Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

– То, что сеньор считает уродливым, другие находят красивым. – Она заигрывает с ним, старается, чтобы он засмеялся. – Доктору всё не нравится, он во всем видит изъян. Не знаю даже, как это я ему понравилась, такая ни на что не годная оборванка.

– Сладкий Мёд, ты напомнила мне мою первую жену, Изадору. Я никогда тебе не рассказывал, но, чтобы на ней жениться, я поссорился с отцом, отец был против женитьбы, так как она была бедная, из народа, портниха. Мать её готовила сладости для продажи, отца она никогда не видела. Я только что кончил учиться и тут же влюбился, посмотрел и… Эта стоит, сказал я сам себе. Через два месяца я подыскал ей работу и женился. Я должен был идти жить на завод и работать вместе с отцом, пришлось мне отцу открыться. Я не раскаивался, она была хорошая. И мой отец полюбил Изадору, она же и закрыла ему глаза, когда тот умер. Хорошая, деликатная, страстная, пленительная. Прожили мы десять лет, скрутило ее от тифа за несколько дней. Ни разу не забеременела и потому мне говорила: я ни на что не годная утварь, Эмилиано, почему ты на мне женился? Я делал всё, что мог, возил её в Рио, в Сан-Пауло, врачи ничего не могли поделать, ни врачи, ни знахари. Страстно желая ребенка, она давала глупые обеты, нашла в Баии колдунью, пила святую воду, словом, перепробовала всё, что ей советовали. Умирая, просила меня жениться снова, она знала, как я хотел ребёнка. Она, да, стоила, была хорошая. Она и ты, Сладкий Мёд.

Потом задумался, не зная, продолжать или нет. Покачал головой, отогнал нахлынувшие воспоминания и спросил:

– Ну, так в субботу на Соборной площади праздник? Ты хотела бы пойти, Сладкий Мёд?

– Одна, зачем?

– Кто тебе сказал, что одна? – Теперь шутит он; вспомнив Изадору, он стал спокойнее. – Одну я тебя не отпущу, не хочу рисковать, когда вокруг столько всяких прожигателей жизни… Я предлагаю тебе своё скромное общество…

Изумленная Тереза даже захлопала в ладоши, как маленькая.

– Вдвоём? Согласна ли? Даже нечего спрашивать! – Но тут же место радости оспаривает благоразумие: – Это вызовет разговоры. Может, не стоит?

– А тебя волнуют разговоры?

– Нет, но за вас я беспокоюсь. А про меня пусть болтают, что хотят.

– И про меня тоже, Тереза. Так что ж, дадим людям Эстансии, которые столь к нам внимательны и столь бедны новостями, пищу, и пикантную, для обсужде­ний. Послушай, Тереза, запомни раз и навсегда: у меня больше нет никакой причины скрывать что бы то ни было. И на этом кончим и выпьем по этому случаю.

– Нет, не кончим, сеньор. Разве не в субботу к нам придут на ужин сеу Жоан, врач Амарилио и падре Винисиус?

– Так мы перенесем ужин на завтра, они наверняка тоже захотят пойти на праздник, а падре просто не может не пойти. Надо предупредить Лулу.

– Я очень рада…

Поцеловав её и снова наполнив рюмки, Эмилиано сказал:

– Знаешь, Тереза, в этот раз я привез вино, которое вызовет слёзы умиления у Жоана Нассименто, это вино нашей с ним молодости. В своё время оно прода­валось в Баии, потом вдруг исчезло, а называлось оно «Константиа». Это южноафриканский ликёр. Так вот, парень, который поставляет мне вина, купил две бутылки на борту американского торгового судна, зашедшего в Баию за кофе. Ты увидишь, как обрадуется старый Жоан…

На следующий день во время ужина Тереза видела, что доктор явно старался быть радушным хозяином, поддерживать за столом сердечную, оживленную беседу. Хорошая пища, изысканные вина, красивая, элегантная и внимательная хозяйка – всё самое лучшее, не хватало только заразительной веселости, силы, жизнерадостности Эмилиано. На этот раз Терезе не удалось достичь того, чтобы доктор Эмилиано выбросил из головы все проблемы, трудности и неприятности, забыл обо всём, что творится за пределами Эстансии.

В конце обеда он всё же оживился, все услышали его заразительный смех, смех довольного жизнью человека. После кофе, когда все закурили в ожидании ликёра и коньяков, он вышел из столовой и вернулся с бутылкой, его светлые глаза лукаво поблескивали.

