Ради Елены - Элизабет Джордж

— Странная манера рисовать, вы так не считаете?

— Если все фотографии сложить, то ничего странного, — ответила Пен, — вот. Сейчас покажу.

Линли переставил со стола стальной чайник с заваркой, чашки, тарелки и ложки на соседний столик.

— Холст очень большой, пришлось снимать по частям, — объяснил он Барбаре.

— Если соединить все части, — продолжала Пен, — вот что у нас получится.

Пен разложила снимки в незаконченный прямоугольник, у которого в правом углу не хватало одного кусочка. Получились четыре этюда головы подрастающей девочки — совсем маленькой, потом двухлетней, школьного возраста, подростка, расположенных полукругом, — и над ними пятый этюд головы молодой девушки.

— Если это не Елена Уивер, — спросила Барбара,—тогда кто…

— Это Елена, — ответил Линли, — ее мать готова была в этом поклясться. Но относительно остального хода событий Глин Уивер ошиблась. Она увидела наброски и холст, спрятанный в кабинете Уивера, и сделала свои выводы, считая мужа дилетантом в живописи. Но эта картина написана профессионально.

Линли достал из конверта еще один снимок. Барбара взяла его, положила на пустое место в нижний правый угол прямоугольника и прочла подпись художника. Подпись оказалась похожей на саму художницу. Простое слово «Гордон» было выведено черным.

— Круг замкнулся, — сказал Линли.

— Слишком много совпадений, чтобы считать их простыми совпадениями, — ответила Хейверс.

— Если связать улику с орудием убийства, дело можно считать закрытым.

Линли посмотрел на Сент-Джеймса, пока леди Хелен аккуратно складывала снимки и убирала их обратно в папку.

— Что-нибудь решил?

— Это стекло, — ответил тот.

— Бутылка вина?

— Нет. Форма не та.

Барбара подошла к столу, куда Линли переставил всю посуду, и, порывшись, нашла рисунок Сент-Джеймса. Рисунок лежал под чайником, Барбара вытащила его и кинула Линли. Рисунок упал. Леди Хелен подобрала его, изучила и, пожав плечами, отдала Линли.

— Что это? — спросил он. — Похоже на графин.

— Я тоже так подумала, — сказала Барбара, — Саймон отрицает.

— Почему?

— Он должен быть литым и очень тяжелым, чтобы одним ударом раздробить кость.

— Черт, черт, — воскликнул Линли и бросил рисунок на стол.

Пенелопа нагнулась и подвинула к себе рисунок.

— Томми, — задумчиво сказала она, — я не уверена до конца, но эта штука ужасно похожа на курант.

— Курант[36] ? — переспросил Линли. — Это еще что за хрень?

— Это инструмент, — сказала Пен, — им пользуются художники, сами растирающие для себя краски.

Глава 22

Сара Гордон лежала на спине, уставившись в потолок своей спальни. Она рассматривала рисунок штукатурки, различая очертания кошки, изнуренное лицо старухи, злобную ухмылку демона в еле заметных изгибах и углублениях. Сара решила не делать здесь ремонт, и убранство осталось простым, как в монашеской келье, что, как ей казалось, будило ее фантазию и помогало творить.

Теперь это будило лишь память. Удар, хруст, треск кости. Неожиданно горячая кровь, брызнувшая с лица девушки на ее собственное. И сама девушка. Елена.

Сара перевернулась на бок и, свернувшись калачиком, поплотней укуталась в шерстяное одеяло. Какой невыносимый холод. Целый день внизу горит камин, и тепло от него разносится по всему дому, но ей все равно холодно. Холод, как неистребимая зараза, сочится сквозь стены, пол и постель. С каждой минутой он победоносно шествует по телу, и Сара содрогается от новой волны озноба.

Обычная горячка. Плохая погода. Сырость, туман, ледяной ветер сделали свое дело.

Сырость, туман, ветер: Сара пыталась загипнотизировать себя спасительными словами и устремиться мыслями в это желанное узкое русло, но усыпить часть мозга, где господствовала Елена Уивер, Саре не удавалось.

Дважды в неделю в течение двух месяцев Елена после полудня приезжала в Гранчестер на стареньком велосипеде, скрутив на затылке свои длинные волосы, чтобы не падали на лицо, и набив карманы контрабандным лакомством, которое как бы случайно падало в пасть Флэйму, если Сара вдруг отворачивалась. Она называла его «пес-растрепыш», ласково трепала висящие большие уши, склонившись к нему лицом и дозволяя вылизывать себе нос. «А што у мня есь для аствопыша?» — и смеялась, когда пес обнюхивал карманы, весело виляя хвостом и становясь ей передними лапами на джинсы. Так они здоровались на дорожке к дому, Флэйм бросался навстречу, приветствуя ее восторженным лаем, который, по словам Елены, колыхал воздух.

