Покорение Финляндии. Том 1 - Кесарь Филиппович Ордин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, что при условиях того времени нельзя было ожидать, чтобы заключенный трактат подвергся более или менее критическому разбору в печати. Но толкуемый на все лады в частных кружках, он не мог не быть обсуждаем, а вероятно и осуждаем, за упомянутые выше немаловажные слабые стороны, и чем официальные похвалы были громче, тем осуждение было упорнее. Очень рельефное понятие об этих суждениях представляет собой написанный тогда же князем М. М. Щербатовым «Ответ гражданина на речь, говоренную обер-прокурором Неклюдовым», как выше упомянуто, в торжественном собрании сената. Речь эта была полна превыспренних похвал Екатерине, похвал настолько громких, что ими в некоторой мере даже оставлялись в тени деяния Петра. Упоминался и невыгодный Прутский договор его, заключенный в тяжелую минуту. В некоторую, хотя и косвенную, антитезу с ним ставился только что заключенный договор. — «Все сие царствующая Екатерина — вещал оратор, — одна исполнила и свои бессмертные дела отнесла к твоим (Петра) начинаниям… Что же больше желать или сотворить? Не се ли бессмертие?»
Кн. Щербатов отвечал ему: «К тебе пишу вещуну от народа, не знающему кто ты и что будешь вещать? Зачем ты и в хвалах твоих дерзнул основателя всего просвещения России, первого содетеля нынешней её славы и какая когда может в будущие времена случиться, ругательным образом сравнивать с сидящею на престоле Императрицей? Зачем ты, хотя принести лестный фимиам, вред самой славе сей Императрицы соделал; ибо самый чин твой, самое установление, в подобных случаях благодарения, есть деяние Петра Великого, а ты, дерзая охулять пред сидящей на престоле содетеля всего сего, не ясно ли изъявил что лесть, а не искренность говорила, и что ты не более ей самой верен, как тому, кто установил чин твой».
Желающим ознакомиться с возражением Щербатова в подробности, рекомендуем обратиться к III тому Чтений Моск. Общ. Истории и Древностей 1860 г.; здесь же приведем лишь отрывок, в котором кн. Щербатов весьма сильно, но довольно верно высказался о действительном значении Верельского мира. Им и заключим обзор этого события.
«Но как вы любите сравнения, должны бы вы взглянуть на последне заключенный мир со шведским королем; нашли бы его и при умножении силы России и при одержанных победах едва ли не меньше ли выгодным нежели Прутский. Мы не уступили ничего, но и явили, что не могли укротить беззаконно начавшего войну. Мы не уступили ничего своих земель, но лишилися права, означенного в Нейштадтском трактате, защищать права и вольности Швеции. Заключили мы мир с королем шведским, не упоминая ни о каких прежде бывших трактатах; ибо оставили в неподлинности все другие обязательства, связующие нас с Швецией. Мы тщетно по старобытности границы утвердили; изодрав крепости, оставили ему пространное поле ко всем требованиям, какие захватцовый и вероломный человек иметь может. Мы признали его самодержавным или, лучше сказать, деспотом, а самым тем навели на себя опасность новой войны, которой при установлении шведской вольности, при сенате и народных собраниях мы не страшились. Мы заключили мир, не принудя его разоружить свой флот, ни отозвать своих офицеров, служащих у Турок; ибо мы не приобрели надлежащего друга; побудили слабого и предприимчивого врага какой новый вредный нечаянный удар произвести. Оставили его во всех его силах и союзником врагов наших, а наложили на себя единственно тягость и убыток всегда вооруженным быть противу друга, яко противу неприятеля».
Действительно, прибавим от себя, на Императрицу Екатерину если не прямо, то косвенно падает в том доля ответственности. Склониться на внушения Спренгтпортена и допустить интриги и заигрывания с финляндцами было со стороны Екатерины большой ошибкой. Она, несомненно, отозвалась на всем ходе шведской войны, а, следовательно, и на Верельском мире.
ГЛАВА IX. Барон Спренгтпортен
I. До переселения в Россию
В предыдущем изложении имя Георга Магнуса Спренгтпортена упоминалось часто, а деятельность его оставила свой немалый отпечаток на Екатерининской шведской войне. Но при Александре II-ом Спренгтпортен играл в шведских и особенно в финляндских делах еще более видную роль, чем при его бабке, хотя и столь же мимолетную. Он был проводник идеи Боргоского сейма и его устроитель; его настойчивостью побеждены колебания Александра. Он был первым финляндским генерал-губернатором. На русской службе этот шведский выходец, приговоренный на родине к виселице, достиг высшего военного чина генерала от инфантерии и графского достоинства. Спренгтпортен пользовался известным почетом и значительными окладами, играл роль между русскими сановниками. Не подлежит сомнению, что он заслуживает известного места в истории наших отношений к Швеции и Финляндии, и непонятно почему русские энциклопедические издания о нем доныне умалчивали. Это несомненно герой своего рода, хотя герой печальной памяти.
Известный при Императорах Александре I и Николае, финляндский статс-секретарь Роберте Генрих Ребиндер, не особенно доброжелательный к Спренгтпортену, в мемуарах своих так его описывает:
«Упорного характера, проницательный, быстрый в заключениях, отважный до неразумия, энергический, работящий, ни во что не ставящий денежные интересы (?!), республиканец на словах, деспот в душе, — таков был этот необыкновенный человек, созданный играть роль в смутные времена. Он не имел добродетелей, которые бы сделали из него Вашингтона, но в республиканском Риме он был бы Суллой. Если имя его не найдет себе места рядом с великими историческими именами и слава его не была европейскою, то это зависело от обстоятельств и от того, что сцена
