Мой любимый герцог - Эви Данмор

Банкир мгновенно протрезвел. Этот язык он понимал.

– Можно, конечно, и обсудить, – сказал он. – Уверен, что за соответствующую цену Хэрриет согласится расстаться с портретом.

– Отлично, – сказал Себастьян. Он залпом опрокинул бренди и с силой поставил бокал на стойку. – Заверните портрет и отправьте в мой дом в Уилтшире. Всего хорошего, джентльмены.

Он вышел из дома, оставляя за собой череду встревоженных и озадаченных людей, которые случайно попались ему на глаза. Среди гостей поднялся ропот: «Вы видели, как герцог Монтгомери ни с того ни с сего вылетел из дома Гринфилда, какой мрачный у него взгляд? Он такой неуравновешенный и переменчивый, как сам Вулкан…

Тем временем ландо герцога на бешеной скорости мчалось к вокзалу Виктория.

В саду за домом в Клермонте пахло землей и опавшими листьями.

– Ваша светлость! – Стивенс был приятно удивлен, увидев Себастьяна, шагающего к конюшням в угасающем вечернем свете.

– Приготовь моего коня, – сказал Себастьян. – Только его. Я еду один.

Глаза Стивенса расширились, когда он уловил настроение своего хозяина, и вскоре он уже выводил из конюшни под уздцы оседланного Аполлона. При виде Себастьяна жеребец издал обиженное ржание, и хозяин рассеянно почесал мягкий нос, уткнувшийся ему в грудь.

– Скучал по вам, – добавил Стивенс. – На днях укусил Мак-Магона за спину.

Себастьян нахмурился.

– Ты его выпускал?

– Совсем ненадолго. Последние дни постоянно лил дождь, земля на полях превратилась в кашу. Он может немного покапризничать, ваша светлость.

Аполлон нервничал, его все время приходилось обуздывать. Напряжение так и вибрировало в мышцах животного, будто туго сжатая внутри пружина готова была вот-вот распрямиться. Казалось, стоит ослабить давление шпор, на дюйм отпустить поводья, и наездник с Аполлоном взлетят неудержимо, как выстрел.

В последнее время Себастьян избегал своего загородного дома, потому что все в Клермонте напоминало об Аннабель. Чем усерднее он взывал к своему разуму, пытаясь поглубже упрятать воспоминания и эмоции, тем больше чувства выходили из-под контроля, словно сдерживаемая всю жизнь страсть вырвалась на свободу и теперь мстила ему, словно ранее ему удавалось избегать безумств любви лишь для того, чтобы оказаться поверженным именно этой женщиной. Сложись жизнь по-другому, он сделал бы Аннабель предложение… Да она уже была бы его женой!

Себастьян миновал подъездную аллею. Теперь по обе стороны расстилались теряющиеся в дали бесконечные акры полей. Сумерки сгущались, лишая красок деревья, землю, небо. Все вокруг постепенно становилось безнадежно серым, серым, серым…

Хватит, одернул он себя. Хватит об этом.

Он уедет из Лондона и вернется в Клермонт. И все станет на свои места, ему всегда это помогало.

Монтгомери наклонился вперед, и по спине Аполлона пробежала дрожь. Они проскакали галопом по тропинке, затем свернули на поле и помчались к виднеющемуся вдалеке лесу. Ветер хлестал Себастьяна по лицу, больно, как лезвие ножа. Холодные слезы струились из уголков глаз, словно от бешеной скорости его чувства вырвались наружу… В ушах Себастьяна раздавался быстрый глухой стук копыт, свист ветра. Окрестные поля, леса, казалось, неслись прямо на него. В голове не осталось никаких мыслей, только сосредоточенность, скорость, холод…

Хватит, хватит, хватит…

Себастьян мчался все быстрее, пока на краю поля не показалась темная стена леса. Он натянул поводья.

Что-то бледное мелькнуло на земле. Аполлон заржал и метнулся в сторону.

Монтгомери инстинктивно приник к лошади, но почувствовал, как круп Аполлона опускается, задние ноги отрываются от земли. Затем конь встал на дыбы, мощное тело взметнулось вверх, вверх до предела, а Себастьян не мог совладать с животным! Сейчас они опрокинутся!

На мгновение мир застыл, ясный и четкий, как осколок стекла. Бескрайний простор неба, развевающаяся грива над ним. Аполлон непременно раздавит его.

Монтгомери выдернул ноги из стремян, но земля приближалась к нему с чудовищной скоростью. Прежде чем тьма обрушилась на него, как топор, перед глазами возникло лицо той, которую он любил больше всего на свете…

Ноги Аннабель под маленьким письменным столом превратились на сквозняке в ледышки. Пора ложиться. Близилась полночь, масляная лампа горела совсем тускло. Но Аннабель знала, что не уснет. Уж лучше оглядывать нехитрое убранство комнаты и представлять себя студенткой, которую все еще ждет блестящее будущее… Стол, шаткий стул, узкая раскладушка – все здесь напоминало ее комнату в Леди-Маргарет-Холле. Но на этом сходство заканчивалось. На столе не было ни книг, ни папок. Только лист бумаги с тремя одинокими строчками:

Вернуться в Чорливуд.

Уехать на север и устроиться гувернанткой.

Выйти замуж за Дженкинса.

Нужно выбрать, каким путем пойти, чтобы сохранить крышу над головой и при этом не поступиться честью.

Хотя Аннабель приехала в Оксфорд именно для того, чтобы избежать подобной участи: Чорливуда с его нищетой и постоянной угрозой разорения или замужества с нелюбимым мужчиной.

В распоряжении у нее две недели. Такой срок дала ей миссис Форсайт на поиск нового занятия. «Я компаньонка, – сказала она с укором. – Мой долг ограждать женщин от проблем, а не иметь дело с проблемными женщинами».

Будущее разверзло перед ней свою черную пасть, готовую поглотить ее целиком. Аннабель прижала ладони к лицу, пытаясь отгородиться от целого сонма страхов, преследующих ее.

– В душе я солдат, – прошептала она. – Я выдержу…

Внезапно из коридора послышался шум, Аннабель насторожилась. Снизу раздавались возбужденные голоса, истерический лай мальтийской болонки миссис Форсайт.

Встревоженная, Аннабель поднялась из-за стола. Кажется, какой-то мужчина спорил с миссис Форсайт. А потом по лестнице загрохотали сапоги, вызывая дрожь в половицах.

Аннабель сжала ночную сорочку на груди, рефлекторно окидывая взглядом комнату в поисках оружия.

Бум-бум-бум!

Дверь задрожала от ударов. Но еще сильнее, чем сотрясающаяся дверь, ее напугал мужской голос в коридоре.

– Аннабель!

– Сэр! – пронзительно вопила миссис Форсайт.

Себастьян! Себастьян здесь!

Бум-бум-бум!

На ватных ногах Аннабель двинулась к двери.

– Сэр, прекратите немедленно! – визжала миссис Форсайт.

Дверь с грохотом распахнулась, ударив о стену, и в комнату ворвался Себастьян. В то же мгновение все остановилось: шум, время и, кажется, ее сердце… Непреодолимая тяга к ней, вся мощь желания, исходящая от его