Ближний круг госпожи Тань - Лиза Си

важен для меня так, как дочь. А для госпожи Чэнь нет никого дороже сына. Благодаря бабушке и госпоже Чжао, их ловким опытным рукам, мы с наложницей господина Яна получили возможность проводить больше времени с детьми, что особенно важно в те предрассветные часы, когда злые духи приходят поглазеть на слабых и матерям приходится крепко держать своих малышей, чтобы их не утащили в Загробный мир.

Проходит две недели. Наступает ночь, когда все кажется тихим и спокойным. Айлань выздоравливает, она крепко спит, мягко дыша через слегка приоткрытый рот. Госпожа Чэнь дремлет рядом с Маньцзы. Их вдохи и выдохи негромкие и неровные, что вызвано истощением у нее и слабостью у мальчика. В начале эпидемии мы пили чай с госпожой Чэнь, а сейчас я сижу с бабушкой и госпожой Чжао. Наложница моего отца выглядит усталой. Бабушка совсем другое дело – ее жизненная сила всегда поражала меня, – однако сейчас и она кажется истощенной. Это испытание тяжело для всех нас, но бабушке‑то уже семьдесят семь лет.

– Расскажи мне о выкидыше Мэйлин. Обо всем, что произошло в столице, – вдруг ни с того ни с сего говорит бабушка. Та печальная история вылетела у меня из головы, как только я сосредоточилась на больных и умирающих. Но теперь пришло время вспомнить и попытаться понять.

– Я жду, – говорит бабушка и ободряюще улыбается мне.

Я сбивчиво рассказываю ей о травах, предназначенных для меня, которые принимала Мэйлин, о потере ребенка и о наказании, выпавшем на ее долю. С каждым словом лицо бабушки становится все мрачнее. В конце я говорю:

– Доктор Ван куда опытнее меня, возможно, я просто чего‑то не поняла в его рецепте…

Бабушка громко фыркает.

– Этот человек подобен мухе, летящей за лошадиным хвостом, а ты воспользовалась знаниями, передаваемыми из поколения в поколение в моей семье. – Она делает паузу. – Что сказать о докторе Ване? Он больше стремится к славе, чем к созданию хорошего лекарства. Таких докторов много, знаешь ли. Они используют экзотические ингредиенты – пух с весенних оленьих рогов или стружку из рога носорога, – чтобы их благодетели чувствовали себя особенными. Впрочем, доктор Ван не притворяется, что некий бессмертный открыл ему секрет удивительного снадобья, которым владеет теперь только он.

– То есть он попросту ошибся?

– Ошибся? Ни один врач не должен ошибаться, когда речь идет об абортивных средствах. Я знаю, в чем тут дело.

Я вопросительно смотрю на бабушку, она спрашивает:

– Помнишь Красную Яшму?

– Конечно. Это одна из трех наложниц дедушки.

– Когда ты была девочкой, я диагностировала у нее призрачную беременность.

Она рассказывает о том случае, и до меня начинает доходить. Призрачная беременность случается у вдов спустя долгое время после смерти мужа, у незамужних девушек-служанок, а также у жен и наложниц, чьи мужья и хозяева работают вдали от дома. Когда бабушка лечила Красную Яшму, дедушка уже несколько месяцев находился в Нанкине, выполняя обязанности в Управлении наказаний.

– Ее ребенок был не от дедушки, – понимающе говорю я.

– Старая лошадь знает дорогу. Но лучше было помочь Красной Яшме и заручиться ее верностью, чем искать ей замену. Я дала ей отвар, который очистил ее тело от ненужного плода и спас семью от позора, а у меня появились лишние глаза и уши, которым я до сих пор доверяю.

– Но это не объясняет поступок доктора Вана, – говорю я. – Я не наложница и не служанка, и доктор Ван знал, что муж подарил мне ребенка еще до моего отъезда в столицу. Может, он все‑таки хотел облегчить течение моей беременности?

– Только непонятно как… – Бабушка протягивает мне чашку, чтобы я наполнила ее. – Мы еще немного отдохнем, потом нанесем последний визит нашим пациентам, а после попытаемся уснуть.

Как и всегда, я подчиняюсь приказам бабушки Жу, понимая, что мне еще предстоит разбираться в действиях доктора Вана. Я навещаю своих больных. Все идут на поправку, кроме сына госпожи Чэнь. Мы с бабушкой приложили все усилия к его спасению, но мальчик уходит. В заботах о сыне госпожа Чэнь растеряла все свое тщеславие. Она похудела, ее лицо стало серым, волосы тусклыми и безжизненными, а в глазах застыла пустота. Я касаюсь ее плеча и тихонько иду дальше.

Вернувшись к бабушке, я обнаруживаю, что она уже облачилась в ночной халат и лежит под легким одеялом рядом с госпожой Чжао. Я слишком устала, чтобы переодеваться, но прополоскала рот чаем, сплюнула его в пруд под террасой и растянулась на циновке. Я смотрю на небо, как каждый вечер с тех пор, как вернулась домой из столицы, надеясь развеять среди легких облаков свои дневные тревоги. Но меня по-прежнему тревожат разговор с бабушкой и ухудшающееся состояние Маньцзы.

– Бабушка. – Я бросаю взгляд в ее сторону. – Оспа – ужасная напасть, но почему это бедствие продолжается, когда его можно предотвратить? – Я делаю паузу, прежде чем задать вопрос, который мучил меня последние недели. – Почему Досточтимая госпожа не наняла мастера по прививанию для моих братьев и меня?

– Это два совершенно разных вопроса. – Бабушка садится, и госпожа Чжао поднимается рядом с ней. Обе с волнением смотрят на меня. – Я могу только догадываться об ответе на первый. Может, матери больных боялись вариоляции. Может, они были невежественными…

– А как же моя мама? Почему она не…

– Когда мастер по прививанию вернулся в Лайчжоу после смерти ваших братьев, – прерывает мой поток слов госпожа Чжао своим тихим голосом, – я проследила, чтобы вашего младшего брата, Ифэна, привили. Старик использовал метод, при котором струп заворачивали в вату и закладывали в нос.

– И он жив и без единого шрама!

Госпожа Чжао смотрит на меня с сочувствием. Бабушка невозмутима. Она веско произносит:

– Твоя мать была из благородной семьи. Она должна была знать. И твой отец тоже.

– Тогда почему она не…

– В мире есть люди, которые верят, что с ними не может случиться ничего плохого. Твоя мать была такой. Она не страдала ни дня в своей жизни, но…

– Но?

– Ты хорошо ее помнишь? – спрашивает бабушка.

– Досточтимая госпожа была прекрасна… – В моей голове возникают образы: прелестное лицо мамы, – когда она учила меня, как стать правильной женой и матерью, по нему словно пробегали легкие облачка, – ее чарующий голос, грация, с которой она двигалась.

– Юньсянь, – говорит бабушка, вклиниваясь в мои воспоминания, – постарайся думать о ней не как дочь, а как врач. Используй диагностические приемы, которым я тебя научила.

Я переношусь в прошлое, но уже в качестве женского врача, а не маленькой девочки. Я вызываю видение Досточтимой госпожи,