Рыцари былого и грядущего. Том I - Сергей Катканов

— Кто ты, храбрый служитель Господа?

— Монах Роланд из Сито.

— А я — Гуго из Пейна.

— Значит, мы оба с тобой — шампанцы?

— Похоже, что так.

Гуго не знал, о чём ещё спросить, а Роланд вопросов не задавал. Они молчали. Гуго был младше Роланда на 11 лет и по натуре своей был куда более темпераментным, горячим, нетерпеливым. Он не мог долго молчать, ему хотелось поближе познакомиться с новым товарищем. Подумав, как продолжить разговор, он трепетно провозгласил:

— Господь оказал нам великую милость, брат Роланд, даровав спасение в таком бою, из которого не было надежды выбраться живыми.

— Это так, брат Гуго, — по монашеской привычке Роланд назвал рыцаря братом, что явно польстило де Пейну.

— Я, брат Роланд, хоть и не монах, но мы теперь с тобой действительно братья. Господь послал нас друг другу для спасения. Если бы не ты — меня убили бы. Если бы не я — ты тоже был бы мёртв.

— Так и должно быть, — тепло, но безжизненно ответил Роланд. Ему был симпатичен этот восторженный юный рыцарь, но поддерживать разговор было очень трудно, и не столько из-за того, что рана сильно болела, сколько потому, что в душе монаха разверзлась пропасть отчаяния.

Гуго это заметил:

— Я вижу, брат, что некое горе мешает тебе радоваться нашему спасению?

— Перед тобой, Гуго, чудовище, утратившее право называться монахом. У меня душа убийцы. Много лет я боролся с этим, но видимо, безуспешно. У источника я покрыл себя кровью, там обнажилась моя подлинная природа.

Гуго печально задумался. Слова Роланда прозвучали для него очень неожиданно. Его мысли, и так пребывавшие в тумане от множества ранений, сразу же спутались. Он понимал, что Роланд — не рыцарь, а монах, и в его словах была некая правота, но одновременно и неправота. Гуго мучительно пытался ухватить ту мысль, по ниточке которой он выберется к истине. В этот момент на пороге появились оба Жака.

— Мир тебе, брат Жак, — сказали Гуго и Роланд одновременно, почти хором. В недоумении они посмотрели друг на друга, потом на своих оруженосцев, потом опять друг на друга и наконец все четверо радостно улыбнулись.

Вскоре к ним зашёл то самый благообразный господин, благодаря которому они и оказались здесь:

— Рад приветствовать наших доблестных героев в стенах госпиталя святого Иоанна Иерусалимского. Вы, храбрый юноша, если не ошибаюсь, Гуго де Пейн?

Гуго лёжа попытался изобразить почтительный поклон. Тогда господин вопросительно посмотрел на Роланда и тот понял, что ему надо представиться:

— Монах Роланд из монастыря Сито. Паломник. Просто паломник.

— Мне уже доложили о том, что произошло у источника. Для монаха вы весьма неплохо владеете оружием. Вы, должно быть, из бывших рыцарей?

— Если, конечно, рыцари бывают бывшими, — Роланд неожиданно для самого себя подчеркнул достоинство своего рождения. Получилось совершенно не по-монашески.

Хозяин грустно улыбнулся:

— Боюсь, что вы правы, брат Роланд, — он посмотрел в глаза молодому иноку, словно это был его товарищ по несчастью, но быстро спохватился, — Простите, что забыл представиться. Раймонд де Пюи, брат Ордена всадников госпиталя святого Иоанна Иерусалимского.

— Ордена всадников? — Роланд был поражён.

— Да, наш Орден несколько необычен и, признаюсь честно, ещё не признан официально. Но госпиталь действует, в чём вы сейчас убеждаетесь. Госпиталь — сердце нашего Ордена, и это сердце бьется.

— Значит, вы — монахи из рыцарей?

— Если, конечно, бывают бывшие рыцари, — де Пюи улыбнулся Роланду, — В нескольких словах история нашего Ордена такова. Госпиталь святого Иоанна был основан в Иерусалиме ещё в 1070 году для того, чтобы предоставлять паломникам убежище и оказывать любую необходимую помощь. Ректором нашего странноприемного дома был избран благородный Жерар де Торн, он и по сей день является таковым. Братьям госпиталя довелось немало претерпеть после того, как в 1078 году сельджуки овладели Иерусалимом. Всё изменилось, когда мы вместе с герцогом Готфридом освободили Иерусалим.

— Вы были вместе с великим Готфридом? — Гуго чуть не подпрыгнул в постели.

— Да, я был в его свите. Мы вместе с герцогом сражались на стенах. Готфрид, устраивая дела освобождённого Иерусалима, преобразовал братство госпиталя в Орден. Четыре рыцаря из его свиты, включая вашего покорного слугу, решили остаться в госпитале, и посвятить себя служению паломникам. Мы приняли монашеские обеты бенедиктинцев.

