Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

— Мы свой ей наденем. Сорочка у меня исподняя, ненадеванная, оторву полу и обмотаю. Вся будет в чулках.

— За сорочку мать порты стащит… Гляди!

С утра Борис вольтижировал в ветляке — обучал молодь верховой езде. Прискакал Мишка, ворочая весенними глазами, выпалил:

— Товарищ командир, кобылу Чалый привел! Загляденье! Панорамой кличут.

Сообщение ординарца обрадовало: чего-чего, а лошадей Чалов знает. Предчувствие не обмануло…

Доглядел, как Мишка чистит кобылицу, строго сказал:

— За лошадью ухажуешь — не жердиной. Заруби себе на носу.

Скинул шинель. Засучив рукава, взял у него жгут. Мишка косо приглядывался к его рукам.

Не отрываясь от дела, Борис сказал:

— Бери себе Огонька. Ординарцу не положено в бою отставать от командира.

Обиду у парня как рукой сняло. Кинулся в конюшню, вывел игривого крепыша на низких негнущихся бабках, с вызвездиной. Пристроился рядом.

— Может, опробуем, Борис Макеич?

Железные створки ворот с ржавым скрипом развернулись, впуская верховых. Втащилась пароконная бричка, верхом набитая мешками, оклунками. За нею — толпа, пешая, пестро одетая, безоружная.

— Сидоряк! — вскрикнул сдавленно Мишка, сбивая на затылок треух.

Признали двоих — Сидоряка и Лариона. Третий, на серой лошади, из чужих. Застегивал Борис крючки на шинели, а пальцы не слушались. Вот оно — пополнение, предсказанное Красносельским. Сотни… За пять суток — другая колонна. Прошлой ночью Егор Гвоздецкий привел семьдесят девять человек! Жаль, мало винтовок и шашек. По всему, и у этих не густо с оружием…

Скалился Сидоряк. Ларион, по обыкновению, хмурился, дергал без дела повод. Чужак сидел в седле крепко. Шапка из белой цигейки надвинута на седые клочковатые брови. Лицо мясистое, битое оспой, как дробью. На брезентовой портупее — жандармская шашка.

— Принимай, Думенко, до кучи! Вся голь, ядрена в душу, зли, як кобели цепные. Воевать дюже хочем!

— Чем?

Рябой показал черные, как земля, руки.

— Это и у нас есть… А оружие?

— Тю! — удивился он. — Веди. Шапками закидаем! Борис крепко тряс чужаку руку. Про себя отметил его степную удаль, хотя годы уже немалые.

— Гришка Маслак, — назвался хохол. — Речь казать будешь?

— Размещайтесь. Вечером сойдемся.

Взглядом указал ординарцу: седлай.

Воротясь с выездки лошади, Борис застал в комнате покойного пана малое сборище. Ефремка явился с дальней разведки. Ждали его. Красносельский, увидав, махнул: проталкивайся, мол, к столу.

— Накадили, как поп Гаврила на всенощной.

Отрядники сдержанно засмеялись, гася цигарки, отмахивали от себя дым. Сидоря, занявший подоконник, открыл форточку. Не снимая шинели, Борис умостился в кресло, оставленное Петром.

Обстановка, со слов разведчика, выходила неладная. Офицерские части пятого дня опять ворвались в окружную станицу. По слухам, Великокняжеский отряд вместе со ставропольцами двигается железнодорожным путем, преследуя уходившего на Екатеринодар генерала Корнилова.

— Погоди, погоди, — перебил Борис. — В самой Великокняжеской побывали?

— Там же кадеты, — усмехнулся Маслак.

— От Торговой свернули по ростовской чугунке, — сознался Ефрем. — В Целине казачьего гарнизона нет, зато дальше в Егорлыке, в Мечетинской, заслоны — сотни по три. В Процикове тоже казаки. В Веселом и у нас в Казачьем пока воинских частей нету.

— Стычек не случалось?

— Погоны спасали…

Борис мигнул хитро. Снаряжая разъезд под началом Ефрема, с трудом убедил его прихватить офицерские погоны. Оказывается, пригодились.

Вспыхнул говорок, глухой, тревожный. Загасил его Борис насупленным взглядом. Заговорил сидя, не отрывая глаз от бронзовой чернильницы:

— Вчера схожие вести нам доставили с Салу… Никифоров со своими платовцами в Большой Орловке и Большой Мартыновке. Эти три партизанских отряда тоже, по слухам, объединились. И к ним мы потеряли след. Что же выходит? А выходит, браты, плево… Одни мы в самом казачьем пекле. Как волки зафлаженные — кругом пикеты. Не ведают беляки про наше существование, или просто-напросто руки не доходят. — Встал из-за стола. — Лагерная сонная жизнь наша тянуться не может без краю. Не нынче завтра казаки потревожат. Не усмехайтесь. Кабы не довелось умываться красной юшкой. Нас уже более четырех сот… А винтовок — на двоих одна не приходится. Предлагаю разоружить хутора Казачий и Веселый. Пока еще по богатым куреням висит на стенах без дела оружие, а коль оно окажется в руках, брать его тяжельше… Операцию произвести немедля, этой же ночью.

— Гарно, растребушишь куркулей! — поддержал Мас-лак.

Тут же наметили план. На Хомутец, в Казачий, тронется Гришка Маслак со своими; в проводники ему выделили надежных парней из казачинцев — указывать в потемках курени богатых казаков. Отряд на Веселый поведет Думенко.

С заходом солнца железные панские ворота выпустили со двора всадников.

Панорама выбрасывает ноги свободно, чуя каждое его движение. Стремя в стремя ходко идет серый кабардинец Маслака. За короткую выездку днем Борис успел оценить не только ее резвость, силу, но и