Победитель - Харлан Кобен

это знаю, поскольку часто видел, как отец ныряет в простое, привычное занятие. Иногда я пытаюсь делать то же самое. Изредка у меня это получается.

Но по натуре я совсем другой.

Глава 35

Меня будит скрип шин на гравийной подъездной дорожке. Удивительно: я просто прилег на диван и вдруг заснул. Утомление все-таки победило мои взвинченные нервы, чего я никак не ожидал. Я продолжаю лежать. Входная дверь открывается. Входит моя двоюродная сестра Патриша. В каждой руке – по мешку с продуктами.

Ее взгляд сразу же натыкается на меня.

– Вин? Какого черта?!

Я потягиваюсь и смотрю на часы. Уже вечер. Четверть восьмого.

– Как ты проник? Я заперла двери и включила сигнализацию.

– Да, – говорю я, нарочито растягивая слова. – Мне не по зубам открыть замок «Медеко» и отключить сигнализацию фирмы АДТ.

Взгляд Патриши перемещается с меня на обеденный стол, и она пятится, увидев, что там лежит. Я жду. Сестра молчит и только смотрит. Я медленно встаю и потягиваюсь:

– Сестричка, ты язык проглотила?

– Ты вломился в мой дом.

– Как ты мило переводишь стрелки. Но если становиться на юридическую точку зрения, то да, вломился. – Затем я указываю на обеденный стол и, подражая ее голосу, добавляю: – А ты украла моего Пикассо.

Конечно же, это не мой Пикассо. Но украденные картины так часто называли моими, что мне это понравилось.

– Я ожидал, что поиски окажутся более утомительными, – говорю я Патрише. – Трудно поверить, что картина находилась в твоей спальне.

Сестра слегка пожимает плечами:

– Я туда никого не впускаю.

– И она висела там все время?

– Почти.

– Рискованно.

– Ничуть, – возражает Патриша. – Если бы кто-нибудь спросил, я бы сказала, что это копия.

– И люди бы на это купились.

Она смотрит на обеденный стол:

– Зачем ты отвинтил подложку?

– Ты знаешь зачем. Что ты сделала с негативами?

– Откуда ты о них узнал?

– Наш искусствовед обнаружил такие же внутри картины Вермеера. Квадратные: шесть на шесть сантиметров. Необычный для наших дней размер. После недолгих поисков выяснилось, что такую пленку использовали в старых аппаратах. – Я бросаю взгляд на полку. – Вроде «роллейфлекса» твоего отца. И тогда я предположил: если твой отец что-то прятал под холстом Вермеера, логично предположить наличие такого же тайника внутри второго семейного шедевра – картины Пикассо.

Патриша теперь стоит возле стола.

– И ты решил проверить?

– Да.

– Но ничего не нашел.

Я вздыхаю:

– Дорогая сестричка, нам обязательно играть в эту игру? Да, негативы исчезли. Ты их вытащила. Однако я заметил липкие следы на подрамнике. Скорее всего, от скотча. В картине Вермеера конверт с негативами был прикреплен скотчем к подрамнику. Разумно предположить, что таким же способом негативы крепились и здесь.

Она закрывает глаза и запрокидывает голову. Вижу, как она судорожно сглатывает. Интересно, слезы будут? Пожалуй, здесь мне следовало произнести несколько слов утешения, но я сомневаюсь, что сейчас они помогут.

– Патриша, мы можем перескочить через твои попытки все отрицать и сразу двинуться дальше?

Она резко открывает глаза:

– Чего ты хочешь?

– Ты могла бы рассказать, как все было на самом деле.

– Всю историю целиком? – Она качает головой. – Я даже не знаю, с чего начать.

– Может, с того, как твой отец в Нью-Йорке подружился с Раем Строссом.

– Ты знаешь об этом?

– Знаю. А еще я знаю о «Шестерке с Джейн-стрит».

– Вау! – восклицает Патриша. – Я потрясена. – (Я жду.) – Он появился у нас не сразу. С вечера их… выступления прошло много лет. Он приезжал к нам из Нью-Йорка. В смысле, Рай. Отец представил его как дядю Райкера. Сказал, что дядя Райкер служит в ФБР, поэтому мне нельзя никому о нем рассказывать. Думаю, когда я впервые его увидела, мне было лет пятнадцать. Он вызвал у меня интерес… Понимаешь, он был очень привлекательным и каким-то сверхъестественно харизматичным. Но мне, повторяю, было пятнадцать. Ничего не произошло. Никаких поползновений с его стороны. Я уже потом поняла, что Рай периодически приезжал к моему отцу за деньгами или перекантоваться…

Патриша замолкает и качает головой:

– Не знаю, о чем тут еще рассказывать.

– А ты перескочи дальше, – предлагаю я.

– Куда?

– В тот день, когда вы с Раем Строссом решили украсть картины.

Мое предложение вызывает у нее улыбку.

– О’кей, почему бы нет? Это произошло после истории с Эшли Райт. Твой отец вытолкал моего из семьи, но мой отец продолжал тайком приходить в Локвуд, чтобы увидеться с бабушкой. Как-никак, она была его матерью. Она не могла отказать ему во встречах. И вот однажды отец возвращается разъяренным, мечет громы и молнии. Оказывается, семья, точнее, твой отец согласился передать картины в Хаверфорд для готовящейся выставки. Я не могла понять, почему это так его разозлило. Спросила, в чем дело. В ответ отец стал орать, что твой отец выбросил его из семьи и отнял то, что по праву принадлежит ему. Естественно, отец врал. Теперь-то я знаю: его тревожили не картины, а негативы. Я тогда училась в десятом классе. Мы жили в этом скромном доме, тогда как все вы роскошествовали в Локвуд-мэноре. В школе на меня смотрели свысока. Я была предметом сплетен и разных намеков. Вскоре после этого к нам снова приехал дядя Райкер. Скажу честно: я хотела его. По-настоящему. Думаю, у нас получилось бы, но, едва он услышал про картины, у него зародился план. – Патриша с изумлением смотрит на меня. – Как ты об этом пронюхал?

– Иэн Корнуэлл. Раскололся-таки.

– Ах, милый бедняжка Иэн!

– Ты его соблазнила. Спала с ним, чтобы заручиться его доверием.

– Вин, не будь сексистом. Если бы ты в восемнадцать лет задумал что-то украсть и для этого тебе понадобилось бы спать с охранницей, ты бы не раздумывал.

– Справедливое замечание, – соглашаюсь я. – Даже очень справедливое. Думаю, Рай Стросс и был тем мужчиной в лыжной маске.

– Да.

– Он тебя потом видел. Через много лет. Я про Иэна Корнуэлла. Ты выступала в ток-шоу «Сегодня», рекламируя свою «Абеону».

– Когда я встречалась с Иэном, у меня были длинные волосы. Целых три месяца красилась под блондинку. После кражи я коротко подстриглась и с тех пор ношу короткие прически.

– Корнуэлл до сих пор не уверен, действительно ли он видел свою Белинду. Но даже если бы он был уверен на все сто, что он сможет доказать?

– Вот именно.

– И ты ничего не сказала отцу о краже?

– Нет. К тому времени я уже знала, что Райкер – это Рай Стросс. Он признался. Мы сблизились. Мы даже сделали одинаковые татуировки.

Она поворачивается боком и приподнимает