Адъютант его превосходительства - И. Болгарин

– Если я буду жить затворником, это может броситься в глаза тому же Щукину, – продолжил Павел. – Его глаза есть почти повсюду в городе… Как живут офицеры? От романа к роману, от флирта до флирта, от кутежа до кутежа… Мне нужно жить как все: участвовать в кутежах, заводить рома­ны… как все!

– В таком случае, заведи настоящий роман! – насмешливо посоветовала она.

Кольцов, уловив в ее голосе обиду, ответил полушутливополугалантно:

– Вот я и пытаюсь, – и тут же подумал, что покривил душою, солгал. А чуть раньше эти слова были бы почти правдой – до встречи с Таней…

Расставаясь, они с Наташей условились встретиться на следующий день, от шести до семи вечера, возле Благовещенского базара.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Генерал Ковалевский был скуп на похвалы. Однако, получив от Щукина карты Киевского укрепрайона, он растрогался, наговорил много хороших слов и долго благодарил полковника. Но под конец разговора все же подлил ложку дегтя – потребовал от Щукина объяснений по поводу вчерашнего про­исшествия в приемной.

Щукин недоуменно и терпеливо выслушал командующего и затем откровенно сознался, что совершенно не посвящен в этот прискорбный инцидент, и поо­бещал во всем разобраться.

От командующего он вернулся в мрачном настроении. Слушая объяснения Осипова, все больше приходил в бешенство. Губы у – него стянулись в уз­кую полоску, брови распрямились в одну непреклонную линию.

– Вы бездарь, Осипов! – резко бросил он в побледневшее лицо капитана. Осипов, вытянувшись, ждал, когда у полковника пройдет вспышка гнева.

У Щукина всегда так: минуты лютого бешенства сменяются ледяной замкну­тостью и неприступностью, а затем; отходчивой добротой. Это хорошо знал Осипов. Знал и то, что противоречить Щукину в такие минуты бессмысленно. Нет, сейчас нужно стоять перед ним с видом высеченного крапивой мальчиш­ки, стоять виновато и молчать. Пусть полковник выговорится, ему станет легче, постепенно он угомонится и станет добрее, чтобы как-то загладить нанесенную другому несправедливую обиду…

Так бывало всегда. А пока Щукин продолжал бесноваться:

– За этот спектакль, разыгранный так дешево, вас следует уволить! Совсем! Без права на обжалование! Кого нашли для этой пьесы? Рублевую панельную шлюху!..

– Мадам Ферапонтова-руководительница танцкласса, – счел удобным время для оправдания Осипов.

– Ну и что из того?.. – начал отходить Щукин, успокоенный покорным, виноватым видом Осипова. – И вообще, как же нам работать, если у вас фантазии не больше, чем у, третьеклассного гимназиста? Как?.. Вы же раз­ведчик, черт дери!..

Щукин в упор смотрел в испуганно-преданные глаза Осипова, все больше и больше убеждаясь, что перед ним человек, готовый на него принять любую муку и, остывая, удовлетворенно подумал: «Строгость – тоже форма воз­действия!»

А Осипов уловил перемену в настроении своего начальника, понял, что настало время оправдываться. Но, конечно, не слишком – слегка:

– Господин полковник! Я ведь хотел с вами посоветоваться, но вы…

– Скажите хоть, что вы хотели таким образом выяснить? – не стал выс­лушивать оправданий Осипова полковник. – Что?

– Видите ли, Николай Григорьевич, у адъютанта командующего, как мне показалось, несколько простоватый вид. И я подумал, что поскольку Сыз­рань все еще в руках красных…

– Вы на себя в зеркало давно смотрели?.. У вас вид провинциального парикмахера! – с презрением в голосе сказал полковник и затем ровным и холодным тоном стал втолковывать: -

Наша идея глупа и бесталанна, ровно как и ее исполнение! К сожале­нию!.. Владимир Зенонович потребовал, чтобы Кольцову были принесены из­винения. Вы это сделаете! Скажете, что это была шутка… ваша шутка… розыгрыш, что ли? Словом, изворачивайтесь как хотите…

– Слушаюсь! – вытянулся Осипов, отметив про себя, что гроза миновала.

Щукин же сидел некоторое время молча, опустошенный приступом гнева, и думал о том, что, пожалуй, он излишне крут с Осиновым, что Осипов-чело­век исполнительный и инициативный и эти качества надо ценить, а не по­давлять их страхом и унижениями. Ведь Осипов старается потому, что тоже обеспокоен последними донесениями Николая Николаевича…

Затем мысли Щукина потекли уже в этом направлении. В штабе работает вражеский лазутчик. Как его выявить? Как?

О вояже подполковника Лебедева в Киев знали пять-шесть человек. О ювелире – столько же. И о картах Киевского укрепрайойа… Лебедев на се­бя донести не мог. Ювелир – тоже. Что же дальше? Остаются четверо. Ко­мандующий, понятно, отпадает. Значит, Осипов, Волин… Волин?..

Далее. В штабе красных стали регулярно появляться копия оперативных сводок. К ним допущен более широкий круг людей. Их читают работники опе­ративного отдела. Капитан Кольцов докладывает их командующему. Среди этих людей тоже надо искать… Кто же, кто? Впрочем, сейчас некогда за­ниматься предположениями, надеясь только на интуицию и опыт. Нужны изоб­личающие факты, вот в этом направлении и надо действовать.

Быстро набросав на лист бумаги несколько фамилий, Щукин уже без тени гнева проговорил:

– Садитесь, Виталий Семенович, и давайте помыслим логически. – И ус­мехнулся внутренне. Он знал, что именно в логике Осипов не силен и ре­зультатом его умственных построений? могут явиться лишь посредственные – облегченные и банальные – варианты. Однако он преднамеренно сказал «ло­гически – ему было известно, что Осипов считал себя мастером именно в этой области.

– Вот список людей, среди которых нужно искать врага. – Щукин протя­нул капитану только что заполненный листок. Осипов внимательно просмот­рел список, ненадолго задерживаясь на каждой фамилии и произнося каждую вслух.

– Волин? – Он вопросительно посмотрел на Щукина.

Тот лишь молча кивнул. И вновь погрузился в раздумье. Волин… Щукин в прошлом знал его. Знал и ценил. Поэтому и взял к себе в контрразведку. Все это так. Но не мог сказать решительно, как о том же Осипове: «Отпа­дает». Да, он знал Волина. В прошлом это был способный и абсолютно на­дежный жандармский офицер, убежденный враг большевиков. Но где был Волин последние два года? То, что рассказал он сам, пока невозможно проверить. Да, он был убежденным врагом большевиков. Но убеждения людей легко меня­ются, когда этой ценой им предлагают купить жизнь.

Но если Волин?.. Значит, именно он, Щукин, ввел в штаб предателя. Са­ма мысль об этом невыносима, но он не имел права ее отбрасывать, он дол­жен был проверить Волина с той же тщательностью, что и других подозрева­емых, какой бы удар на его самолюбию ни нанесли результаты этой провер­ки. Да и время ли думать о самолюбии сейчас, когда может рухнуть многое. Когда где-то рядом живет, ходит, действует враг.