Ограниченная территория - Вероника Трифонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ха-ха! Какая поездка без застревания в какой-нибудь заднице? Представляю, вы с Катей тачку толкать будете. Замажетесь, как черти!
— Ты мне и так в этом помог, теперь закрепить на нас хочешь?
Рот мой сам собой расплылся в улыбке. На душе стало легче. Умение находить радости в мелочах, отвлекаясь от насущных проблем и смеясь над глупостями, — это ли ни счастье, которое стоит научиться находить каждому человеку?
В этом умении мне пришлось практиковаться все выходные. Особенно в моменты, когда уныние вливалось в меня, подобно чёрной застойной воде. Происходило это когда угодно: перед баней, во время похода за грибами, после ужина в квартире, когда отец и Тим, забрав с собой оставшиеся с обеда жареные крылышки, шли смотреть кино в гостиную. Тогда я отчасти чувствовала себя чужой — всем было весело, но только не мне. Наблюдая, как папа и друг хохочут, пялясь в телевизор, я, сидя в кресле возле окна, молча вязала свитер под капли барабанящего в стекло дождя. Для кого предназначалось будущее изделие цвета фуксии, мне и самой было неясно. Так бывает, когда главным становится процесс, а не результат. Раз я не в силах влиться в общее веселье — необходимо всё равно заняться чем-то, чтобы не думать о подозреваемых. От ряда петелек меня отвлекло один раз только появление в дверях Марго с двумя бутылками пива, одна из которых точно предназначалась Тиму.
Но мысли мои, как шерсть вокруг спиц, продолжали вертеться возле расследования, а лица четырёх подозреваемых поочерёдно вспыхивали в голове. Иногда к ним присоединялось лицо Антона.
— Доча, зря ты не любишь «Очень страшное кино», — в очередной раз хохоча после очередного прикола, крикнул папа, помахивая открытой бутылкой. — Обожаю этот момент: «Ну нафиг!»
— Что…? — я глянула на экран. Судя по действию на нем, Тим и папа не так давно приступили к просмотру второй части франшизы. — Пап, осторожно! — охнула я, проследив за направлением его руки: за ним на диване сидел мой большой старый мишка бежевого цвета, который мне в детстве подарил брат Саша и которому я дала имя в честь главного героя известной сказки. — Не хочу, чтоб Колобок пропитался твоим пивчанским.
— Ой, да. Прошу прощения…
Но я уже шла к дивану, чтобы забрать плюшевую игрушку. Семь лет назад, когда зал перестал быть по совместительству спальней родителей (они перебрались в бывшую комнату братьев), а моя комната превратилась в склад, мама перенесла Колобка сюда, обосновав, что «он слишком прилично выглядит для ссылки в коробку». И только сейчас я вдруг пожалела об этом.
Подняв мишку, я отнесла его к креслу и посадила на своё место, рядом с наполовину готовым свитером. Затем, пожелав всем спокойной ночи и не глядя ни на кого, я удалилась к себе. В своей комнатея быстро достала из упаковки две таблетки снотворного и проглотила их.
Но мгновенного сна от них, конечно же, не наступало. В ожидании забытья я, уткнувшись лицом в подушку, слушала, как завывающий ветер с силой бросает в окно дождевые капли. Сам того не зная, он отражал моё душевное состояние. На подушке тоже ощущалась сырость, но не от дождя.
Когда я открыла глаза в следующий раз, в комнате было уже светло. Чёрт побери, очередной день…
Тут кто-то без предупреждения бухнулся на мою кровать.
— Катя!
Ах да, конечно же, это папа.
— Доброе утро, папа, — я сонно перевернулась, прищурив глаза от струящегося из окна света. Он падал отцу на спину и освещал его фигуру, придавая ему сходство с небесным посланником. Отёкшие ноющие после минувшей ночи веки слушались с трудом. Ну и вид, наверное, у меня… Впрочем, учитывая мой вчерашний уход, да ещё и что я уснула в одежде — сейчас нет смысла притворяться, что всё хорошо.
Ну конечно, папа всё понимает. Очень уж явственно это было написано в его больших карих глазах. Отец тепло улыбнулся.
— Да, доброе… Я тебе там сырники пожарил, клубничное варенье открыл — всё, как ты любишь. Иди, ещё чаёк тебя ждёт.
— Ох, спасибо, — я, невольно тронутая заботой, откинула со лба волосы. — Ты опять меня тут застал и снова поесть зовёшь…
— Доча, я тебя с детства знаю. У тебя если плохое настроение было, ты в комнату свою убегала. Но за вкусняшками всегда выходила!
— Да? Ну хорошо. Я уже и забыла…
— Ага. Катюха, — вдруг папа, мгновенно посерьёзнев, придвинулся, положил свои руки на мои и посмотрел мне в глаза, намереваясь что-то сказать, но в последний момент отвёл взгляд. — Я знаю, каково это. Когда мамы не стало, я… Я не понимал, как жить. Долгое время. Быть может, несколько лет. Катя, это… Это нормально, что ты не представляешь, как жить без него. Но и такое проходит. Даже такое. Может быть… на всё есть своя причина. Та, которая объясняет, почему так случается и для чего.
Я молчала.
— Дочь, я всё вижу. У тебя мешки под глазами скоро будут, как у Тима. Хотя у того бухло сказалось. Ну да ладно.
— Иногда мне кажется… это никогда не кончится, — прошептала я. — И пустота внутри… У тебя она тоже была?
Когда папа вновь посмотрел на меня, его глаза блестели.
— Да. Но в такие моменты я просто шёл работать. Или на огород. А бывало, с Лёвкой сидели, говорили о жизни. В такие моменты друзья особенно важны.
— Двенадцать лет, — кое-как выдавила я, качая головой. — Столько мы жили в законном браке. До этого — четыре года встречались. И ещё семь лет я его ждала. И всё ради чего, пап? Чтобы всё полетело к чертям? Чтобы закончилось… вот так?
— Так бывает, доча. Иногда хочешь прожить с кем-то всю жизнь, но судьба выдаёт иное. Мы с Евой, твоей мамой, были дольше, чем ты с Антоном, — он вздохнул. — Да… всё произошло не так быстро, как с ним. Это да. Но результат — тот же самый.
Я сглотнула подступивший к горлу комок, понимая, что мы оба сейчас перенеслись на семь лет назад, видя тот самый больничный коридор и врача в белом халате, вышедшего сообщить печальную весть. Горе — но его причиной не был результат постороннего злого умысла.
— Всё было не зря, — сказал папа. — Годы, когда мы были счастливы, не должны быть выкинуты из жизни. Прошлое стоит помнить, но надо уметь отпускать, чтобы дать себе возможность смотреть в будущее. Как-то так. Нифига я прям круто сформулировал! Самому надо
