Адептус Астартес: Омнибус. Том II - Энди Смайли

Спустя мгновение тяжёлые болтеры под стабилизатором крыла «Громового ястреба» извергли шквал масс-реактивных снарядов. Они вонзились в бок Тени Солнца и детонировали с разрушительной мощью, сорвав её с крыла корабля в неконтролируемое головокружительное падение на улей.

Все основные системы боескафандра подавали сигналы тревоги, система контроля за повреждениями сообщала о критическом уроне. Командующая, беспорядочно вертясь, падала на острые шпили. Её охватила паника, ужас и внезапно раздавшийся скрипучий смех.

Только полная концентрация позволяет уклониться от удара меча.

Тень Солнца медленно вдохнула с широко раскрытыми глазами и со скоростью мысли активировала несколько подпрограмм. Слева от неё мелькали этажи улья — горящие окна и силуэты каменных горгулий проносились мимо, сливаясь в сплошную размытую картинку. Командующая перенаправила энергию с оружия, систем управления и даже со щита Ое-ну, — всё до капли она влила в повреждённый реактивный ранец.

Двигатель кашлянул раз, другой, и, наконец, включился. О’Шасерра ощутила мгновенное облегчение, тут же сменившееся невыносимой жгучей болью в пояснице, когда из ранца вырвался поток пламени. Она перенаправила в повреждённый участок сколько было возможно герметизирующего геля. Отвесное падение перешло в нестабильный набор высоты. Тень Солнца с трудом уклонилась от столкновения с гигантской статуей святого, обрамлявшей боковой вход в улей. Переключив систему из аварийного режима в нормальный, командующая исчезла. Когда «Громовой ястреб» скрылся из виду за шпилями улья, по шеям статуй словно прошёлся сияющий хлыст и торжественно склонённые головы каменных святых рухнули на подулей, унося ещё больше человеческих жизней.

Четвёртая глава

Белые Шрамы перегруппировались на триумфальном проспекте, ведущем к монолитным вратам Викториус Агреллана-Прайм. Потрепанными «Громовыми ястребами», которые приземлились на громадных «Небесных щитах», уже занялись пилоты-технодесантники, радующиеся чудесному спасению в битве за Акацийскую впадину.

Вскоре ремонтные работы начались в полном объеме, и вокруг поврежденных штурмовых кораблей заклубился дым благовоний, столь же качественных, как у Адептус Механикус. Из десантных отсеков выходили бойцы тактических отделений в белых доспехах; каждая группа из десяти космодесантников спускалась по пандусам, ведущим к проспекту, а затем сворачивала к ждущим неподалеку «Носорогам» и «Секачам». Все воины шли со снятыми шлемами, примагниченными к поясам, и теплые порывы загрязненного ветра, со свистом проносившиеся по улице, шевелили чубы боевых братьев и ерошили меха сержантов. Воздух Агреллана не обладал настоящей душой, и любой неулучшенный человек сильно рисковал здоровьем, дыша в ядовитой атмосфере улья. Впрочем, для возвышенных над смертными Белых Шрамов годилось и такое месиво. Снятие шлемов в зоне боевых действий противоречило правилам, но хан смотрел на это сквозь пальцы — особенно после многочасового заточения в тускло освещенном лоне «Громового ястреба».

Поблизости рычали, прогревая двигатели, грузные, приземистые мотоциклы космодесантников, разделенные на три группы. Боевые машины представляли собой яркие примеры механических скакунов, столь любимых сынами Чогориса. Неподалеку несколько всадников ухаживали за своими мотоциклами, изгоняя грязь с подвесок псалмами чистоты и струями воздуха из компрессоров. Воины время от времени крутили ручки газа — как для проверки моторов, так и из любви к их рёву.

С западной стороны, где располагалась одна из огневых позиций, вольно шагали разбившиеся на мелкие группы катаканцы, в дыхательных масках и со свободно свисавшими лазганами. За ними, расходясь веером, катились простые и надёжные танки.

Кор’сарро считал этих солдат «имперскими гвардейцами» лишь в самом общем смысле слова. Планета Катакан, жестокая мать, воспитывала необычных детей: её сыны шли без всякой помпы или церемонности, не звучали фанфары, никто не соблюдал строй… и не придерживался дисциплины, как говорили некоторые. Всё, что видел хан — несгибаемых, неимоверно могучих людей, выросших в мире столь смертоносных джунглей, что даже Белому Шраму непросто было бы выживать там долгое время.

Подойдя к мотоциклам, Кор’сарро небрежно отсалютовал ветерану-сержанту Джубали. Тот поприветствовал хана в ответ; небритое лицо воина при этом расплылось в непринужденной улыбке.

