Пушкинский вальс - Вадим Смиян

     - У себя, - хмуро ответила девушка.

    - Мне надо к ней на минутку...

   - Попробуйте, - Вера только пожала плечами. Он прошел к двери кабинета, постучал и, получив разрешение войти, переступил порог, плотно закрыв за собой дверь.

 Госпожа Гончарова сидела за столом, перед ней были разложены служебные бумаги. При виде вошедшего она весьма удивилась.

 - Вы? – Лилия Николаевна подняла на него глаза поверх очков в массивной оправе. – Что случилось… Владислав Георгиевич?

 - Простите меня, ради Бога, - ответил он со скорбным выражением лица.- У меня случилась крупная неприятность, и мне необходимо вам это сообщить.

 Он вдруг заметил, что под ее пристальным взглядом голос его чуть-чуть дрожит. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять неуместную дрожь.

 - Вы успокойтесь, - любезно сказала Лилия Николаевна. – Пожалуйста, присаживайтесь и рассказывайте. Может, воды вам налить?

   Владислав Георгиевич подумал, что это было бы нелишне: в горле у него сейчас как в раскаленной пустыне.

   - Пожалуй, - выдавил он из себя. Госпожа Гончарова встала, гибко и упруго подошла к шкафу и сняла с полки графин с водой. Поставив перед гостем безупречно чистый стакан, она молча наполнила его. Владислав Георгиевич выпил залпом.Старший библиотекарь вновь опустилась в кресло и посмотрела на него поверх очков.

 - Я вас слушаю...

 - Я вынужден сегодня же отсюда уехать, - сказал Владислав Георгиевич. - А причина в том, что вчера со мной случилась скверная и гадкая история…  

 И он поведал госпоже Гончаровой о том, как он ездил на прогулку, потом в кино, и в переполненном кинотеатре у него кто-то похитил сумку, в которой лежали бумажник с деньгами и библиотечная книга. Феофан Византиец… Он сам чувствовал, что рассказ вышел не слишком складный, но такое можно было вполне отнести на волнение и ощущение вины, которое он несомненно должен испытывать.

 Когда он умолк, наступила тишина.Владислав Георгиевич несмело поднял глаза на свою слушательницу. Лилия Николаевна смотрела в стол перед собой, и лицо ее было весьма хмурым.

 «Есть!» - победно подумал он, но тут же принял опять виновато-скорбный вид.

 - Вот уж от вас я никак такого не ожидала, Владислав Георгиевич! – спокойно и мягко, но со скрытым негодованием сказала Гончарова. – А позвольте спросить, зачем вы таскали с собой книгу, отправляясь гулять? разве не лучше было оставить ее в номере?

 - Я собирался поездить по городу, - отвечал он виновато. – И хотел почитать в

 автобусе… книга уж больно интересна.

 - Вы не в Москве, Владислав Георгиевич, - строго заметила библиотечная дама. – Весь наш городок можно проехать из конца в конец самое большее за полтора часа, если нигде не выходить. А вы собирались выходить, и не один раз!

 Я решительно не понимаю, зачем вы взяли с собой книгу. Могли бы потом лечь у себя в номере на кровать, и читали бы хоть всю ночь напролет!

 - Поверьте, мне очень жаль, Лилия Николаевна… Вы не представляете… Правда, я думаю, сумку-то стащили из-за денег, а не из-за книги! Так что не исключено, что Феофана могут вернуть… ну там, подбросить как-то. Я знаю, такие случаи бывают...

 - Бросьте! – строго возразила госпожа Гончарова. – Не говорите только глупостей, будьте так добры! Вы взрослый человек, седой уже, и неужели вы верите в какую-то выдуманную воровскую этику? Вор – это тот, кто заведомо лишен всяких понятий о чести, о совести, о морали, наконец! Это верх наивности – ждать от вора проявления порядочности. Он в принципе к такому не способен… вы не знали?

    Владислав Георгиевич нервно заерзал на стуле. Он мог в ответ лишь пожать плечами. Сказать ему было нечего. Лилия Николаевна опустила снова глаза в стол.

 - Ну ладно, - заметила она. – У вас и вправду беда случилась, а я вам тут нотации читаю… много денег пропало?

 - Немало, - отвечал Владислав Георгиевич. – Все, что у меня было с собой. Практически. Разве что на билет до Москвы осталось. Спасибо родине…

 - Да перестаньте! – Гончарова махнула рукой , и ее такие длинные, тщательно  отточенные ногти, покрытые кроваво-красным лаком, блеснули прямо перед глазами Владислава Георгиевича, заставив его испуганно мигнуть. – Причем тут ваша бедная родина? Виноваты в случившемся вы и только вы! Благодаря вашему ротозейству и безответственности и существуют такие вот шакалы, обирающие людей в общественных местах! Неприятности случаются с каждым, но в данном случае вы сделали все, чтобы они с вами случились! Я вам сочувствую, и мне искренне жаль вас, но при этом я очень расстроена, и очень сержусь на вас. И не считаю нужным это скрывать.

 - Я вас понимаю, Лилия Николаевна, - отвечал он. Вообще-то он ожидал с ее стороны более бурной реакции на пропажу книги, но она проявила самообладание, и это немного смущало его. – Я по приезде домой готов возместить вам ущерб… Скажите, какая сумма… Я вышлю перевод.

 - Все-то у вас переводится на деньги! – вздохнула госпожа Гончарова. – Ладно, с этим разберемся позднее. Я сама не знаю, сколько стоит труд Феофана… Для меня всегда была важна сама книга, а не ее денежная стоимость. А книга поистине бесценна…

 - Я знаю, Лилия Николаевна, - вставил Владислав Георгиевич. – Мне право, очень стыдно перед вами и неловко… Я знаю, что очень-очень виноват.

 - Сейчас надо решить, с вами-то быть как? – продолжала госпожа Гончарова, будто не слыша его. – Вы кажется говорили, что здесь у вас ни родных, ни знакомых не осталось, да?

 - Да, к сожалению. Никого не осталось…

 - Выходит, и помочь-то некому. Прискорбно, что уж говорить! Вы сказали, что решили уехать?

 - А что мне еще остается? Даже за гостиницу заплатить нечем, все украли.

 - А если бы этого не случилось, вы еще остались бы?

 - Да, но не далее, чем до четверга. На кладбище еще не все доделано, да и просто хотел вот погулять еще, с городом попрощаться. Но не судьба, видно!..

 - Вы уже твердо решили?..

 - Решил. Я уже и вещи собрал. Сейчас вернусь в гостиницу, вещи заберу и - на станцию! Вы уж простите меня… А хотите, я вам телефон оставлю московский? Сообщите, сколько я должен…

 - Не нужно, - бросила сурово Гончарова. – Я звонить вам не собираюсь.

 Сказала, как отрезала! Владислав Георгиевич ощутил, как в душе вновь закипает обида.

 - Ну…как угодно! – он встал, избегая глядеть ей в глаза. – Пойду я, пожалуй.

 Не так я представлял себе наше расставание, но… как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. До свидания… Лилия Николаевна!

 Она не ответила, все так же задумчиво глядя на него. Владислав Георгиевич повернулся и направился к двери. Ему вдруг захотелось скорее уйти.