Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин

на них время и выведение из всего этого каких-то мне совершенно неинтересных графиков. И Бог отвел меня в сторонку. А соблазн был!

Второй курс начался неожиданно. Сразу по возвращении из колхоза, в начале октября, меня вдруг вызывают в деканат. Секретарша долго и придирчиво осматривала меня, чем ввела в немалое смущение.

– Так, Колодин, тут из ректората на тебя пришло персональное приглашение…

И вручает мне красивый билет на мелованной бумаге с золотым тиснением. Читаю начертанное золотом:

«Глубокоуважаемый (это я-то!) тов. Колодин Н.Н. Ярославский государственный педагогический институт имени К.Д.Ушинского приглашает Вас на расширенное заседание Ученого совета института, посвященное 60-летию со дня рождения и 35-летию научно-педагогической деятельности заведующего кафедрой психологии доктора философских наук, профессора Василия Степановича Филатова.

Заседание состоится в пятницу 14 октября 1960 года в 17 часов в Голубом зале института».

Я все еще пытаюсь проникнуться тем, что уже глубокоуважаемый, но секретарша прерывает сон:

– Ты там смотри, не подведи…

Бог знает, что она имела в виду. Конечно, о «скромности» моей уже ходили по факультету легенды, но не могла же она всерьез полагать, что я вдруг в разгар торжества вырвусь на трибуну и заору матерные частушки или цыганочку «забацаю». Я, конечно, не был «тихарем», но и дураком тоже не был, пришел на заседание в лучшем своем шестидесятирублевом «блестящем местами» костюме, но при белой рубашке с галстуком и просидел все заседание в глубоких размышлениях, впрочем, далеких от того, что говорилось с кафедры. Я понимал, что со стороны профессора это более чем символичный знак – приглашение. Меня распирало от гордости, но желания влиться в семью психологов так и не появилось.

Более полувека прошло, а билет тот я до сих пор бережно храню, как память о человеке, уникальном по всем параметрам, и научным, и человеческим.

Наш «по-стрел» везде поспел

30 декабря 1956 году, то есть в годы директорства Василия Степановича, увидел свет первый номер институтской еженедельной многотиражной газеты «За педагогические кадры». Вот откуда его никогда не ослабевавший интерес к газете и даже любовь к своей многотиражке.

Да и сама кафеда психологии, если не ошибаюсь, на первых порах делила угловую маленькую комнату вместе с редакцией газеты. Во всяком случае, помнится стол в центре у дальней стены – «филатовский». Сбоку по стенам два однотумбовых стола: машинистки и ответственного секретаря.

Машинисткой была девочка с физмата, очень изящная, в туго обтягивающем ладную фигурку темно-синем платье с глухим белым воротничком поверху и гладкой прической. Симпатичная гимназистка. Дело свое знала: печатала быстро и практически без ошибок.

Из постоянно пребывавших в редакции помнится Лева Гуревич, старше меня на курс. Редактировал газету на общественных началах Алик Филиппов – он же один из первых аспирантов новой кафедры психологии. Но редакторская должность в многотиражке скорее представительская, а повседневная текучка на ответственном секретаре, коим являлся Володя Новожилов, на мой взгляд, не очень начитанный и грамотный, но очень пробивной и неутомимый дамский угодник. Он и машинистку-то нашу содержал из своего кармана, небескорыстно, конечно.

Справа от входа был выделен простенком узкий проход с наглухо закрывавшейся дверью. Фотолаборатория. Её хозяином являлся Володя Стрелков. Из прежнего состава редакции, да и кафедры, пожалуй, только мы двое еще и живы. Володя – парень с изюминкой, с огромным запасом жизненной энергии и юмора, заслуживает отдельного упоминания. На вопрос, как жизнь, отвечает:

– Отлично. От остальных…

Знакомый окулист рассказывал о визите Стрелкова.

– Как зрение?

– Женщин красивых вижу хорошо…

– А не очень красивых?

– Только на ощупь…

Журналист по профессии, он артист по сути и крови, ибо родом из театральной семьи, все детство прошло в театре или около него. В буквальном смысле, потому что жили они в кельях Казанского монастыря, что напротив театра. Там и по сей день висит мемориальная доска, извещающая, что здесь долгие годы жил народный артист СССР, ведущий актер театра Григорий Акинфиевич Белов. Но не только он. Верхний второй этаж делили две семьи ведущих актеров, внизу – восемь комнат на восемь семей других работников театра.

Детей «волковцев» было немного, и брали они не числом, а умением и изысканной хулиганистостью, то есть обычными детскими проделками, но без воровства и мата. Сразу после школы бежали в театр, смотрели репетиции, крутились за кулисами, играли в прятки и догонялки, а в случае бомбежки во время войны лежали под сценой, пережидая налет.

Я поинтересовался как-то:

– А сам в детстве играл на сцене?

–А как же, в пьесе «Золушка» в компании двенадцати мышей провозил по сцене карету-тыкву… Больше, правда, ничего не доверили. Переиграл, видимо…

В театре дети рано взрослели и рано развивались, поскольку воспитывались на классике, да и сами читали много. Потому, когда получил аттестат зрелости, зачесал Стрелков в затылке. С одной стороны, учился так себе, с тройки на четверку и наоборот, но с уклоном в гуманитарные науки. И идти бы ему в пединститут на литфак. Так нет, побоялся конкурса. А в сельхозинституте конкурса не было, абитуриентов чуть ли не на улице отлавливали, мол, только посиди на экзамене. И подался Стрелков туда, да обмишурился. Как раз первый секретарь ЦК партии Никита Сергеевич Хрущев со всей своей неуемной энергией принялся за сельское хозяйство. И пропаганда такая развернулась по всем фронтам, что образовался конкурс в 13 человек на место.

Нынче Владимир Иванович результат комментирует скромно: «Повезло с поступлением». Меньше с самой учебой. Будущих аграрников зачем-то заставляли осваивать премудрости высшей математики, анатомии человека. А на практике поручали «кастрацию» коней, спаривание коров и искусственное осеменение.

Потихоньку втягивался в процесс: «вгрызался» в землю, перелопачивал навоз, доил коров, заготавливал корма. Но душа-то артистическая! Активно включился в театральный кружок, пел в хоре и играл в духовом оркестре. Последнее особенно удивительно, ибо не понаслышке знаю. Много чем владеет Стрелков, но вот музыкального слуха лишен от рождения.

– Как же ты играл-то? – спрашиваю.

– Так по команде, – бодро отвечает он.

Поскольку две трети студентов являлись коренными горожанами, то тяга к земле никак не могла перебить у них тяги к искусству, к культуре вообще. И тогда самые активные из них (не без Стрелкова) организовали «КЭС», то есть клуб эстетов. Вечерами собирались в какой-либо свободной аудитории, слушали модные пластинки, читали поочередно минилекции о кино и театре. И так все тихо и мирно, чинно и благородно, пока прямо с лекций всех эстетов не увели в ректорат, а оттуда на автобусе прямиком в «серый дом» (старые ярославцы знают, что это такое). Здесь им солидные люди доходчиво объяснили, что