Дочь тумана и костей - Лэйни Тейлор

— Что за…

— Это сахар, — ответила Нвелла, хихикая.

— Нвелла!

Мадригал попыталась стереть это с себя, но пудра была очень мелкой и прилипала. Девушки пользовались ею, когда планировали, чтоб их попробовали. Как будто ее подкрашенные губы и голая спина уже не были достаточным приглашением для Тьяго. Эти блестки на теле сами по себе красноречиво говорили, будто надпись "ЛИЗНИ МЕНЯ".

— Ты уже не выглядишь как солдат, — сказала Нвелла.

Это была правда. Она выглядела как девушка, которая сделала свой выбор. Сделала ли она? Все думали, что да, и это почти так и было. Но еще не слишком поздно. Она могла решить не ходить на бал вообще — что послало бы определенно противоположное сообщение, чем показываться припудренной сахаром. Ей только предстояло решить, что она хотела.

Мадригал задержала взгляд на себе в зеркале. Голова слегка кружилась, словно будущее вихрем неслось на нее.

И так и было, просто она пока не знала что будущее уже приближается к ней на невидимых крыльях, и что у этого будущего такие глаза, что ни одна маска не сможет спрятать их. И что ее сомнения по поводу выбора вскоре будут отброшены в сторону, словно пыль от взмаха крыла, освободив место невообразимому.

Любви.

— Пойдемте, — сказала она, и, взяв Чиро и Нвеллу под руки, пошла ему навстречу.

ГЛАВА 51

СЕРПАНТИН

Главная улица Лораменди, Серпантин, в этот вечер года становилась местом шествия процессии в честь дня рождения Военачальника. По обычаю по всей длине процессии все танцевали, двигаясь от одного одетого в маску партнера к другому, всю дорогу до агоры — городского места сборищ. А там уже начинался бал, под тысячами фонарей, нанизанных, как звезды, на прутья Клетки, создавая иллюзию маленького мирка со своим собственным небосводом.

Мадригал нырнула в толпу вместе со своими подружками, как делала из года в год, но на этот раз она отчетливо поняла, что всё изменилось.

Она была в маске, но это не делало ее неузнаваемой, и появление Мадригал не осталось незамеченным. Ее плечи были покрыты сахарной пудрой, но никто не воспринял блестки на ее плечах как приглашение. Все знали, что она не для них, и посреди безудержного веселья на улице она оказалась обособленна, словно плыла в стеклянном шаре.

Снова и снова Чиро и Нвелла оказывались в объятьях незнакомцев и раздавали поцелуи, от маски к маске. Это была традиция: танцевать, кружась и притопывая, и свободно целоваться со всеми, тем самым празднуя единение рас. Группы музыкантов были расставлены с определенными интервалами, чтобы празднующие могли передвигаться от мелодии к мелодии, как от руки к руке, без перерыва. Быстрая музыка кружила их, но никто не подхватил Мадригал. Несколько раз кое-кто из солдат порывался сделать это, один из них даже успел схватить ее за руку, но каждый раз у них находился друг, который отдергивал в сторону и шептал на ухо предупреждение.

Она принадлежала Тьяго.

Никто не посмел коснуться её. Она плыла сквозь веселье в полном одиночестве.

Она гадала, где находиться Тьяго, перебегая взглядом с одной маски на другую, и когда в поле зрения попадали длинные белые волосы или кто-то похожий на волка, ее сердце подпрыгивало от мысли, что это он, но каждый раз на его месте оказывался кто-то другой. Волосы, например, принадлежали пожилой женщине, и это вызвало смех у Мадригал.

Сейчас каждый житель Лораменди находился на улице, но каким-то образом пространство вокруг нее было свободным, и она, не встречая никаких препятствий на своем пути, двигалась вслед за своими друзьями к агоре. Она полагала, что увидит Тьяго там, стоящего рядом с отцом на балконе дворца и наблюдающего, как наплыв толпы, волна за волной, заполняет площадь химерами.

Он будет высматривать ее.

Сама того не осознавая, она замедлила шаг. Впереди Нвелла и Чиро в масках кружились и целовались, не останавливаясь ни на минуту. По большей части они лишь касались губами своих масок к губам (или клювам, пастям) других масок, но были и настоящие поцелуи, без оглядки на внешний облик. По опыту предыдущих праздников Мадригал знала, каково это — ощущать пахнущее вином из трав дыхание незнакомцев, укол о щекочущие усы тигра, или дракона, или мужчины. Но не сегодня.

Сегодня она была в изоляции — на ней останавливались глаза, но не руки и не губы. И Серпантин оказался очень длинной улицей, когда идешь по ней в одиночестве.

Тут кто-то взял ее за локоть. Это прикосновение испугало, хотя само по себе означало конец ее отчужденности от других. Подумав, что это может быть Тьяго, Мадригал напряглась.

Но это был не он. На стоявшем рядом с ней была надета маска лошади, которая полностью закрывала его голову. Тьяго никогда бы не надел такую маску или любую другую, которая скрывала бы его лицо. Каждый год на бал он одевал одно и то же — голова настоящего волка поверх его собственной, причем у маски была удалена нижняя челюсть, что делала ее чем-то наподобие головного убора. Глаза маски были заменены синим стеклом, отчего они казались еще более зловещими.

Кто же это был, настолько глупый, что посмел прикоснуться к ней? Незнакомец был высок, на целую голову выше ее собственного роста, и Мадригал пришлось задрать голову, чтоб, положив руку ему на плечо, легонько ткнуться клювом своей маски в лошадиную морду его. Этот "поцелуй" был для нее доказательством того, что она все еще принадлежит самой себе.

И вдруг, с нее словно пало какое-то заклятие. Мадригал снова стала частичкой толпы, кружась с незнакомым партнером в бесстыдном танце всеобщего кутежа. Он продвигал ее вперед, защищая от нечаянных толчков созданий побольше. Она чувствовала его силу — он с легкостью мог удерживать ее над землей. И крутнув раз или два, он должен был отпустить ее, но не делал этого. Его руки, одетые в перчатки, крепко держали ее. И сама Мадригал, зная, что никто больше не будет с ней танцевать, не пыталась отдалиться от него. Танцуя, она так радовалась, что позабыла о волнениях по поводу своего платья. Казавшееся таким ненадежным, оно, все же, неплохо держалось, и когда она кружилась, платье волнами поднималось над ее ногами, невесомое и хорошенькое.

Они продолжали двигаться в живом, бурлящем потоке. Мадригал потеряла из виду своих друзей, но одетый в маску лошади незнакомец не покидал ее. Ближе к концу Серпантина в процессии образовалось бутылочное горлышко. Танцы постепенно замедлялись, переходя в плавное покачивание. Мадригал оказалась совсем близко с незнакомцем, они оба тяжело дышали. Взглянув вверх, она покраснела под своей птичьей маской и произнесла:

— Спасибо.