Только звезды нейтральны - Николай Михайловский

В. Ф. Трибуц, в меру своих сил, старался внешне сохранить спокойствие, хотя, как говорится, кошки скребли на сердце. Он отметил, что главное теперь - обеспечить планомерный организованный отход войск, пресекать панику; он объявил сроки отхода с позиций, методы прикрытия отходящих войск и время и места посадки на транспорты.

В последний момент появлялись все новые, неожиданные дела и заботы.

- Товарищ Трибуц, вам придется принять ценности и документы Госбанка. Груз важный, ответственный! Не знаю, где вы его разместите, но мы вам можем доверить. И только вам! - с такими словами обратился к командующему глава правительства Эстонской республики Иоганнес Лауристин.

Трибуц был немало озадачен, каким образом отправить этот груз, где для него самое надежное место? Ведь все корабли и транспорты подвергались одинаковой опасности. И все же место было найдено на крейсере «Киров». Ценный груз был эвакуирован и в 1944 году возвращен обратно в Таллин.

Пока шла погрузка войск и транспорты выходили из гаваней, пока корабли вели артиллерийскую дуэль с противником, все это время В. Ф. Трибуц находился на КП в землянке Минной гавани, принимал донесения, отдавал приказания, и только 28 августа на рассвете к борту «Кирова» подошло посыльное судно с членами Военного совета. Командующий и член Военного совета дивизионный комиссар Н. К. Смирнов поднялись на ходовой мостик, а за ними пронесли укрытое в чехле святая святых - знамя Краснознаменного Балтийского флота - первую награду Советского правительства, которой флот удостоился еще в 1928 году.

Высокий, чуть полноватый капитан первого ранга развернул на ходовом мостике карту Финского залива с нанесенными на нее данными и доложил:

- Товарищ командующий! Обстановка по состоянию на двадцать седьмое августа, десять ноль-ноль.

То был Георгий Ефимович Пилиповский, однокашник Трибуца по училищу имени Фрунзе, неизменный его соратник на протяжении многих лет службы на Балтике, начальник оперативного отдела штаба флота, а теперь начальник походного штаба при командующем.

Трибуц склонился над картой, как это бывало по утрам, когда он являлся в штаб, изучал дислокацию флата вплоть до последнего буксира: где находится, какие задачи выполняет. И, как всегда, глядя на карту, потребовал доложить построение боевого и походного порядка кораблей, систему защиты транспортов от ударов с воздуха и многое другое. Пилиповский досконально знал флот и всегда готов был ответить на любой вопрос командующего. Так и в этот раз он докладывал хотя и короче обычного, но с присущим ему знанием дела. Трибуц слушал не перебивая, а на его лице была какая-то озадаченность. Причина ее стала очевидна, когда Пилиповский, завершив доклад у карты, спросил:

- Товарищ командующий, разрешите дать «добро» на выход первого отряда?

- Нет, не разрешаю, Георгий Ефимович, - совсем неожиданно для всех ответил Трибуц, глядя за борт на разгулявшиеся волны. - Что предсказывают метеорологи?

- Ветер успокоится не раньше чем завтра.

- В таком случае выход флота откладывается. При такой погоде малые корабли, и особенно тральщики, будут сдерживать движение, мы растеряемся, и немцы смогут нас топить поодиночке, как им вздумается. Прикажите кораблям и транспортам отойти к островам Нейсаар и Аэгна. Пойдем, как только успокоится море.

Командующий и Пилиповский оба понимали: в такой ситуации промедление может быть смерти подобно. Ведь флот собрался на сравнительно небольшой акватории - опасность велика, особенно ударов с воздуха. И все же более важные соображения командующего взяли верх. И он, не колеблясь, принял решение, которое впоследствии оказалось единственно верным, безошибочным.

На следующий день ветер стих, море успокоилось, и в полдень было дано приказание начала движения кораблей.

Отряд главных сил с крейсером «Киров» снимался с якоря, сопровождаемый тральщиками, миноносцами, торпедными катерами, он спешил занять место в головном отряде.

Трибуц, Смирнов и командующий отрядом легких сил Дрозд оставались на мостике. В походе Трибуц не раз обращал свой взор к эсминцу «Яков Свердлов», шедшему в охранении крейсера. Старый знакомый, когда-то им командовал будущий флотоводец. Теперь и этот корабль, еще дореволюционной постройки, зарываясь в волны, старался не отстать от своих молодых собратьев.

Вскоре на «Киров» по радио понеслись тревожные донесения:

- Транспорт «Элла» подорвался на мине!