— Ребята Стракена совсем не торопятся на позиции, — пробормотал Кор’сарро.

— Ну, хоть терринцы закончили развертывание, — ответил Джубали. — Медленно, но верно, я так понимаю.

Хан перевел взгляд на боевые машины дома Террин, неподвижно стоящие в конце проспекта. Невнимательному наблюдателю они могли показаться шестью статуями, замыкающими длинный ряд облаченных в доспехи имперских героев. Эта череда памятников тянулась от Врат Викториус к трущобам в сердцевине улья.

— Я слышал, что катаканцы Стракена стоят того, чтобы их подождать, — заметил сержант. — Как и бойцы Редстоуна. Даже если они все… ну, ты понял — люди.

С этими словами повелитель всадников, словно бы вздрогнув, тряхнул густой гривой и привычным движением ладони откинул волосы с лица. Это мало что изменило, поскольку Джубали зарос бородой почти до самых век.

— Конерожденный, я не уверен, что джунглевые бойцы окажутся на своих местах, когда заявятся тау, — возразил Кор’сарро. — Раз уж на то пошло, сомневаюсь я и в рыцарях Тибальта.

— Когда орёл носит в когтях черепаху, — меланхолично произнес Джубали, — оба создания голодают.

На это хан глубокомысленно кивнул. Тут же сзади прозвучал чей-то возглас, за которым последовал лязг керамитового сабатона о скалобетон; нахмурившись, Кор’сарро обернулся и увидел шествовавшего к ним Судабе.

— Мой хан, — начал грозовой пророк с лицом, оцепеневшим от шока, — хор астропатов, подчиненный командованию улья, принял послание-псалом, направленное третьей роте. Они вступили в психическое единение с собратьями на Чогорисе.

— Продолжай, — велел Кор’сарро, нахмурившись.

— Мы должны улетать, капитан, — выдохнул Судабе. — В послании-псалме говорится, что красные, словно кровь, корабли еретиков вышли из варпа над Чогорисом. Они не одни. В этом боевом флоте…

Грозовой пророк тряхнул головой, будто пытаясь изгнать болезненное воспоминание.

— Нужно возвращаться в Цюань Чжоу при первой же возможности, — заключил он.

Все трое стояли, глядя друг на друга, и в их глазах читались одни и те же непроизнесенные мысли.

Первым заговорил хан.

— Мы не можем.

— Наш орден в опасности, — заявил Судабе. — Получив астропатический псалом, я немедленно разложил Таро, и Вознесшийся Еретик лег на Братство Бури.

— Это, бьюсь об заклад, плохие новости, — мрачно произнес Кор’сарро.

— Да, мой хан. Башня Морталис открылась в основании-майорис: «уничтожение неизбежно».

— Кости Императора, — поморщился Кор’сарро. — Значит, быстро заканчиваем здесь и совершаем обратный варп-переход, как только появится возможность. Тау ползают по планете, словно мухи по трупу, но мы не оставим народ Агреллана на погибель — или, хуже того, на поругание змееязыким ксеносам, которые обратят этих людей против Империума.

— Да и вообще, мы чужакам едва нос расквасили, — указал Джубали. — Я за то, чтобы сразиться с ними вплотную, лицом к лицу, болтами и клинками!

— Прости, конерожденный, но я не могу считать твое мнение объективным, — поджал губы грозовой пророк. — От тебя просто несет жаждой боя.

— А я и не спорю, — сержант сверкнул глазами из волосяных зарослей. — Мой хан, что говорят тебе инстинкты?

— Мы останемся, — ответил Кор’сарро, — и врежем тау так крепко, что они никогда не вернутся сюда.

Тень Солнца и её дроны, окружённые стелс-командой Драя, приземлились в белом лесу, что опоясывал пик к югу от Агреллана-Прайм. Самозатягивающийся силикогель бронекостюма уже затвердевал, поэтому о’Шасерра не стала наблюдать за ремонтными протоколами и переправила энергию обратно в системы БСК. Одновременно с этим командующая сообщила о своем прибытии в точку сбора и приказала тяжелым боевым машинам коалиции передать ей свои координаты. Тут же среди иссохших рощиц, изображение которых раскинулось на её топографическом дисплее, начало пульсировать созвездие золотых значков. В центре карты находился символ мегаполиса, называемого людьми «Агрелланом-Прайм». Это треугольное скопление зданий, имеющее больше пяти километров в высоту, венчалось похожим на копье шпилем. Настолько громадным был улей, что его вершины скрывались в облаках смога, извергаемого бесчисленными вытяжными трубами, усеивавшими широкое тело города.