Последний хартрум - Женя Юркина

теперь отдавал странной хрипотцой, срываясь в окончании слов. Он замер перед ней, пытаясь привыкнуть к новой Флори, какой она вернулась из Делмара. С пристальным вниманием они изучали друг друга, словно знакомились заново.

– Дарт, твоя губа…

– …Хочет тебя поцеловать, – выпалил он, поздно поняв, как глупо это звучит. Попытался исправиться и выдохнул еле слышно: – Можно?

Она отпрянула от него как от огня и тут же обожгла взглядом сама.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Смутившись, Флори опустила ресницы. Она больше не смотрела на него, словно оправившись от минутного наваждения.

– Ясно, – сконфуженно пробормотал Дарт. Из груди рвался один отчаянный вопрос «почему?», но задать его он не посмел и, даже набравшись смелости, не успел бы.

В кухонном проеме нарисовался Дес с виноватой улыбкой и позвал к завтраку, пытаясь спасти их от неловкой ситуации. Наверняка он слышал весь разговор и появился ровно в тот момент, когда следовало. Дарт понял это, обнаружив, что никакого завтрака нет, не считая горелых хлебных корок, похожих на кровельные скобы. Дес развел руками и сдавленно гикнул, то ли не найдя подходящую шутку, то ли решив не растрачивать ее зазря. Все равно никто бы не засмеялся.

Они сели за пустой стол, чтобы глупо молчать уже втроем. Только сейчас Дарт заметил, что волосы Флори слегка растрепаны и завитками прилипли к шее. Ему захотелось убрать непослушные пряди, чтобы коснуться губами ямочки над ключицей. Он заставил себя отвлечься. Посмотреть на горелый хлеб в тарелке, на кувшин с водой, на руки Деса, нервно барабанящие по столу.

Но взгляд невольно возвращался к ней.

Кажется, Флори истолковала его внимание иначе и сконфуженно сказала:

– Не хочу будить Фе. Дождусь ее здесь.

– А потом? – осторожно спросил Дарт.

– Мы вернемся домой.

Ее слова, брошенные так легко и небрежно, вызвали у него странное разочарование, и оно царапало изнутри как проглоченный гвоздь. Дарт пытался выдумать предлог, чтобы Флори осталась, хотя понимал: уговоры здесь бесполезны. Дом был единственным, что он мог ей предложить, а она больше в нем не нуждалась.

Пауза за столом затянулась, и Десу снова пришлось вмешаться.

– Ты же к Рину собирался, – как бы невзначай напомнил он. – И Фло говорила о том же. Может, займетесь делом?

Чтобы добраться до Озерных земель, где жил Эверрайн, им потребовалось бы пройти полгорода, поэтому Дарт предложил воспользоваться подземными ходами безлюдей. Прежде чем отправиться туда, он заглянул в спальню, чтобы переодеться. Безделушник всегда нервничал без привычных вещей, особенно если выходил из дома. Самым главным для него было нацепить на шею паутину из шнурков, цепочек и нитей с нанизанными на них побрякушками вроде пуговиц, булавок и прочего. Это его успокаивало.

Как обычно, безлюдь выбирал самую неподходящую для случая личность, словно нарочно дразнил, вынуждая нарушить правила. На сей раз Дарт не стал ничего менять, рассудив, что уже достаточно поиздевался над своим организмом. В последнее время он жил с ощущением, будто разваливается на части, и каждый день пытался собрать из себя дееспособное целое.

– Безделушник, – с улыбкой произнесла Флори, встретив Дарта. Кажется, она была рада видеть его таким… определенным.

Он и прежде замечал, как для нее важно понимать, с кем приходится говорить. Не зная, кто перед ней, Флори терялась, пока не замечала в нем какой-нибудь отличительной черты, изобличающей ту или иную личность. Возможно, ему следовало упростить задачу и каждый раз представляться, но тогда бы он лишился удовольствия притягивать к себе столько внимания. Сейчас взгляд Флори скользнул по его шее, где переплелись незатейливые украшения, и остановился на пуговице, некогда принадлежавшей ее платью.

Дарт спешно отвернулся, пока она не заметила другие вещицы, связанные с ней. Безделушник собирал их как артефакты: одни попали к нему в руки с позволения самой Флори, другие он присвоил тайно.

Вдвоем они поднялись в библиотеку, где скрывалась дверь в тоннели. На книжной полке Дарт быстро отыскал травник, который на самом деле был замаскированным рычагом, приводящим в движение сложный механизм. Его пришлось восстанавливать после нападения Элберта, зато теперь все работало отлаженно. Центральный стеллаж выдвинулся вперед и мягко отъехал в сторону, открыв темный провал лестницы. Дарт зажег фонарь и первым переступил границу, отделяющую светлую комнату от мрачного свода.

– Что с твоей ногой? – спросила Флори, заметив его хромоту, пока они спускались.

– Поймал гвоздь, – коротко ответил Дарт, не вдаваясь в подробности, как и при каких обстоятельствах это произошло. – А что с тобой? Ты сама не своя…

Он остановился и повернулся к ней. В оранжевом свете фонаря лицо Флори выглядело по-настоящему бронзовым и от этого суровым. Вначале она молчала, словно и впрямь обратилась в статую, а затем холодно сказала:

– Расскажу позже. Не хочу повторять дважды.

– Ясно, – уже заученно повторил Дарт. Когда он злился на нее, то боялся сказать что-то лишнее, грубое, обидное. И за этим безликим «ясно» скрывалось намного больше слов и чувств, чем он позволял себе выразить.

После Дарт ни о чем не спрашивал, и они прошли тоннели в молчании, слушая гулкие отзвуки своих шагов. Он знал все пути наизусть и мог бы ориентироваться в кромешной тьме, так что возню с фонарем затеял ради Флори.

Ходы привели их к Дому лестниц, стоящему на границе с Озерными землями. Лютеном здесь служил Гонз, уже привыкший, что его безлюдь стал перевалочным пунктом на пути к Эверрайну. Поэтому, открыв дверь, он совсем не удивился, завидев Дарта, хотя вопрошающе покосился на его спутницу.

– Как поживаешь, Гонз? – по старинке спросил он.

Если бы начал оправдываться, почему явился не один, только укрепил бы сомнения дотошного лютена. А так все выглядело вполне обоснованно: Флори работала в домографной конторе и имела полное право пользоваться служебными ходами, не нуждаясь в разрешении.

Гонз и словом не обмолвился о ней, найдя в себе вежливость или, что вероятнее, осторожность, чтобы промолчать. Он повел их через десяток шатких лестниц, пронизывающих весь дом, и успел завязать разговор.

– Слыхал о Зуби? Наводнение снесло ее безлюдя. Камня на камне не осталось. И ее самой будто бы не бывало…

Гонз охал и причитал так, будто заранее оплакивал пропавшую лютину, и Дарт мысленно добавил в список утрат еще одну: шестой погибший за последнее время. Судьба и раньше не баловала лютенов, а сейчас будто и вовсе обозлилась на них. Мео, Паучиха, Сильван, Ви, Франко, теперь еще и Зуби. Склочная тетушка Зуби из Дома под мостом. Местная детвора обходила безлюдя стороной, а лютину считала водяным демоном, потому что обитель ее стояла у самой кромки берега, а сама она, бледная, изможденно-тощая, с покрасневшими глазами,