Моё! - Роберт МакКаммон

Беделия Морз стояла в дверях и смотрела на идущих к ней Лауру и Марка. Лаура видела ее жабье лицо и кривой нос и успела подумать: что за пластический хирург мог быть доволен таким результатом? И какая душевная мука могла заставить Беделию Морз носить лицо, нарочно сделанное уродливым?

— Сука ты, — холодно сказала Диди Марку и пошла в дом, не дожидаясь их.

В прибранной гостиной коттеджа Диди села на стул, откуда была видна в окно дорога. Лауре и Марку она сесть не предложила; смотрела она только на Марка, потому что помнила искаженное болью лицо Лауры по телепередачам, и смотреть на нее было трудно.

— Привет, Диди! — сказал Марк, пытаясь улыбнуться. — Давненько мы не виделись?

— Сколько она тебе заплатила? Неуверенная улыбка Марка испарилась.

— Она ведь тебе заплатила? Сколько сребреников стоила моя голова на блюде? Лаура сказала:

— Марк поступил со мной как друг. Он…

— Когда-то он и мне был другом. — Диди бросила быстрый взгляд на Лауру и отвела глаза. — Ты сдал меня, Марк. Ты меня продал, а она купила. Так? Хорошо, вот я. — Диди заставила себя повернуться к Лауре и посмотреть на нее в упор. Миссис Клейборн, я убивала людей. Я зашла в ресторан с тремя ребятами из Штормового Фронта и убила четырех полицейских, виновных только в том, что носили синий мундир и бляху. Я участвовала в закладке бомбы, которая ослепила пятнадцатилетнюю девочку. Я веселилась, когда Джек Гардинер перерезал горло полисмену, и я помогла поднять труп, чтобы Акитта Вашингтон и Мэри Террелл прибили его за руки к балке. Я та женщина, о которой матери говорят детям: «Будешь плохо себя вести, вырастешь вот такой». — Диди холодно улыбнулась; лицо ее было изрезано тенями ветвей. — Добро пожаловать в мой дом.

— Марк не хотел меня привозить. Я от него не отставала, пока он не согласился.

— От этого я должна чувствовать себя лучше? Или безопаснее? — Она соприкоснула концы пальцев. — Миссис Клейборн, вы понятия не имеете о мире, в котором я живу. Да, я убивала людей, я преступница. Но ни одному судье или жюри присяжных уже не надо приговаривать меня к тюрьме. Каждый день моей жизни с семьдесят второго года я оглядываюсь через плечо и до смерти боюсь того, что могу увидеть. Я сплю по три часа в сутки — если удается заснуть. Иногда я открываю глаза, и оказывается, что я забилась в шкаф, сама того не зная. Я иду по улице и думаю, что десятки людей видят под этой маской, кем я была раньше. С каждым своим вздохом я ощущаю, что лишала жизни своих собратьев по человечеству. Убивала, а потом праздновала убийство с кислотой при свечах. Она кивнула, будто подтверждая свои слова, и зеленые глаза были полны боли. Мне не нужна тюремная камера. Я ее ношу в себе. Так что если вы собираетесь выдать меня полиции, я вам вот что скажу: они не смогут со мной ничего сделать. Меня нет. Я мертва, и мертва уже много лет.

— Я не собираюсь выдавать вас полиции, — сказала Лаура. — Я хочу только задать вам несколько вопросов о Мэри Террелл.

— Мэри Террор, — поправила ее Диди. — С ее стороны было… — с языка чуть не сорвалось «безумием», — глупостью красть вашего ребенка. Глупостью.

— ФБР упустило ее, когда она заезжала к матери в Ричмонд. Ее мать сказала им, что Мэри собиралась в Канаду. У вас нет соображений, куда она могла деться?

Вот этот вопрос, подумала Диди. И уставилась на свои руки. Лаура глянула на Марка в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и сел на кушетку.

— Все, что вы можете сказать мне о Мэри Террелл, может быть важно. — Лаура снова повернулась к Диди. — Вы не можете припомнить, с кем она могла бы связаться? Кто-нибудь из прошлого?

— Прошлого, — фыркнула Диди. — Нет такого места. Есть только длинная проклятая дорога оттуда сюда, и ты чуть больше умираешь с каждой милей.

— У Мэри Террелл были друзья вне Штормового Фронта?

— Нет. Штормовой Фронт был ее жизнью. Мы были ее семьей.

Диди глубоко вздохнула и снова выглянула в окно, в любую минуту ожидая полицейской машины. Если так, она не будет сопротивляться. Ее борьба давно закончилась. Она снова повернулась к Лауре:

— Вы сказали, что видели человека, вломившегося в мой дом?

Лаура рассказала о проблеске фонаря, который заметила ночью.

— Я вошла, включила свет на кухне, и он был там. У него… — ее передернуло при этом воспоминании, — у него изуродовано лицо. Он улыбался; лицо изрезано шрамами, и на нем застыла улыбка. А на шее у него что-то вроде электрической розетки. Вот здесь.

Она показала на своей шее.

— Этот тип через дорогу, тоже его видел, — добавил Марк. — Сказал, что этот хмырь прикладывал к горлу динамик и в него говорил.

— Постой! — Внутренняя сирена тревоги у Диди поднялась до визга. — Этот человек заходил к мистеру Брюеру?

— Ага. Он спрашивал, куда ты поехала. Сказал, что он твой друг.

— Он спрашивал меня по имени? Диана Дэниеле? — Она еще не успела занести бинокль Брюеру и потому не знала. Когда Марк кивнул, у Диди было ощущение, как от удара под дых. — Боже мой! — Она встала. — Боже мой! Кто-то еще узнал. Ах ты паразит! Наверняка кто-то ехал за тобой!

— Да погоди ты! Никто за нами не ехал. И вообще, этот хмырь тебя искал, когда нас еще даже в Энн-Арборе не было!

Диди почувствовала, что теряет над собой контроль. Тот, кто вломился в дом, ничего не взял. Он знал ее новое имя и знал, где она живет. Спрашивал у Брюера, куда она поехала. Ощущение затягивающейся на шее петли: кто-то знает, кто она такая.

— Постарайтесь подумать, — гнула свое Лаура. — Есть ли кто-нибудь, к кому могла бы обратиться за помощью Мэри Террелл?

— Нет! — Лицо Диди перекосилось, она готова была сорваться. — Я же сказала, что ничем не могу помочь! Убирайся и оставь меня в покое!

— Ох, как бы я этого хотела! Как бы я хотела, чтобы Мэри Террелл не крала моего ребенка. Как бы я хотела знать, жив мой сын или мертв. И я не могу оставить тебя в покое, потому что ты — моя последняя надежда.

— Не хочу я этого слышать! — Диди закрыла уши руками. «Она что-то знает».

Лаура подскочила к Диди, схватила ее за руки и отвела их от ушей.

— Будешь слышать! — пообещала она с горящими от гнева щеками. — Слушай! Если ты знаешь хоть что-то про Мэри Террелл — хоть что-нибудь, — ты должна мне сказать! Она же не в своем уме, ты это понимаешь? Она может убить ребенка в любой момент, если еще не убила!

Диди затрясла головой. Образ Мэри, подтаскивающей лицо ребенка к горелке, был слишком реален.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое. Все, чего я хочу, — чтобы меня оставили в покое!

— А все, чего хочу я, — вернуть свое! — ответила Лаура, все еще сжимая запястья Диди. И они смотрели друг другу в глаза — обитательницы различных миров, столкнувшихся на встречных курсах. — Вы мне поможете спасти жизнь моего ребенка?