Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

под снегом похожего на обширное поле, расчерченное следами санных полозьев, ног и копыт, он был прекрасно виден со всех сторон.

Ему навстречу направился другой всадник. Вдоль Днепра дул морозные ветер, оба прикрывали лицо краем худа, натянутого поверх шапки, так что видны были только глаза. Тем не менее они узнали друг друга: вторым был Сёльвар Бешеный, знакомый Уномиру со времен первого похода на греков.

– Ты, Сёльвар! – Так приветствовал его Уномир. Сам он был из полян, но за десять лет в дружине Мистины овладел русским языком и мог свободно объясняться с варягами. – Вот и снова свиделись. Не ждали мы вас так рано. Говорят, вы соскучились у сожан и сорвались с места, не дожидаясь весны. Вижу, это правда. Свенельдич ждет в Вышгороде и будет рад услышать, что у вас случилось.

– Что у нас случилось! – огрызнулся Сёльвар. – Нас законопатили, глядь, в какие-то дыры убогие! Живем впроголодь, будто какие-то рабы, глядь! Мы этого терпеть не будем! Это мы победили греков для Ингвара, а он теперь нас и кормить не желает! Мы с него спросим, глядь!

Мужчина на четвертом десятке, Сёльвар всю жизнь провел в военных походах под стягом того или другого вождя; обычно в лице его отражалась бесшабашная веселость, за которой угадывалась скрытая жестокость, широкая ухмылка показывала отсутствие двух верхних зубов, а от внешнего угла больших глаз расходились такие прямые, глубокие морщины, что напоминали отпечаток птичьей лапы с четырьмя пальцами.

– Поедешь со мной и передашь Свенельдичу, чего вы хотите? – Уномир показал плетью себе за спину.

– Как бы не так! Чтобы вы меня взяли за жабры?

– Свенельдич поручил мне дать вам слово, что тот, кто приедет для переговоров, невозбранно уйдет обратно.

– Нет, – с мрачной решимостью ответил Сёльвар. – Пусть он сам приезжает. Его мы не тронем. Он – достойный человек, его мы уважаем.

– Вот там чуть позади, – Уномир снова показал плетью себе за спину, – на восточном берегу есть весь. Дворов пять-шесть, леший знает, как зовется. Пусть кто-то от вас завтра в полдень приедет туда. Свенельдич тоже приедет. И вы все обсудите.

Сёльвар подумал, отыскивая подвох.

– Сколько человек с ним будет?

– Думаю, мы будем – наши два десятка. И от вас столько же.

– Поклянись, что он не задумал… чего-нибудь.

Уномир усмехнулся:

– Откуда мне знать его мысли? Но если боитесь, я до того останусь с вами.

– Проваливай! – Сёльвара задело слово «боитесь». – Я передам.

Уномир приветственно махнул рукой, развернулся и уехал к своим.

* * *

– И как он тебе показался? – спросил Мистина.

Уномир Волот сидел в княжьей избе Вышгорода, а слушали его сам воевода, Кари и их старшие оружники. Прозвище Уномир получил не за величину – роста он был среднего, внешней мощью тоже не поражал – обычный крепкий парень лет двадцати пяти. Карие глаза, густые черные ресницы, широкие черные брови, заметная горбинка на сломанном носу – почти примета отрока из дружины. Мистина ценил его за храбрость и здравый смысл, который сказывался в свободной уверенной речи.

– Вид не самый цветущий. Может, это от холода, но показался он мне бледным и не очень-то здоровым. Отощал, кашляет. Глаза воспаленные, вид… – Уномир слегка скривился, – затравленный.

– А ты говоришь! – Мистина взглянул на Кари. – Они уже дней семь, а то и десять, делали пешие переходы сквозь ветер в лицо. У них половина хворых должна быть.

– По глазам судить, они сильно озлоблены, – добавил Уномир. – Сёльвар так на меня зыркал, будто готов живым проглотить.

– Если на голод жалуются, так и с чего им быть здоровыми! – воскликнул Кари. – И добрыми… Не ездил бы ты к ним, Свенельдич! Пусть бы сюда присылали!

– Если я не поеду, они подумают, что я их боюсь. А я их не боюсь. Они же сюда не поедут как раз потому, что боятся. Меня.

Мистина слегка двинул бровью. Варяги, два года ходившие под его началом, знали: бояться его стоит.

