Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Михаил Осоргин

Написав, прошелся по камере: в длину — шесть шагов, в ширину — распростертые руки касаются холодных и влажных стен. Император Николай Павлович — без году неделя император — приказал соизволить:

«Препровождаемого за номером (таким-то) содержать в строгости, питать порядочно, бумаги и чернил давать, сколько просит».

Хорошо тому жить, кому тетушка ворожит. Тетушка действительно имеется, но проживает за границей и ворожить не может. А письма ей пишутся только для того, чтобы их прочитали жандармы, а то и сам император, большой любитель литературы.

Про кого еще написать? Жаль, нет в камере волков и крокодилов, — и про них написал бы от скуки и со злости. Есть паук, один-единственный, вялый и неповоротливый. Мух нет, и нечем ему питаться.

— Ты бы, паук, хоть таракашек в сеть заманивал.

— Дрянь, кислятина!

На допросе император вынул платок, отвернулся, утер глаза и сказал:

— Тебя, бунтовщика, мне не жалко: жалею твоего почтенного родителя, коего за верную службу ценю и почитаю. — Потом так же сухо, как сухи были его глаза, прибавил: — И себя и его губишь напрасным запирательством.

И откуда в каземате столько мокриц? Нарочно, что ли, их разводят?

«…Надеюсь, любезная тетушка, что настоящее письмо безвинного страдальца не сделает Вам тошноты описанием стерегущих его в каземате насекомых».

Отшвырнув исписанные листки, августейший следователь и судия наистрожайше повелеть соизволил:

— Проверить!

Отношение товарища начальника Главного штаба графа Чернышева[227] к коменданту Санкт-Петербургской крепости генерал-адъютанту Сукину[228]:

«Дошло до сведения, что в некоторых казематах в С.-Петербургской крепости находится множество мокриц, тараканов, прусаков и прочих насекомых, которые, кроме того что внушают отвращение, могут вредить и здоровью содержащихся в оных. Сообщая о сем Вашему Высокопревосходительству, покорнейше прошу принять возможные меры к очищению казематов от сих животных».

Большая неприятность коменданту Сукину (даст же Бог такую фамилию!). Не по тому ли назвал граф Чернышев насекомых «животными», что хотел намекнуть на возможность очищения Петропавловской крепости и от коменданта?

— Попросить ко мне полковника Щербинского! Разведут в крепости нечисть, а я — отвечай! Господин плац-майор, чем вы занимаетесь? Тараканов разводите?

— Тараканов нет, ваше высокопревосходительство.

— Мало тараканов — мокриц завели? Прусакам крепость сдали? Приказываю немедленно обойти казематы и мне донести!

— Штаб-лекаря к плац-майору!

— Господин штаб-лекарь, комендант получил указания на мокриц и прусаков в казематах. Что же это делается?

Коллежский советник Элькан, человек штатский, говорит покойно:

— Много тараканов. Но это ваши солдаты разводят по кухням; конечно, заползают и к заключенным.

— А мокрицы? Толщиной в палец и мохнатьте?

— Мокрицы от сырости, но вряд ли в палец. Впрочем, я не раз докладывал вам о насекомых. Выводили их, да опять заводятся.

— Значит, и мокрицы есть?

— Стоножки. В летнее время бывают, зимой вымерзают, что ли. Я лечу больных, господин плац-майор, а насекомые — дело комендатуры.

— А со службы вместе вылетим, помяните мое слово. Потрудитесь немедленно произвести осмотр и мне доложить. А что тараканы — сам знаю, что много. У меня самого полна кухня. Чем их выводить?

— Бурой можно. Буры в порошке по полочкам насыпать велите.

— Сыпали. Они буру жрут и еще жиреют. Однако же отвечать мы должны! Ядом их каким-нибудь нельзя?

— Солдатам в суп попадет.

— Солдат все съест, ему ничего. Вот свалилось на голову несчастье! Вы уж помогите, доктор, на случай личного его высокопревосходительства обхода.

