Прикосновение ненависти - Дж. Л. Бек

соски твердые, как бриллианты — еще одно доказательство ее возбуждения. Я никогда не смогу насытиться каждой частичкой ее тела. Мой голод бесконечен, становясь все более всепоглощающим с каждым вздохом, с каждым подергиванием мышц, сжимающих мой член.

Только когда давление ослабевает, я доверяю себе двигаться, отступая ровно настолько, чтобы снова двинуться вперед. Снова. Я скриплю зубами, мое дыхание становится коротким, жарким с каждым уверенным ударом. Кровь шумит в ушах. Господи. Этого все еще недостаточно. Ее кожа, ее стоны, невыносимое удовольствие погружаться по самые яйца в ее жар. Мне нужно больше. Она нужна мне вся. Я отпускаю грудь и провожу рукой по ее бедру, а другую руку кладу на ее зад. Мой взгляд задерживается на хорошенькой сморщенной дырочке.

Моя. Зверь внутри меня рычит.

Скарлет вздрагивает, задыхаясь от беспрецедентного давления в ее заднице.

— Расслабься, — ворчу я, возвращаясь и нежно играя с ее девственной попке. Я никогда не причиню боли, но не могу обещать, что ей не будет немного больно от удовольствия. — Позволь мне показать тебе, как это может быть приятно.

— Рен… — Она задыхается, когда наши тела соприкасаются, и мой большой палец угрожает прорваться через кольцо мышц, которое она так крепко сжала. — Я не знаю.… Я боюсь.

— Тише, ангел. Не бойся. Я никогда не причиню тебе вреда. Ты это знаешь. Ты слишком дорога мне. — Я плюю на ее дырочку и использую это как смазку, чтобы проникнуть большим пальцем внутрь. Ее смущенный стон — музыка для моих ушей, заставляющая меня погружаться все глубже и глубже в ее киску.

— Ты доверяешь мне, не так ли? — Слова вырываются ворчанием.

Наступает небольшая пауза, но в конце концов она шепчет: — Доверяю, — заставляя меня улыбнуться.

— Отлично, подожди, пока я введу свой член в эту тугую девственную дырочку. Твой разум снесет от удовольствия.

Ее пронзительный крик все еще пропитан тревогой, которая быстро превращается во что-то более глубокое, более сладкое, когда я начинаю работать с ее задницей и киской в тандеме. Однажды она поймет, что я знаю лучше всех.

С чем может справиться ее тело. В чем она нуждается больше всего.

Она запрокидывает голову, ее светлые волосы рассыпаются по спине мерцающим водопадом. Все в ней завораживает, создано для того, чтобы притягивать меня, удерживать мое очарование.

Взяв в горсть ее мерцающие волосы, я крепко сжимаю их, пропуская пальцы сквозь пряди.

Это мое. Она моя. Никто не заберет ее у меня.

— Рен! — В ее крике к удовольствию примешивается боль, и я отвечаю, ударяя по ее нежной плоти сильнее, чем раньше, убирая большой палец вместо того, чтобы впиться пальцами в ее бедро, оттягивая ее назад в такт своим яростным толчкам.

Я должен предъявлять на нее права снова и снова.

Чтобы убедиться, что она знает, что принадлежит мне.

— Рен… о боже. — Я едва слышу ее пронзительные крики сквозь победный рев, нарастающий в моей голове. Даже знакомое покалывание растущего удовольствия в основании моего позвоночника меркнет по сравнению с триумфом моего требования.

— Иногда я буду трахать тебя так, как люблю, а иногда так, словно ненавижу, но несмотря ни на что, ты все равно будешь кончать на мой член, Ангел, — рычу я, прижимаясь к ее спине, желая проникнуть в нее как можно глубже.

Она пытается повернуть голову, но я прижимаю ее к подушке, прежде чем она успевает взглянуть на меня. Я напоминаю себе, что она сильнее, чем кажется. Она справится с этим, потому что была создана для меня.

Я бы не сделал ничего такого, с чем она не смогла бы справиться.

— Прими мой член. — Я двигаю ею вперед, мои бедра бьются о ее задницу, толкая ее вверх по кровати. — Прими его целиком. Как можно глубже.

— Я-я не могу. — В ее голосе слышны одновременно боль и удовольствие, но она не попросила меня остановиться, не показала мне, что не может с этим справиться.

— Можешь. — Наши тела соприкасаются, и она стонет. — Ты примешь его. Правда? Скажи это. Скажи мне, что примешь мой член. Скажи мне, что ты будешь держать его внутри себя, там, где ему и место.

Когда она не отвечает, у меня нет выбора, кроме как намотать ее волосы на кулак и приподнять ее голову, мои бедра покачиваются взад-вперед, когда я толкаюсь сильнее.

— Я тебя не слышу.

У нее вырывается крик, когда я оттягиваю ее голову назад.

— Да! Да, я могу. Дай его мне.

— Громче.

— Рен, пожалуйста!

— Кому ты принадлежишь? Кому принадлежит эта киска?

Я вхожу глубоко, жестко, шлепая яйцами по ее клитору. Нет сомнений, что у нее останутся синяки, когда я закончу.

— Скажи это.

— Тебе! О боже, тебе!

— Все верно, сок из твоей киски стекает по моему члену на простыни. Видела бы ты, какой беспорядок устроила.

Звук ее подчинения и все, что это означает, вызывает взрыв в моей душе. Мои толчки превращаются в неистовство, которое заставляет меня терять свой ритм, свой темп и все сознательные мысли. Скрип кровати — нестройная какофония, которую перекрывают только наши смешанные крики удовольствия, боли и даже страха.

ДА. Возьми меня, мой ангел. Всего меня.

— Давай, Ангел. Ты кончишь для меня. Пропитай мой член своими сладкими соками. Я нуждаюсь в твоем освобождении, как в следующем вдохе.

— Рен… О боже, — всхлипывает Скарлет, но я чувствую, как напрягаются ее мышцы, и знаю, что она близко.

Я двигаюсь быстрее, мои яйца сильнее ударяются о ее клитор. Я не подхожу ей и уж точно не достоин её, но она никогда не останется без оргазма, когда я в ней. Сдерживая собственное удовольствие, я продолжаю свой изматывающий темп.

— Я…. — Слова обрываются, когда я вдавливаю ее лицо в матрас и опустошаюсь в нее, а ее тугое влагалище сжимается и разжимается вокруг меня. Она втягивает меня глубже, выдаивая каждую каплю спермы, которую я так жажду доставить, и мы взрываемся вместе.

Моя хватка крепче сжимает ее бедра, и через собственный оргазм я изливаю в нее все. Всю свою ярость, негодование и одержимость. Зная, что она может это принять. Зная, что она мой дар, мое спасение.

— Моя.

Теперь это шепот, мягкий, уверенный.

Я отпускаю ее волосы вместо того, чтобы обхватить руками ее дрожащее тело, мой член все еще внутри нее, когда я ложусь, прижимая ее к себе, как тогда, когда я проснулся.

— Ты вся моя, Ангел.

Она вздрагивает, все еще тихо поскуливая, пока я провожу губами линию от ее плеча до уха. Такая невероятно драгоценная.