Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

НА ПЕРЕПУТЬИ

Отравленный житейской мутью,Стою на перепутьи я,Со смертной вглядываясь жутьюВо все явленья бытия.

Куда идти? Устали ноги,И веры нет уже в пути!Я просто сяду у дорогиВ сухие где­нибудь цветы –

Вот у курганной этой бабы, –На чахлую склонюсь к ней грудь,Как ящерицы или жабы,А там уж, право, будь что будь.

Устав от созерцанья нищих,Босых и призрачных людей,Я поищу небесной пищиИ белоснежных лебедей,

Плывущих, как и при Адаме,Бог весть откуда и куда.Потом прилягу рядом в яме –И буду ждать себе суда.

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Не протестант я, не католик,И всё же ученик Христа.Алтарь мой – шаткий этот столик,Богослужение – мечта.

В безверья горького тревоге,Я продолжаю строить храмВезде, где не пылит дорога,Всё выше, выше к небесам.

Всё творчество непостижимо,Жизнь – под сомнением всегда,Но Божьего мы серафимаВстречаем в мире иногда.

Меж сеющих зерно на поле,Меж в реку брошенных сетей,Меж плачущих рабов в неволе,Меж пляшущих в саду детей, –

Везде он синий, снежно­белый,С мечом пылающим в руке,В бореньях с явью поседелый,С слезой застывшей на щеке.

АДАМ

Я всё забыл, чему учился,Всю мудрость школьную свою,Я тайны Божьей приобщился, –Как птица я теперь пою.Как пред незнающим Адамом,Лежит передо мною рай,И в центре нахожусь я самом,Родимый созерцая край.Всё прошлое – уже глубокоВ земле похороненный пласт,И нет уже во мне пророка, –Давно мне чужд иконокласт.Я одинокий лишь художник,Наивный я опять поэт,И самый скромный подорожникМне ближе, чем идейный свет.Неслышному я внемлю ростуРосистой под ногой травы,По радуги шагаю мосту,Теперь и камни – не мертвы.Все звери – братья мне и сестры,И волн и ветра шепот мнеВажней, чем яви праздник пестрый,И я живу, как в вещем сне.И началось богослуженьеМистическое для меня,Жизнь – странное стихотворенье,Жизнь – атом мирового дня.

ПАВИЛЬОН

Неба голубое чудо,Черных пиний кружева,Листьев золотая груда,Выгоревшая трава –

Это гобелен фламандский,Золотой осенний фон.Посреди, киоск тосканский, –Легкий, стройный павильон.

Сверху фриз: гирлянды, putti,Синяя меж них глазурь...Считаны мои минуты,Слишком много было бурь.

Но в таком бы павильонеЯ готов хоть целый векПростоять в цветов коронеС тирсом, как античный грек.

Всякая метаморфоза –Тайна для больной души.Мысли этой жжет заноза,Жжет – и в мирной здесь тиши.

ИСТУКАН

Текут года, как Днестр родимый,В необозримый океан,И след моей слезы незримойДавно простыл. Как истукан,Стою я над потоком горькимЛюдских, неосушимых слез,И глаз мой, мраморный и зоркий,Устал от беспрестанных гроз.Нет никакого избавленья,Нет никаких уже Мессий,Всё – непонятные явленьяНеобуздаемых стихий.И можно ль жалких насекомыхДвуногих осудить всерьез,Преступною судьбой ведомыхПревратных, злых метаморфоз?Я истуканом стал курганнымНад протекающим Днестром,Я облаков полетом странным, –Торжественным небес пером, –Вселенной тайны исчерпавшийИ атомов круговорот,Я – нищий духом, я упавшийУ рая запертых ворот.

ВДВОЕМ

Темно вокруг. Чуть брезжит в щелиОкошка мертвый лунный свет.Ни стен не видно, ни постели,Как будто ничего уж нет.Как будто бы на дне могилыМы вечность целую лежим,Чужие возрождая силы,Как пни, гниением своим.И страшно, страшно... Но целуяВблизи проснувшуюся руку,Я чувствую, как жизнь, ликуя,Смертельную врачует муку.Проходит вмиг в душе тревогаПред тайною метаморфоз,Дыханье чувствуется Бога,Благоуханье алых роз.Упали стены, мрак поднялся,Как черный занавес над сценой, –И океан заколыхался,Сверкающий жемчужной пеной.Но даже он успокоеньеДает нам, лишь пока вдвоемМы жизнию всего твореньяВ ограничении живем.

ЭСКИЗ

Черный ослик, красный воз,Красный, красный, как огонь.В небе белый – среди роз –Облачный вздыбился конь.Мужичонка без сапогПеред возом семенит,Несуразно так убог,Что за сердце ущемит.Как прекрасен этот воз,Красный, красный, как огонь, –Живописней летних роз.Как прекрасен этот коньОблачный на бирюзе,Мужичонка как хорошНа серебряной стезе, –Медный весь, как старый грош!Склоны всюду, лес олив, –Пепельное серебро,Ослик черный как счастлив,Хоть и вылезло реброУ него кой­где в шерсти:Солнце есть и в ноябре.Всё счастливей мы в пути,Чем в прокиснувшей дыре.

ТЕЛО

Смотря в зеркальные витрины,Я с удивленьем облик свой,Как будто бы портрет старинный,Рассматриваю вновь порой.Какие странные морщины,Какой потешный задран нос:Ущелья, взрытые лощины,Размытый временем утес.Зачем мне здесь мотор духовный,Заржавленный давно от лет?Зачем походкою неровнойПлетусь я через столько бед?Ведь эта хрупкая машинаМне вовсе не была нужна:Как в тучах синяя вершина,Я жил для облачного сна.Но блеск гармонии бездоннойИ ритм восстановляют вдругС природою всегда свободнойМагический духовный круг.И образы, слагаясь в ямбы,Как капли чистые – в ручей,В душе рождают дифирамбы, –И я совсем, совсем ничей.1946

ДОЛИНА СМЕРТИ

Семь голубых долин! В последней,Целующей уж горизонт,Конец нелепости наследной, –Там плещет мрачный Ахеронт.

Туманная видна долинаУ наших истомленных ног:Величественная картина,Писал ее когда­то Бог.

Глубоко – шахматное поле.Меж кипарисами квадрат,За ним другие... сотни... боле...Травы узорчатый брокат.

Влечет долина Смерти мысли,Как древний сказочный ковер.Над нею облака повисли,Как саван снежный... Жадно взор

Глядит в крестовые квадраты,Глядит задумчиво с высот:В одном из них уже лопатыДля нас копают свежий сот.

ОТРАЖЕНИЯ

В кругу мечтательных платанов,Глядящих в дремлющий ручей,Вверху на облачных тартанах,Я становлюсь опять ничей.Меж легких паучков, скользящихПо зеркалу застывших вод,Меж крылышек цикад трещащих,Я будто вплелся в.хоровод.Я также только отраженье –Совсем неведомо чего,И никакого униженьяНе причиняет естество.Ручей журчит во мне студеный,Платаны шепчут в голове,Концерт лягушек возбужденный –В мозгу моем, а не в траве.И хорошо мне несказанноОт полуденных аллилуй,Как будто бы моей желаннойНежданный это поцелуй.

ПЕЙЗАЖ