Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стараюсь, – скромно потупил глаза юноша.
Девушка с восхищением взглянула на него и пододвинулась ближе.
– Можно, я твои мускулы потрогаю? – спросила она негромко.
– Пожалуйста! – Лешка с готовностью сжал руку в локте.
– Не так… Ты сними футболку… Нет, дай, я сама сниму…
Юноша понял руку… Стащенная футболка полетела на пол, а нежные девичьи руки обхватили плечи и шею… А губы целовали, целовали, целовали…
Ну, нет… Лешка взял в кулак всю свою волю… Нет. Только не так… Она то думает. Что он – это не он. Вернее, что он – это он… Тьфу ты, совсем запутался…
А руки уже задирали на девчонке майку, гладя загорелую кожу…
Отвлекаясь на миг от поцелуев, Настя озорно улыбнулась и, грациозно стащив майку, бросила на койку, рядом…
– Постой… – сопротивлялся Лешка. – Сперва я тебе должен что‑то сказать! Обязательно должен!
Настя вдруг сникла, обиженно опуская глаза:
– Я тебе что, уже больше не нравлюсь?
– Нет, что ты! Очень нравишься… Только…
– Что – «только»? – в синих глазах девушки вдруг показались слезы.
И в этот момент скрипнув, открылась дверь… На миг. На один только миг. И тут же захлопнулась с грохотом. Словно бы где‑то рядом вдруг выстрелила пушка. Какая‑нибудь гаубица.
Поспешно натянув майку. Настя вылетела прочь. На ходу обернулась насмешливо:
– Вот уж не думала, что у тебя здесь проходной двор!
И ушла, хлопнув дверью так же громко, как только что. Впрочем, нет – пожалуй, чуть тише. Но – от всей души, надо думать.
Ну, вот… Лешка с остервенением сплюнул на пол. Надо же так – сразу подставил обоих – и девчонку… и парня… Это ведь он только что сюда заглядывал, он, Лешка Смирнов! Он и дверью хлопнул, узрев любимую девушку в объятиях… непонятно кого… Гляди‑ка, даже со спины узнал… А впрочем, немудрено, блондинок в деревне – по пальцам пересчитать.
Что он теперь будет думать о Насте – можно себе представить с легкостью! И – точно с такой же легкостью – что Настя будет думать о Лешке. В лучшем случае – что импотент! Вот так‑то! Хотел как лучше, а получилось… Лучше и не думать, как получилось… Хотя…
Лешка упрямо сжал губы.
Почему же не думать? Как раз – думать! Как исправить ситуацию, вот о чем думать! А подумать тут есть над чем. Как? Как? Ну, положим, для начала…
В дверь постучали, и юноша обрадованно вскочил с койки – наверняка, это вернулась Настя…
Рванул дверь…
Фиг!
На пороге, мерзко ухмыляясь, стояла… бабка Федотиха! С каким‑то длинным свертком под мышкой, в обычном своем цветастом платке, в затрапезной плюшевой юбке фасона «прощай молодость». Запоминающееся было у бабки лицо, запоминающееся и, вместе с тем, как ни странно, вполне обычное – морщинистое, продолговатое, с небольшими усиками над тонкими, ехидно поджатыми губами, и остреньким носом. Обычная, можно сказать, бабка… если бы не взгляд. Взгляд у Федотихи был неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген. Гнусный такой взгляд, а глазки – маленькие, непонятного цвета, цепкие…
– Э‑э… Вы к кому? – ошарашенно поинтересовался Лешка.
– К тебе, милок, – ехидно прищурилась бабка. – Ты ведь – Смирнов Алексей?
– Ну, я…
– И тот, что сейчас сюда придет – тоже Смирнов Алексей. Не однофамилец, не родственник какой, упаси, Боже. Он – ты и есть. Двое вас теперь. И один должен сгинуть.
Лешка вздрогнул:
– То есть как это – сгинуть?
– А так… Нет вам двоим места на этой землице. Ты его, Леша, возьми да убей… Вот прямо сейчас и убей, а тело‑то мертвое, не думай – растворится, исчезнет. И станешь вновь ты – ты!
– Да что ты такое несешь, старая дура?!
– Не кричи, не кричи, милай… Просто возьми – и убей, ты ведь это умеешь, научился, поди… там… – Федотиха с ухмылкой развернула сверток, протянув Лешке… тяжелую турецкую саблю.
– Бери, милай! Чай, твоя…
И опять я кричу: «Погодите, постойте!
Я еще не готов, дайте день на сборы…
Андрей Макаревич
…сабелька?!
Поджав губы, Федотиха пристально взглянула Лешке в глаза.
– Проваливай! – заорал тот. – Иди, куда шла, дура старая!
– Я‑то уйду. – Старуха, казалось, ничуть не обиделась. – А вот кому‑то из вас – не жить. Пойми, дурачок, не можете вы вместе, на одной землице. Кто‑то из вас должен умереть! Пойми, ведь никто ничего не узнает – мертвяк растворится, исчезнет, уж поверь, сделай милость. Вот сейчас он войдет… это ведь ты войдешь, ты… Один лишь взмах сабелькой, и… И снова вернется прежняя жизнь! И все скоро забудется!