Командующий глянул на карту. В минуты нервного возбуждения он отличался особой быстротой реакции. И теперь в ответ послышался его сильный, полный волевого напряжения голос:

- Послать на помощь спасатель «Нептун»!

Пилиповский повторил приказание и скрылся за дверью радиорубки. А Трибуц стоял, точно влитый в палубу, строгий, невозмутимый, с биноклем на груди. Прильнув глазами к окулярам, он всматривался в море, в корабли, замечал, что слишком близко, буквально в кильватерной струе «Кирова», идет подводная лодка или отстает какой-то корабль охранения, отдавал необходимые приказания и снова стоял молча, возможно думая о том, что небольшой пароходик «Элла» первая жертва морского сражения, начало в цепи бед, что предстоит пережить участникам похода, отвечающим только за себя или за свой корабль, а он-то несет ответственность за всех, вместе взятых.

«Выдержка, и только выдержка!» - говорил он сам себе, стараясь держаться уверенно, не выказать волнения окружающим его людям.

А донесения шли и шли, одно горше другого:

- Погиб от прямого попадания бомбы ледокол «Вольдемаре»… Атакован с воздуха транспорт «Вирония»…

«Вирония»! Ведь там же работники штаба флота, политуправления, военные корреспонденты, многие, с кем расставаясь накануне днем в Минной гавани, командующий, протягивая руку, говорил: «До скорой встречи в Кронштадте». Состоится ли эта встреча?

Опять взгляд на карту и очередное приказание:

- Спасателю «Сатурн» взять «Виронию» на буксир.

Пилиповский едва успевал ответить коротким «есть!» и спешил передать приказание дальше.

И в эту самую пору воздух прорезал гул моторов фашистских бомбардировщиков, они шли девятками, строго выдерживая строй, курсом на «Киров». Над кораблем поднялась густая завеса заградительного огня. Мало того что били зенитки, командующий приказал открыть огонь. Пушки, способные поражать цели на тридцать с лишним километров, били по самолетам, сбивали их с боевого курса, рассеивали…

Немецкие пикировщики не могли прорваться сквозь густую завесу огня, они отворачивали от «Кирова» и тут же устремлялись на тихоходные, неповоротливые, слабо вооруженные транспорты. В эфир по-прежнему неслись тревожные донесения: «Подорвался на мине, принял шестьсот тонн воды. Не имею хода!…» В. Ф. Трибуц отдавал приказания другим кораблям об оказании помощи терпящим бедствие. Решения принимались мгновенно. И так же быстро исполнялись.

Одна опасность сменялась другой. Сигнальщики докладывали: «Батарея с мыса Юминда ведет огонь по кораблям!» И с мостика отдается приказание: «Подавить батарею огнем главного калибра». Гремит главный калибр, посылая залп за залпом. Батарея смолкает. Командующий флотом приказывает поставить дымовые завесы, и корабли идут дальше… Но вот новые донесения: «Мина справа!» Отдана команда, корабли обходят рогатую смерть. «Слева по борту мина!» Отдаются команды, и «Киров», а за ним другие корабли отворачивают, обходят ее стороной. Они не могут застопорить ход, рискуя стать жертвой бомбы или торпеды. Корабли форсируют минное поле. Опасность с каждой минутой нарастает. И когда в правом параване «Кирова» показался темный шар с гладкой блестящей поверхностью, сразу доложили: «Мина в правом параване!» Тут на несколько мгновений все оцепенели.

Трибуц переглянулся с Пилиповским и Дроздом. Взгляд его был испытующим. Не ожидая, кто как отреагирует на происшедшее, он громко скомандовал:

- Самый малый!

Командир корабля Сухорукое перевел ручку машинного телеграфа, и вскоре почувствовалось, что корабль сбавил ход. «Что дальше?» - думали стоявшие рядом с командующим, не смея вмешаться, нарушить ход его мысли. А он дал знать командиру корабля, что тот остается на мостике, махнул Дрозду рукой и стал спускаться вниз, на палубу.

Кажется, другого выхода не было, как обрезать параван вместе с затраленной в нем миной. Вызвали инженера-механика, он согласился. Тогда Трибун, приказал приступить к делу. И вот на палубе появился щупленький, худощавый матрос Петр Кашуба, моряки называли его «маленький-удаленький». И впрямь он не раз отличался на всякого рода работах, особенно во время ремонта корабля. В одной руке он держал маску, в другой электросварочный аппарат. Трибуц осмотрел его с ног до головы и сказал: «Действуйте!»