— Вы до чрезвычайности заинтересовали меня, любезный де Пюи, — сказал Гуго, на лице которого отразилось только ему свойственное задумчивое восхищение. — Значит вы, рыцари, приняли монашеские обеты и посвятили себя служению паломникам?

— Воистину, мой юный друг схватывает на лету.

— Значит, вы больше не сражаетесь?

— Как же мы можем сражаться? Мы — монахи.

При этих словах по лицу внимательно слушавшего их Роланда пробежала тень отчаянья, что не ускользнуло от де Пюи и он решил подбодрить цистерианца:

— Я понимаю вас, брат Роланд, лучше чем кто-либо другой. Ваша душа скорбит от того, что вы, монах, пролили кровь. Это святая скорбь, но не отчаивайтесь. Вы подняли оружие для защиты безоружных богомольцев в такой ситуации, когда больше некому было их защитить. Вы поступили, как добрый христианин.

Лицо Роланда несколько просветлело. Он благодарно кивнул де Пюи, но не сказал ни слова в ответ. Тогда разговор вновь подхватил нетерпеливый Гуго:

— Я тоже, любезный де Пюи, решил посвятить себя служению паломникам. Ведь они нуждаются не только в вашем богоугодном заведении, но ещё и в том, чтобы попасть сюда живыми. Прежде, чем вы дадите им кров, кто-то должен сохранить их жизнь.

— Воистину так, добрый Гуго, — несколько покровительственно улыбнулся де Пюи, — наслышан о ваших подвигах у источника. Нет для рыцаря задачи благороднее, чем защищать безоружных христиан. К сожалению, здесь, в Святой Земле, наши рыцари порою забывают об этом, предпочитая защищать свои замки. Так что вы, Гуго, не только спасли множество жизней, но и успели подать замечательный пример всему воинству Христову в Палестине.

Польщённый Гуго не смог скрыть довольной улыбки, не зная, что ответить на столь драгоценную похвалу, и тогда печальный Роланд задал, наконец, вопрос, вертевшийся у него на языке с самого начала разговора:

— Скажите, благородный де Пюи, не тоскует ли ваша рука по мечу, не слышите ли в своей душе музыку боя?

— Тоскует. Слышу. Но я — монах.

— А как бы нужен был Святой Земле ваш меч, де Пюи, — вставил Гуго, не осознавая, что его комплимент граничит с оскорблением, — ведь вы — герой иерусалимского штурма! Союзник самого великого Готфрида!

На восторженного Гуго было невозможно обижаться, и де Пюи лишь молча улыбнулся ему в ответ, но в этой улыбке было столько затаённой боли, что Гуго сразу же почувствовал свою бестактность:

— Я понимаю, Раймонд, понимаю. Вы — монах, вы дали обет никогда не брать в руки оружие.

— Монахи не дают такого обета, — де Пюи улыбнулся ещё более скорбно.

— Вот как? Я не знал. Почему же монахи из рыцарей не воюют? Ведь на Святой Земле так не хватает рыцарей!

— Впервые слышу такой вопрос. Монахи не воюют, потому что они монахи. Мы слуги Христовы, а убийство — грех.

— А как же рыцари? Ведь мы тоже христиане! Значит, сражаясь во славу Господа нашего, мы совершаем грех? А священники и монахи, благословляя нас на бой, благословляют на грех? Когда вы с Готфридом освободили Иерусалим, должно быть, пролили немало сарацинской крови. Значит, грешно было освобождать Иерусалим?

— Если ты не успокоишься, Гуго, твои раны откроются, — было заметно, что де Пюи едва сдерживается. — Ты странный юноша, Гуго. Никогда и ни от кого я не слышал таких речей.

— Королю Балдуину моё предложение о защите паломников тоже показалось очень странным. В вашем королевстве не принято заниматься такой ерундой. Готов признать, что я ничего не понимаю в делах королевства, но объясните же мне, наконец, в чём я не прав? Почему слуги Христовы не могут обнажать свой меч против врагов Христовых?

— Потому что у каждого — своё дело. Рыцарь — сражается, монах — молится.

— Но я и сражаюсь, и молюсь. Я делаю оба дела. А почему вы не можете и молится, и сражаться?

— Ты сведёшь меня с ума, неразумный юноша!

— А ваш разум — в чём?! В том, что, прекрасно владея мечём, вы позволяете безнаказанно резать паломников, предпочитая оказывать помощь тем, которые случайно останутся в живых? Я тоже чуть не сошёл с ума, когда увидел горы трупов у источника. Это были мёртвые пилигримы, которых никто из иерусалимских героев не захотел защищать. А вы могли! Один такой рыцарь как вы, Раймонд, стоит трех таких, как я. Вы так и не объяснили мне, почему монах не может защищать христиан с оружием в руках.