Она входила в дом, сбрасывала пальто, распускала волосы, встряхивала их, приветливо улыбалась и смущалась, если Сара видела ее открытое проявление нежности к собаке. Ей казалось, что в таком возрасте неприлично обожать животных, особенно тех, которым она не хозяйка.

— Готова? — спрашивала она, и вопрос обычно звучал как «атова?».

Когда Тони начал приводить ее в студию на первые сеансы рисунка живой натуры, она стеснялась. Но только сначала эта юная женщина не забывала о собственном физическом недостатке и о том, что он может доставить окружающим дискомфорт. Она сразу расслабилась, увидев, как легко другому в ее присутствии, по крайней мере Саре, начала болтать и смеяться, раскрываться навстречу людям и окружающей обстановке, словно все это знакомо ей с пеленок.

Приезжая на очередной сеанс, ровно в полтретьего она забиралась на высокий табурет в мастерской Сары. Ее взгляд порхал по комнате в поисках новых или еще не законченных работ. Она болтала без умолку. Как похожи они в этом с отцом.

— Ты никогда не была замужем, Сара?

Тони тоже любил говорить на эти темы, только вопрос девушки прозвучал «Ты никода не быа замшем, Саа?», и Саре потребовалось время, чтобы восстановить старательно выговариваемые, но искаженные звуки и расшифровать их значение.

— Нет. Никогда.

— Почему?

Сара внимательно посмотрела на рабочий холст, сравнив его с непоседливой натурой, ерзающей на табурете, интересно, уловит ли она, сумеет ли запечатлеть эту энергию, которой фонтанирует Елена. Даже во время отдыха, склонив голову набок и откинув волосы так, что цвет их отливал оттенком спелой пшеницы на солнце, даже в эти минуты она была живой и неуемной. Беспрестанно задавала вопросы, хотела познать, мечтала постигнуть.

— Наверное, думала, что мужчина мне помешает, — ответила Сара, — я хотела быть художником. Все остальное казалось второстепенным.

— Мой папа тоже хочет быть художником.

— Это точно, хочет.

— Как ты думаешь, у него получится?

— Да.

— А тебе он нравится?

И Елена в упор посмотрела на Сару. Она должна смотреть в упор, чтобы читать по губам, сказала себе Сара. Но все равно ответ ее получился резким:

—Конечно. Мне нравятся все мои студенты. Всегда нравились. Ты дергаешься, Елена. Наклони голову, как надо.

Пальцем ноги Елена потянулась к Флэйму и почесала его возле уха, пес лежал рядом на полу в ожидании лакомства, надеясь, что оно упадет у нее из кармана. Сара затаила дыхание, надеясь, что расспросы о Тони кончились. Так оно и случилось в очередной раз. Елена знала границы, которые не стоит переходить, и с таким же успехом переступала остальные.

— Извини, Сара, — улыбнувшись, ответила Елена и приняла исходное положение, в то время как Сара, избегая пристального взгляда девушки, подошла к стереосистеме и включила ее.

— Папа удивится, кода увидит это. Кода я ее увижу?

— Как только я закончу. Елена, не двигайся. Черт, свет уходит.

В конце сеанса мольберт накрывали простыней, и они вдвоем под музыку пили чай в мастерской. Песочное печенье — Флэйм сидел на страже, ждал, когда Елена даст ему кусочек, и слизывал сахаринки с ее ладони, — пирожные и пирожки Сара готовила по рецептам, о которых не вспоминала годами. Они болтали и запивали сладости чаем, играла музыка, и Сара пальцами отстукивала ритм по колену.

— Какая она? — как-то раз небрежно спросила Елена.

— Кто?

Елена кивнула на колонку:

— Она. Ты знаешь, о чем я. Она.

— Музыка?

— Какая она?

Под серьезным взглядом Елены Сара опустила глаза, пытаясь проникнуть в тайну электрической арфы Волленвейдера и синтезатора Муга[37]. Словно бросая ей вызов, мелодия падала и взмывала вновь, и каждая нота была кристально чистой. Сара долго размышляла, как ответить на вопрос, и в конце концов Елена сказала:

— Прости. Я подумала, что…

Сара вскинула голову и увидела растрепанное лицо Елены, которая, видимо, испугалась, что поставила человека в тупик своим вопросом и еще напомнила о своем физическом дефекте.

— Нет-нет, — ответила Сара, — ты меня неправильно поняла. Я размышляла, как… А, вот. Идем со мной.

Сара подвела Елену к колонке, включила громкость на полную мощность. Руку Елены Сара приложила к колонке. Елена улыбнулась.