– Уходи! – Юноша выхватил у бабки саблю, и вдруг нехорошо ухмыльнулся. – Впрочем, нет, постой… Сейчас ты мне все выложишь! Все‑о! И про болото, и про переход, и про…
Федотиха скорбно покачала головой:
– Дурень ты, Леша. Коли б ты мог что со мной сделать, так, думаешь, я пришла бы?
Отбросив саблю, Лешка рванулся к незваной гостье, ухватил за руку… и почувствовал, что поймал пустоту. Нет, не бабка Федотиха лично заявилась к нему, то было привидение, морок, оживший кошмар Черных болот!
– Ну, неволить не буду, – скрипуче расхохоталась старуха. – Не хочешь, как хочешь – было бы предложено. Одначе, помни – одному из вас все равно не выжить… Еще и отрока малого к смерти притянете, которого стрелой… Помнишь? Ты глазами‑то не зыркай, ухожу я…
Федотиха бесшумно выскользнула на крыльцо… и исчезла. Вот только что была – и нету, остался лишь сильный запах озона. Будто в грозу.
Покачав головой, Лешка в смятении уселся на койку…
И тут же послышались торопливые шаги на крыльце. Бабка не обманула – пришел тот, другой…
– А‑а‑а! – кинулся с криком, без всяких разговоров желая зарядить по морде.
Лешка без особого труда откинул его в сторону.
Парень упрямо закусил губу, до крови, сжал кулаки – вот‑вот бросится снова.
– Охолони, – негромко сказал Лешка. – Ничего не было.
– Ага, не было… – другой Лешка яростно хмыкнул. – Что же мне, показалось, что ли?
– Сейчас тебе и не такое покажется! Зеркало здесь найдется?
– Да, в столе… Да кто ты вообще такой, и как…
– Знаю, что, в столе… Вытаскивай и, прошу, помолчи минут пять, ладно?
– С чего это я должен молчать? – буркнул другой Лешка, но зеркало все‑таки вытащил. – На! Пользуйся!
– Подойди… Ну, ближе, не бойся.
– Это кто еще боится!
– Встань рядом. Смотри…
Оба парня уставились в зеркало, откуда на них тут же взглянули близнецы‑братья – светловолосые, загорелые, с серыми, с едва заметной прозеленью, глазами. Одно лицо!
– Ну, ничего себе! – другой Лешка удивленно взглянул на своего собрата. – Мы что же с тобой – братья?!
– Почти угадал…
– Но ведь… но ведь не было у меня никакого брата – это я точно знаю!
– В зеркало‑то посмотри…
– Да‑а‑а…
Парни разом уселись на койку, еще раз переглянулись и неожиданно рассмеялись. Пока что не очень весело, а так – нервно.
– Значит… – начал было другой.
– Да… Настя приняла меня за тебя. И очень обиделась, что ничего не достигла.
– Как не достигла?
– Так… Христом Богом клянусь и святой Софией!
– Гляди‑ка, какой набожный. Прямо поп! Может, расскажешь, наконец, кто ты такой и откуда взялся?
– Расскажу. – Лешка кивнул. – Только давай, пойдем куда‑нибудь… ну, хотя бы к реке.
Другой пожал плечами:
– Пошли, коли хочешь.
– Да… Кроссовок у тебя лишних нет? А то замучился в сапогах.
– Кроссовок нет. А вот старые кеды найдутся. Пошарь‑ка под койкой… Ага… вот, оказывается, куда мои сапоги делись! А я‑то думал – на машинном дворе оставил.
Лешка быстро натянул кеды:
– Ну, что, идем?
– Идем, коль не шутишь. Только побыстрее, мне еще на работу с обеда… Кстати, может, в сельпо зайдем, пожрать чего‑нибудь купим?
– Давай! – охотно согласился Лешка.
– Я ведь как раз за деньгами и заскочил, – другой Лешка вытащил из висевшей на гвоздике курточки мятые десятирублевки. – Одна, две… четыре… пять… И еще мелочь. На кефир и половину батона хватит.
– Оранжевое настроение! – Алексей усмехнулся. – Бутылка кефира – полбатона! Помнишь?
– Еще бы! «Чай‑ф». Только мне…
– Знаю… Больше «Ария» нравится.
Другой Лешка ничего не сказал, лишь удивленно покачал головой. Ничуть не таясь, ребята заперли дверь и зашагали к сельпо. Кефира не оказалось, как и батона, пришлось взять, что было – полбуханки «Дарницкого» и пластиковую бутыль молока.
– Что Леша, – отсчитывая сдачу, улыбнулась продавщица – дебелая разбитная тетка, – брат к тебе приехал? – Она кивнула на скромно стоявшего у двери Алексея.
– Брат, – другой Лешка кивнул.
– Похожи!
– Ну так… А кефир к вечеру привезут?
– Привезут, заходи. Уж так и быть, оставлю тебе бутылочку.
Поблагодарив продавщицу, оба вышли на улицу и направились к речке. Ярко светило солнце, в голубом небе радостно улыбались редкие белые облачка, похожие на взбитые сливки, с луга дул легкий ветерок, сладко пахнувший клевером и мятой.