глобус.

— Может, вызовешь меня в управление Ночной стражи? — ехидно бросил он.

Вокруг глаз уже собралась смешливая сеточка.

— Наденешь на меня антимагические наручи и протащишь по самым оживленным улицам, — Габриэль мечтательно зажмурился. — А я буду стенать и кричать, что ни в чем не виноват. Представляешь, какие слухи пойдут?

Я упорно молчал, не поддаваясь на провокацию, Габ всегда был склонен к театральности, только повторил вопрос:

— Ты расскажешь про инцидент в лаборатории?

— Неужели проблемы моего брата вдруг стали такими важными? Что же, если мелкие неприятности Ремицев вышли за стены башни, пусть превращаются в достояние всего Кипеллена, — он задумчиво поскреб ногтем нос. — Ты же знаешь Гжеся, он только строит из себя, а на деле… Перед напором напыщенного мерзавца он отступил, а Пшкевич прихватил несколько настоев и обещал ему руки на задницу пересадить, если будет болтать.

— Какие?

— Настой человек-корня и…

— Оленьего рога, — закончил я вместо него.

— С усиливающими добавками, — кивнул Габриэль. — Как ты узнал?

А меня интересовало, как узнал Пшкевич? И зачем ему понадобился трактат? Если это он прикончил несчастного старика, не представляю, что с ним сделаю. Пусть градоначальник с капитаном встают в очередь.

Зато моя догадка заинтересовала алхимика, он, даже подался вперёд, склонившись над столом.

— Тайна следствия, — фыркнул я.

Мне всё же удалось подцепить его на крючок, осталось «подсечь и вытащить».

— Но если будешь подробно отвечать на все мои вопросы, то я могу сделать исключение.

Он задумался, продолжая скрести нос.

— Не знаю, стоит ли оно того… ну… давай попробуем.

— Во время бала, уехав от ворот усадьбы Мнишека, куда ты отправился?

Габриэль озабоченно нахмурил лоб.

— Дышать воздухом. Очень полезно перед сном. Настраивает на правильный лад и призывает спокойные сновидения. Вот, я и катался вдоль Чистинки, пока не заметил книжную лавку. Вспомнил твою печальную историю про девицу-художницу и решил переговорить со стариком о её благонадежности. Из первых уст узнать достойна ли эта панна моего славного друга.

— Издеваешься?

Я заерзал в кресле и с трудом заставил себя сидеть смирно.

— Нисколько. Ты мой друг, и я искренне за тебя переживаю, — он протянул руку, собираясь похлопать меня по плечу, но не дотянулся. — Старик был не в настроении. Даже на порог меня не пустил. Ворчал что ваши отношения не мое дело, и нечего всяким двинутым припоям портить девчонке жизнь…

— Что?

— А что?

Я встал.

— Пан Франц никогда бы так не сказал.

— Перестань, — отмахнулся Габриэль. — Он у тебя прямо святой!

— Он мертв, пень ты бесчувственный! И он был моим другом, — разозлился я.

— Мы все когда-нибудь умрём, — отрезал алхимик.

Я только головой покачал.

— Иногда мне кажется, что ты пропитался своими проклятыми ядами и совсем ничего не чувствуешь. Его убили прошлой ночью.

— Отравили?

— Нет!

— Тогда ты можешь быть точно уверен, что это не я, — Габриэль передвинулся поглубже в кресло, подставив руки под подбородок. — Хочешь ещё что-нибудь спросить?

Я покачал головой.

— Тогда поведай мне тайну следствия, как обещал.

— В другой раз.

Я двинулся к двери. Порой он совершенно невыносим.

— Не стоит, — долетело из-за спины. — Настои применили на месте преступления. Скорее всего в лавке Врочека, он же там и жил?

Я не ответил, уже начав спускаться по лестнице. Как можно быть таким бессердечным? Иногда начинает казаться, что даже моя смерть не произведёт на него впечатления. Что, узнав о ней, он пожмёт плечами и невозмутимо продолжит чистить зубы. Габ живёт по каким-то собственным законам морали и принципам, да так, будто бы все остальные неправы, а он один знает истину. Может быть, его слова и ложь, но все ниточки снова ведут к Пшкевичу. Надеюсь, что Цвях, этот неудачливый убийца Кузьки Куцевича, прольёт свет на его причастность.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У моста»

Завершив возню с лестницей, я рухнула на кровать, не раздеваясь, и мгновенно уснула. Пробрался в мои сны кошмар или нет, я так и не поняла. Проснулась от того, что хозяйка настойчиво трясла меня за плечо.

— А? Что? —