Шепот под землей - Бен Ааронович

лучше удавалось их различать – лепил на гончарном круге какой-то сосуд. За этим процессом наблюдали Рейнолдс и Лесли – их привела Элизабет. Лесли взяла меня под руку, как здесь принято, и заставила наклониться к ней. Прошептала в самое ухо:

– Надо уходить. Найтингейл терпеливый, но дольше он ждать не станет и скоро будет здесь.

И притащит с собой столько вооруженных копов, сколько найдет.

Даже в полутьме Лесли разглядела выражение моего лица.

– Да, – кивнула она, – и ты не видел, какой они тут арсенал припрятали.

– Бери Рейнолдс, и возвращайтесь, – вполголоса сказал я.

– Оставить тебя здесь? – прошипела Лесли. – Одного?

– Если что-нибудь случится, вернетесь за мной.

Лесли развернула меня лицом к себе, посмотрела в глаза.

– Ты опять за свое? – спросила она.

– Его дочка тебе что-нибудь рассказала? – сменил я тему.

– Стивен – ее жених, – прошептала Лесли, – по крайней мере, так полагает ее отец. Но мне кажется, Стивен хочет уйти отсюда.

Я глянул на Стивена. На нем, как я давно заметил, не было солнечных очков. Яркий свет его, похоже, совсем не раздражал. Менее чувствительное зрение или более раскрепощенный ум?

По словам Лесли, возник любовный треугольник, а может, даже и прямоугольник. Так или иначе, по меркам Тихого Народа, который Лесли окрестила последним оплотом джейностиновской морали, это было страшным скандалом. Элизабет предназначалась Стивену, но, поскольку не уделял своей принцессе достаточно внимания, ее сердцем завладел веселый и обаятельный кузен, прибывший из-за моря.

– Райан Кэрролл? – поднял я бровь. – Я смотрю, она неравнодушна к искусству.

– Еще как, – кивнула Лесли, – и отнюдь не ограничивается в этом смысле Ирландией. Был еще симпатичный сын американского сенатора. В данный момент немножко мертвый.

Джеймс Галлахер.

– Они с ней?..

Элизабет особа чересчур утонченная, чтобы говорить о таких вещах вслух, но Лесли с Рейнолдс не сомневались: как минимум поцелуйчики по углам точно были. Я вспомнил, как Зак избегал смотреть ей в глаза: безответная любовь брала свое. А это еще одна клеточка на полицейской «карточке бинго». Я осторожно оглянулся – убедиться, что Зак не смылся, пока мы занимались своими делами. Но он все так же держался позади нас и не сводил глаз с Элизабет.

– Ран у него на руках не было, – задумчиво прошептал я.

Хотя мало ли, вдруг они очень быстро затянулись?

– Все будет ясно, когда придут анализы ДНК, – прошептала в ответ Лесли.

– Представь, как задерет нос наша спецагент, если выяснится, что это его рук дело.

Мы глянули на Рейнолдс – убедиться, что она не подслушивает. Но она не отрываясь смотрела, как работает Стивен, и было в ее взгляде что-то похожее на благоговение. Я взглянул на сосуд, который возникал под его пальцами. От него исходило мягкое мерцание, которое мы с Лесли просто не могли не узнать.

– Что ж, – сказала Лесли в полный голос, – это многое объясняет.

Карточка бинго в моей голове заполнилась на сто процентов.

– Возвращайтесь к Найтингейлу, сейчас же, – скомандовал я. – Зака оставьте, я за ним присмотрю.

– Опять задумал какую-нибудь глупость? – прошелестела Лесли.

Я сказал, что тревожиться не о чем и что к рождественскому ужину все разрешится.

– У тебя шестьдесят минут, – шепнула Лесли, ее дыхание щекотнуло мне ухо. – Не успеешь – я вернусь с воздушным десантом.

– Справлюсь за полчаса, – прошептал я в ответ.

В действительности мне понадобилось меньше двадцати минут. Вот что значит профессионализм!

Рождество

26. Слоун-сквер

С такими преступниками, как он, удобно работать: они вечно полагают, что вышли сухими из воды и им уже ничего не грозит. Мало того что их особо и искать не надо, у них еще бывает абсолютно потрясающее выражение лица, когда они открывают дверь и видят на пороге полицию.

Он гостил у друга в Уилсдене, и – вот так оно и бывает – сам открыл дверь.

– Райан Кэрролл, вы арестованы за убийство Джеймса Галлахера, – сообщил я.

Его взгляд заметался туда-сюда: от меня к Стефанопулос, потом к Рейнолдс, выглядывающей из-за моего плеча. Рейнолдс мы взяли в качестве наблюдателя, а Киттреджа – чтобы наблюдал за Рейнолдс. В какой-то момент мне показалось, что Кэрролл бросится бежать, но он, видимо, понял всю бессмысленность такого хода. Опустил плечи. Вот вам и подарочек на Рождество.

Зачитав арестованному права, я препроводил его к одной из машин. Наручники мы на него надевать не стали, и Рейнолдс это очень удивило. Киттредж пояснил, что внутренний регламент столичной полиции предписывает не использовать наручники, если преступник не оказывает сопротивления. Так надо, чтобы он не поранил себе руки, не задохнулся случайно из-за неудобного положения или не покалечился, запутавшись в собственных ногах и рухнув лицом на асфальт. А вовсе не потому, что я опять не взял с собой наручники.

Мы усадили его в кабинет для допроса, налили чаю и выдали чего-то пожевать. Дали минут пять на то, чтобы освоиться, после чего в кабинет вошел я. По словам Сивелла, до прибытия адвоката оставалось еще полчаса, так что можно было пока особо не давить.

Я представился, сел напротив и спросил, не нужно ли ему чего.

Лицо у Райана Кэрролла было бледное, осунувшееся, волосы надо лбом слиплись от пота. Но голубые глаза под стеклами очков смотрели ясно и осмысленно.

– Я ведь попросил вызвать моего адвоката, верно? – уточнил он. – Полагаю, все гражданские права ко мне по-прежнему применимы.

Я заверил его, что это так и что адвоката мы ждем с минуты на минуту.

– А пока давайте немного побеседуем. И тема нашей беседы, возможно, поможет вам избежать суда.

– Что же это может быть за тема? – полюбопытствовал Кэрролл. Он явно успел собраться с духом и успокоиться. Это меня не устраивало.

– Тихий Народ, – сказал я.

Кэрролл уставился на меня с искренним недоумением. Нехороший знак.

– У них темные очки и бледные лица, они живут в канализации, держат свиней и делают глиняные горшки. Не припоминаете?

– А, – понял он, – вы про Шепчущих?

– Вы их так называете? – спросил я. Нет, все-таки пора издать какой-то документ, который привел бы нашу чертову терминологию к одному знаменателю. Возможно, на уровне Евросоюза, благодаря чему классификация странной фигни достигнет единообразия в европейском масштабе. А может, и не достигнет – если ее напишут, к примеру, на французском.

– А вы слышали, как они шепчут? – спросил Кэрролл.

– И чувствовал их прикосновения, – кивнул я.

Он криво усмехнулся.

– Ну это они просто выделываются.

– Кажется, вас не слишком удивляет предмет нашей беседы, – заметил я.

– Раса, живущая в подземке на западе