Отношение генерал-адъютанта Сукина графу Чернышеву:

«На отношение Вашего Сиятельства ко мне от 29 января 1828 года номер 55 о принятии возможных мер к очищению казематов от находящихся в некоторых из них множества мокриц, тараканов, прусаков и прочих насекомых, которые, кроме того что внушают отвращение, могут вредить и здоровью содержащихся в тех казематах, по получении ныне донесения от плац-майора здешней крепости полковника Щербинского, на предписание мое об оном, имею честь ответствовать, что не только в некоторых, но вообще во всех казематах, где арестанты содержатся, вышеозначенных насекомых не видно, а появляются оные только в общей арестантской кухне, но и то по возможности истребляются посредством сметания, что подтвердилось и личным донесением мне прикомандированного к Санкт-Петербургской крепости штаб-лекаря, коллежского советника Элькана, посещающего нередко арестантов, требующих врачебной помощи…»

Между седыми усами коменданта Сукина бегает легкая улыбочка: ловко написано: «… не только в некоторых, но и вообще во всех казематах!»

«А сверх того, когда и мне случалось быть в арестантских казематах, я никогда не видал в оных помянутых насекомых, а слышал, что в летнее время появляются иногда в некоторых арестантских казематах мокрицы, или так называемые стоножки, но редко и не в большом количестве».

Тоже ловко и уместно упомянуто: «В летнее время»! А ныне — зима и мороз, ваше сиятельство! Опоздать изволили!

«Тараканы же и прусаки, как донес мне плац-майор Щербинский, находятся в казематах, занимаемых квартированием нижних чинов, большею частью у женатых и даже у офицеров, живущих с семействами, по причине сырости и чрезмерной теплоты, происходящей от варения пищи и печения хлебов. Совершенно же истребить их в сих последних казематах весьма затруднительно, но по возможности живущими оные также истребляются».

Получите, ваше сиятельство, и попробуйте возразить. Таракан — насекомое семейственное, некоторым образом семейная необходимость. Без таракана нет уюта. Вместо того чтобы выводить тараканов, хорошо бы вывести доносчиков! Но Сукин стар, Сукин свое дело знает. Не будь Сукина — не мог бы мирно спать во дворце и его императорское величество!

«Любезная тетушка! В непрестанных заботах об удобствах заключенных ныне осматривали помещение, где пребываю, и значительно его очистили. Таковым образом, я лишился единственных друзей, с которыми видался и мог беседовать. С сего дня оставшейся утехой являются для меня лишь сии безответные к Вам письма, впрочем, лишенные для Вас достаточной занимательности».

А было когда-то время — друзей было много, и настоящих, а не тех, что бегают по стенам и потолку и заползают по ночам в больные глаза. Не всех постигла плачевная судьба, но иных постигла судьба еще худшая, если такую можно себе представить. Так преходяща слава мирская! Блестящий офицер гвардии — третий год в сыром каземате с тараканами и мокрицами. Три года украдены из жизни, — а что впереди?

И все-таки — забавен был утренний визит крепостного начальства! Впереди сам генерал Сукин, за ним плац-майор полковник Щербинский, за ними лекарь Элькан с двумя служителями. Никто с заключенным ни слова, — точно его и в камере нет.

— Извольте осмотреть!

Генерал в дверях, плац-майор на пороге, полоборотом, доктор водит очками по стенке.

— Чтобы все было очищено!

— Слушаю!

Редкий случай, что сам Сукин решился сунуть нос в арестантский каземат. Служители смели шваброй грязь со стен в ведерко, поскоблили в углах, наскоро подмели пол — и строгий приказ исполнен. Паук погиб первым, — но он не так уж и дорожил жизнью.

Эх, не о чем стало писать тетушке!

Осторожненько, учитывая опасность, пропустив вперед нафабренные усы, выползает из щели старый знакомый.

— Эге, прусак, да ты уцелел?

— Что мне делается? Ребяток кое-кого недосчитываемся.

— А я опасался, что тебя вымели.

— Бывало сие неоднократно — приходили, нарушали покой и сами напрасно беспокоились. Так было, и так будет, декабрист! Люди проходят — тараканы остаются. Суета сует и всяческая суета.

И, выдержав приличествующую паузу, рыжий философ прибавил обычным просительным, но и вполне достойным тоном:

— Не найдется ли завалящей хлебной крошечки старому ветерану?

БЛАГОДЕТЕЛЬНЫЙ АЛЖИРЕЦ

«Сево 11 мая 1828 году в Сурьянине Волховского уезду сево числа опосля обеду по особливому сказу крепосными людьми прапорщика Алексея Денисовича, совместно с крепосными брата его Маера Петра Денисовича при участии духовново хора Александры Денисовны Юрасовских на домовом театре Сурьянинском представлено будет:

Разбойники Средиземного моряилиБлагодетельный алжирец

большой пантомимный балет в 3 действиях соч. г. Глушковского, с сражениями, маршами и великолепным спектаклем».