Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Киприан поднял глаза. Похоже, он опять прочитал мысли Андрея. Он кивнул другу и открыл футляр. Монах вытянул шею. Киприан вгляделся в крохотный сверток бумаги, а затем посмотрел на него с расстояния вытянутой руки. Он покачал головой. Андрей забрал у него письмо и тоже попытал счастья. Когда, стараясь разобрать письмена, он стал подносить пергамент все ближе и ближе к глазам, Киприан невесело хмыкнул.

– Неужели мы когда-то могли читать нечто подобное? – проворчал он.

– Позволите помочь вам? – спросил монах, раскачиваясь на носках сандалий от любопытства.

Андрей вручил ему свиток. Монах прищурился.

– О… Это от господина Мельхиора.

– Моего сына?!

Монах читал, шевеля губами. Когда его брови стали все сильнее сдвигаться, Андрей почувствовал, что холодеет от страха. Он не отрывал глаз от беззвучно движущихся губ, будто ожидая услышать приговор.

– Может, расскажешь о том, что уже прочел? – проворчал Киприан.

Монах поднял на него глаза. Он побледнел.

– О, господа… О, господа… – заикаясь, пробормотал он.

Андрей крепко схватил Киприана за руку, когда тот пошевелился; отчасти он сделал это, так как у него возникло чувство, что ему непременно нужно ухватиться за друга. Киприан проигнорировал его открытую ладонь и забрал свиток себе. Пораженный Андрей заметил, что Киприан дрожит.

– Иезуит арестовал вашу семью, господин Хлесль! – заикаясь, сообщил монах. – Он везет их из Вюрцбурга на восток. В Прагу, как полагает господин Мельхиор. Господину Мельхиору удалось бежать. Он отправил это сообщение из Банца… У нас, разумеется, налажена голубиная почта с Банцем… э… Мы должны бы отправить вам послание дальше, в Прагу… но вы ведь и без того здесь… – Монах с несчастным видом умолк.

Андрей хотел закричать: «Что все это значит? Кто такой этот иезуит? Чего он хочет?» Но он слишком хорошо знал ответы на эти вопросы и потому предпочел держать язык за зубами. Пока они искали мальчика, которого приютил у себя бывший Хранитель, этот мальчик уже давно нашел их. И о том, чего именно хочет молодой иезуит, Андрей тоже догадывался. Речь шла о тайне, которую он хранит вот уже шестнадцать лет.

– Что с моим… Что с преподобным отцом? – спросил Андрей.

– Он уехал до того. Он вернется сюда, пожалуй, через неделю-другую. Не хотите ли подождать здесь, пока…

– Кто такие эти «все», кто оказался во власти иезуита? – перебил его Киприан.

– Все, кто был в Вюрцбурге… Ваша супруга, госпожа Агнесс, ваш сын Андреас, ваши невестка и внучка… – Монах пожал плечами и бросил беспомощный взгляд на Андрея. – Что нам делать, господин фон Лангенфель?

– Но ведь не хватает… – начал было Андрей.

– Это все? – выдавил из себя Киприан. – Выкладывайте все, брат!

– Э… нет. – Монах откашлялся. – Но есть сообщение, которое прибыло не от вашего сына, а из другого источника. Мы получили его на час раньше. Шведская армия покинула территорию Франции. Она уже вошла в Богемию. – Монах перекрестился. – Война вернулась. Да смилостивится над нами Господь.

Не прошло и четверти часа, как карета уже катила по дороге в северо-западном направлении. Оба мужчины сидели на козлах, закутавшись в плащи и одеяла. Возницу они оставили в монастыре, несмотря на все его протесты и обиду. Пассажирская часть кареты была доверху набита припасами: монахи Вацлава, хоть иногда и казались странными, в случае необходимости умели работать все вместе, как хорошо смазанный механизм. Киприан спросил Андрея, не хочет ли он дождаться своего сына здесь, вместо того чтобы ехать дальше. Андрей решил, что такой вопрос не заслуживает ответа, и Киприан больше не приставал к нему. Андрей искоса поглядывал на Киприана. Он заметил, сколько усилий требовалось его другу, чтобы сдержаться и не пустить лошадей бешеным галопом. Ехать еще далеко, и лошади им очень пригодятся.

– Может быть, нам стоило, по крайней мере, подождать, пока из Ватикана не придет ответ на наш запрос, – сказал Андрей. – Нам бы не помешало узнать об этом иезуите что-то еще, помимо того, что мы сами выяснили.

– Я знаю о нем все, что мне нужно, – возразил Киприан. – Он держит под стражей мою семью.

