Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

уже на следующий день после свершения февральской революции: то, «что народные массы, освобожденные от всяких сдерживающих влияний, опьяненные свободой, потеряли разум и принялись с жестоким садизмом разрушать свое собственное благополучие, — это еще понять можно. Что у власти не нашлось силы, воли, мужества, чтобы остановить внезапно прорвавшийся поток, — это тоже неудивительно. Но что делала соль земли, верхние слои народа, социалистическая, либеральная и консервативная интеллигенция; наконец, просто «излюбленные люди», более или менее законно, более или менее полно, но все же представлявшие подлинный народ, — это, — по словам Деникина, — выходило за пределы человеческого понимания. Перечтите отчеты всех этих советов, демократических, государственных и прочих совещаний, комитетов, заседаний, предпарламентов, и вас оглушит неудержимый словесный поток, льющий вместо огнегасительной горючую жидкость в расплавленную народную массу. Поток слов умных, глупых или бредовых; высокопатриотических или предательских; искренних или провокаторских. Но только слов. В них отражены гипноз отвлеченных формул и такая страстная нетерпимость к программным, партийным, классовым отличиям, которые заставляют нас вспомнить страницы талмуда, средневековую инквизицию и споры протопопа Аввакума… Не только для истории, но и для медицины состояние умов, в особенности у верхнего слоя русского народа, в годы великой смуты представит высокоценный неисчерпаемый источник изучения»[1446].

«Главною виновницею разгрома России, — приходил к выводу последний дворцовый комендант В. Воейков, — можно считать нашу одураченную интеллигенцию, которая разрушала собственными руками без какой либо внешней катастрофы захваченное ею наследие предков»[1447]. «Различные стадии этой борьбы, — подчеркивал Н. Головин, — ярко отражают на себе свойства нашей интеллигенции: непонимание реальностей жизни в тех случаях, когда она пытается творить, и максимализм — в тех случаях, когда она стремится разрушать»[1448].

«Как в первую, так и во вторую революцию лейтмотивом всей периодической прессы была злоба и ненависть к правительству и всем органам власти вообще… Сплоченная общим чувством ненависти и злобы, эта общественность стала действовать сообща, но деятельность ее во время обеих революций была только разрушительной, — подтверждал Р. Раупах, — Обывательская масса эта не была оплодотворена никакой идеей, ей были чужд возвышающий душу энтузиазм, без которого общественное созидание и творчество немыслимы»[1449].

Основная проблема, отмечала американская журналистка Б. Битти, заключалась в том, что лидеры революции «были теоретиками… и так и не научились идти на компромисс. Каждая группа была готова умереть за свое собственное конкретное определение революции, и ни одна не была готова уступить и признать теорию другой группы. В результате один правительственный кризис следовал за другим»[1450].

Материальная причина этой непримиримости крылась в крайней бедности России капиталами и жестко ограниченной возможностью их накопления. Эта бедность была настолько глубока, что не позволяла удовлетворить даже минимальные потребности всех социальных групп[1451]. Борьба за власть являлась, прежде всего, борьбой за перераспределение крайне ограниченных, недостаточных для естественного развития ресурсов, в пользу победившей социальной группы. Разорение, вызванное войной, до крайности радикализовало эту борьбу, превратив ее в борьбу за выживание.

Мозг революции

«Общественное» миросозерцание русской интеллигенции, подчиняющее все ценности политике, есть лишь результат великой путаницы, слабости мысли и сознания, смешения абсолютного и относительного.

Н. Бердяев[1452]

Несмотря на наличие общих схожих черт, различные группы интеллигенции в России были не только слишком разнородны по своему характеру и составу, но и прямо противоположны по своим целям. Этот факт наглядно отражали те политические силы, в которых интеллигенция играла основную ведущую и вдохновляющую роль.

Кадеты

Кадеты (конституционные демократы) — крупнейшая либеральная партия России, была образована представителями профессиональной интеллигенции (адвокатами, учеными, врачами…) на волне первой русской революции в октябре 1905 г. Цель партии оставалась неизменной с времен ее предтечи — «Союза освобождения»: «Считая политическую свободу даже в самых ее минимальных пределах совершенно несовместимой с абсолютным характером русской монархии, Союз будет добиваться, прежде всего, уничтожения самодержавия и установления в России конституционного режима». Главным лозунгом либеральной интеллигенции провозглашалась: «Борьба за политическое освобождение России на началах демократизма»[1453].

Кадеты, называли себя «внеклассовой партией», но на деле, по словам М. Горького, считали «себя мыслящим аппаратом буржуазии и языком ее»[1454]. «К весне 1906 г. по всей России возникло более 360 комитетов разного уровня партии кадетов, в ней насчитывалось около 70 тыс. членов. Они создали обширную прессу — до 70 центральных и местных газет и журналов, много партийных клубов и кружков. «По интенсивности пропаганды и качеству ораторов им не было равных — кадеты распространяли бесплатные брошюры, расклеивали плакаты, снимали для избирательных собраний хорошие помещения, куда стекались по нескольку тысяч человек»[1455]. Кадеты занимали ведущее место в политической жизни страны, являясь лидерами Думской оппозиции.

«Все более и более поддаваясь водительству кадетской партии», либеральная интеллигенция «увлеклась легкостью критики правительственной власти и начала, — отмечал Н. Покровский, — с еще большею, чем когда-либо, энергий подтачивать не только правительство, но и самые устои, на которых стояло государство… Стали думать, что, разрушая власть, спасают страну…»[1456]. С «1906 г. конституционно-демократическая партия была той духовной язвой страны, которая десять лет разъедала ее интеллигенцию своим иезуитским политиканством…, — подтверждал М. Горький, — «Оппозиция Его Величества», она не брезговала ничем для того, чтобы пробраться к власти…»[1457].

Основная причина столь критических оценок заключалась не в том, что кадеты бросили все свои силы на разрушение старой власти, а в том, что они не выдвинули вообще никаких идей по созданию новой[1458]. Именно этот факт в ноябре 1916 г. подчеркивался в меморандуме, составленном кружком сенатора Римского-Корсакова: «дело в том, что сами эти элементы столь слабы, столь разрознены и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их было бы столь кратковременно, сколь и непрочно… Нося название демократической, а сама по себе в составе своем чисто буржуазная, она должна была, не имея собственной почвы, принять лозунги навязанные ей слева… Без союза с левыми, без козырей, вынутых из чужой колоды, кадеты представляют собой всего-навсего большое сборище либеральных юристов, профессоров, министерских чиновников и ничего более»[1459].

«За нашей (либеральной) оппозицией, нет никого, у нее нет поддержки в народе…, — подтверждал экс-министр внутренних дел П. Дурново, — наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет»[1460]. «Либеральное движение было связано с Государственной Думой и кадетской партией. Но оно не имело опоры в народных массах, — подтверждал Н. Бердяев, — и лишено было вдохновляющих идей»[1461].

«Кадетская партия, задававшая тон в Думе, не имела за собою ничего, кроме тумана общественности. Она была