За безымянной весью, назначенной местом встречи, с ночи наблюдали и с той, и с другой стороны. Мистина с двумя десятками своей ближней дружины приехал первым – со стягом и трубачом, и гудение рога разносило по заснеженным окрестным полям и рощам весть о прибытии старшего киевского воеводы. Посланцы наемников показались почти сразу после этого – видно, выжидали за рощей. С ними тоже было двадцать человек. Обе дружины расположились вокруг двора, избранного Мистиной для переговоров – самой большой избы, откуда хозяйское семейство на это время перешло к родичам, прихватив всех своих кур, ягнят и телят, чтобы не попались под ноги чужакам.

Мистина сидел у стола, так что взгляд вошедшего сразу падал на него. В хорошем кафтане с отделкой красно-зеленого шелка, с дорогим мечом-корлягом на плечевой перевязи, с тяжелыми витыми золотыми обручьями на обеих руках, Мстислав Свенельдич самим своим видом воплощал мощь Русской земли и ее князя. На синей шерсти кафтана ярко блестел пояс, два лета назад взятый как добыча у печенежского князя Едигара: ремень и несколько ременных же «хвостов» были плотно усажены серебряными позолоченными бляшками, отлитыми в виде человеческого лица или морды барса. Пока пояс носил Едигар, тот знаменовал высшую знатность его рода и высокую славу воина; оказавшись у Мистины, пояс стал служить знаком удачи, способной все это одолеть.

На лавке справа от него расположились Кари Щепка, Уномир Волот и второй десятский – Торгест Рыбак, а еще трое вышгородских сотских – Годорм Пепел, Стейнар Волна и Дьярви Колос. Между Мистиной и лавками стояли четверо его телохранителей – так, чтобы не заслонять людей, и казались неким молчаливым продолжением вождя, еще одним проявлением его собственной силы, а не чем-то таким, чем он заслоняется от внешних опасностей.

Для варягов все это не было новостью – лишь напоминанием, против какой силы они выступили. Пришли двое – Эскиль Тень и Велейв Зола, варяг лет тридцати, чьи темно-русые волосы ранняя седина превратила в подобие россыпи золы. Он прежде отличался плотным сложением, а овальное лицо от избытка здоровья напоминало наливное яблоко; теперь же он заметно осунулся и краснота говорила отнюдь не о здоровье.

– Здравствуй, Эскиль, – спокойно сказал Мистина, не вставая с места. – Садись. И ты, Велейв.

Он кивнул на место за столом напротив себя. Стол был совершенно пуст – без настоящих хозяев дома на нем не было даже каравая и солонки, которые полагается иметь на столе во всяком обитаемом жилье.

Эскиль Тень окинул пристальным взглядом избу, пересчитывая людей в ней и прикидывая, откуда можно ждать опасности.

– Телохранителей у меня четверо, можешь привести столько же, – добавил Мистина.

– У тебя больше людей.

– Ты думаешь, я собираюсь устроить побоище в избе? Не собираюсь. Это же вы нарушили наш уговор, а не мы. Так что это мне полагается ждать от тебя коварства, а не тебе от меня. Но мы же встретились поговорить? Хватит озираться, будто домового ждешь, садись.

Эскиль прошел к столу и сел, Велейв почти упал рядом, тяжело дыша. Провел рукой по лбу – Мистина заметил, что пальцы у него дрожат. Четверо пришедших с ними варягов встали у них за спиной, слева от Мистины.

– Рассказывайте, – спокойно велел Мистина. – Что случилось, почему вы снялись с места, куда идете и чего хотите?

Само его спокойствие подавляло. Эскиль хорошо знал его, не в первый раз видел этот непроницаемый взгляд серых глаз, но, пожалуй, впервые ощутил, что значит оказаться под этим взглядом не как подчиненный, а как недруг. Мистина вовсе не старался выглядеть угрожающим, но в самой его уверенности было нечто холодное, губительное, будто он одним дуновением мог наслать смерть на неугодных. В этих глазах не было злобы или вражды, но было нечто более пугающее – легкое любопытство живого к тому, кто вот-вот может отправиться в Хель. Казалось, он знал: сама Хель незримо стоит у него за спиной и немедленно схватит того, на кого он ей мигнет.

Эскиль вздохнул, собираясь с мыслями. Он знал, что хочет сказать – все это