За долгие годы дружбы Андрей смирился с тем, что ему отводится роль того, кто задает вопросы, чтобы дать Киприану возможность преодолеть свою сдержанность и начать говорить о том, что его беспокоит. Одним из неявных преимуществ Киприана было то, что никто не верил, будто такой здоровый как бык мужчина может быстро соображать. На самом деле Киприан соображал быстрее любого из знакомых Андрея. Его склонность молчать, в основном тогда, когда от него ожидают каких-то слов, приводила к тому, что окружающие недооценивали его интеллект. Но иногда даже такому человеку нужен кто-то, кто подтолкнул бы его, чтобы мысли обратились в слова, а слова – в предложения. Сегодня, тем не менее, этот трюк, кажется, не сработал.

– Мельхиор не упомянул Александру, – заметил Андрей.

Киприан сдержанно кивнул.

– Если бы с ней что-то случилось, он непременно дал бы нам знать, верно?

Киприан снова кивнул.

– Как ты считаешь, что с ней?

Пожал плечами.

– И как все это связано с мертвым Букой и библией дьявола?

Неожиданно Киприан хлестнул поводьями по спинам лошадей, и те все же понеслись галопом, а карета полетела по дороге с головокружительной скоростью.

– Мы это непременно выясним! – закричал Киприан, перекрывая грохот колес и стук копыт. – И тогда мы надерем кое-кому задницу!

22

Ситуация в Пилсене[47] не улучшилась с тех пор, как Александра и Агнесс обогнули город во время путешествия в Вюрцбург. После того, как в начале войны его заняла протестантская армия, после размещения императорской армии десять лет спустя, после борьбы со шведскими отрядами в течение многих лет, после начала чумы и после случившегося только прошлым летом возвращения императорских войск, которые использовали Пилсен как военную базу в сражениях со шведами под предводительством Врангеля, – город превратился в призрак. Торговля развалилась, когда-то процветавшее пивоварение переживало глубокий упадок, пригороды пали жертвой пожаров, а в самом Пилсене пустовал каждый третий дом. Складывалось впечатление, что и за последующие сто лет город не сумеет восстать из руин. В больших бочках, в которых некогда плескалось пиво, теперь жили пауки и крысы, а запах заплесневевшего ячменя и прокисшего солода, который источали крупные здания пивоварен, вызывал тошноту.

Фирма «Хлесль, Лангенфель, Августин amp; Влах» вложила деньги в несколько пивоварен в Пилсене. Потери были высоки, и местный посредник фирмы, Шимон Плахи, являвшийся одновременно представителем полудюжины других неудачливых вкладчиков, был убежден, что кто-то осознанно пытался разорить его и его клиентов. Это обстоятельство сыграло не последнюю роль в решении Агнесс и Александры не ночевать в Пилсене. Уже тогда подозрительность Шимона приняла размеры мании, и одни лишь его сумбурные планы заставить виновных возместить потерянные деньги стоили бы им как минимум двух дней. Теперь Александре не оставалось ничего другого, кроме как обратиться к нему за помощью. Ее лошадь теряла силы, запасы почти иссякли, и она чувствовала себя так плохо, что, казалось, еще чуть-чуть, и она свернется в клубок и сдастся. В настоящий момент ей было почти безразлично, сколько времени займет эта остановка. Сейчас она более всего нуждалась в душе, которая еще сохранила человечность, несмотря на все ужасы войны и склонность к мании преследования.

Она нашла Шимона в ратуше и не могла поставить ему в вину то, что он не сразу узнал ее, – она тоже с трудом его узнала. Он был лет на пять младше ее, но выглядел старше ее отца. Когда она назвала свое имя, он вскочил, пролил разбавленные водой чернила по столу, перевернул полный футляр гусиных перьев, так что они разлетелись по всей комнате, и так сильно ударился коленом о скамью, что прихрамывал потом весь день. К изумлению Александры, он крепко обнял ее, и после первого мгновения страха ей стало так приятно обнимать его, что она даже не спросила, куда подевалась его обычная сдержанность.

– О, госпожа Рытирж, госпожа Рытирж… как же я рад вас видеть… Но почему вы приехали к нам из Праги именно теперь? Здоровы ли вы, все ли у вас хорошо? Я благодарю Бога, что вы не были здесь прошлым летом, бои, скажу я вам, бои… Столько крови, такое горе… Казалось бы, у этой страны просто нет больше сил, чтобы испытывать боль, и все равно приходят новые муки…

– Но что вы делаете здесь, Шимон? В ратуше? Может, вас уже назначили бургомистром? – Александра не видела необходимости в том, чтобы откровенничать с ним и раскрывать истинный маршрут своего путешествия.

Шимон грустно рассмеялся.

– Нет, нет, только городским казначеем. На это я еще гожусь: быть казначеем больше не существующих финансов. Но, возможно, мне удастся заключить с городским советом договора, которые дадут вашему предприятию широкие права и, таким образом, возместят ваши потери, как только здесь все снова отстроят…