– Ну, сеу Жоан, смотри не упади, у меня для тебя сюрприз… Отгадай, какое у меня в руках вино? Смотри, это ведь бутылка «Константии», «Константии» на­шей юности.

Голос Жоана Нассименто Фильо вдруг стал юношески живым.

– «Константиа»? Неужели? – Он встал и протянул руку. – Дай посмотреть. – Дрожащие руки водружают на нос очки, чтобы прочесть название, он любуется золотистым цветом вина и восклицает: – Ну, не дьявол ли ты, Эмилиано! Где раздобыл?

Радость друга, кажется, заставляет доктора забыть все гнетущие его заботы. Пока он наполняет рюмки, он и сеу Жоан обсуждают вино, захваченные миром воспоминаний: после крестин Эмилиано мать и отец пили вино «Константиа». Герои Бальзака пьют «Константию» в его романах «Человеческой комедии», вспоминает Жоан Нассименто, чьи глаза испорчены чтением. Фридрих Великий тоже им не брезговал, добавляет доктор. Как и Наполеон, Луи Филипп и Бисмарк. Двое стариков чувствуют вкус юности в темном густом вине. Падре и врач слушают их молча, держа в руках полные рюмки.

– Здоровье! – говорит Эмилиано. – За нашего Жоана!

Жоан Нассименто Фильо прикрывает глаза, чтобы лучше распробовать: юноша на улицах Баии на факультете права, полный честолюбивых литературных помыслов, всё это до болезни и ухода с факультета и из кругов богемы. Доктор пьёт медленно, дегустируя: богатый молодой человек в кругу молодых женщин и частых праздников, делающий первые шаги в адвокатуре и журналистике, молодой бакалавр, которого ждёт блестящая карьера. Однако все планы и надежды поло­жены к ногам Изадоры безо всякого раскаяния. Он ищет глазами Терезу, она весело смотрит ему в лицо, на котором наконец нет следов озабоченности. Идёт к ней. Какое он имеет право вынуждать её разделять его неудовольствия и печали? Она ведь ему даёт радость и заслуживает любви.

– Тебе нравится «Константиа», Сладкий Мёд?

– Нравится, но я предпочитаю портвейн.

– Портвейн, Тереза, это король. Не так ли, сеу Жоан?

Эмилиано ставит на стол рюмку, обнимает за талию любовницу, не может быть печальным и угнетенным тот, кто владеет Терезой. Он чешет ей ногтем затылок, охваченный неожиданным желанием. Но нет, старый пьяница, нет, позже, после последней рюмки в постели.

В субботу вечером на Соборной площади царит оживление, благотворительный праздник организован знатными дамами, выручка пойдет на богадельни и Святой дом милосердия, киоски обслуживают девушки и молодые люди из высшего общества, в двух импровизированных барах продают прохладительные напитки, вина и пиво, сандвичи, горячие сосиски, лимонный коктейль, миндаль, мандарины и бесчисленные сладо­сти, открыт и луна-парк Жоана Перейры с каруселью, летающими лодками и гигантским колесом. Тут появляется доктор Эмилиано под руку с любовницей, все замирают и смотрят на них. Тереза так хороша и так элегантно одета, что даже сеньоры из высшего общества вынуждены признать, что в Эстансии не может с ней сравниться никто. Старик с посеребренной голо­вой и девушка цвета меди идут сквозь толпу, переходят от киоска к киоску.

Доктор ведёт себя, как юноша, он покупает голубой шар Терезе, выигрывает приз в тире – иголки и напер­сток, угощает свою спутницу прохладительным, делает ставку в рулетку и проигрывает, останавливается возле аукциона. Даже не интересуясь, что разыгрывается – первая цена уже названа, двадцать крузейро, – он вы­крикивает «сто» и выигрывает расписной абажур, какой ужас! Тереза не может удержаться от смеха, когда аукционист, получив высокую ставку, торжественно вручает доктору его выигрыш. До этого момента Тереза была напряжена, она чувствовала на себе косые взгляды знатных дам и кумушек-сплетниц, не выпускавших их из поля зрения. Но сейчас, смеясь от всей души, она, безразличная к их любопытству и перешептываниям, держит под руку доктора и счастлива.

Доктор тоже отрешился от своих бед и неприятностей, и этому способствовали вчерашняя радость друга от преподнесенного ему сюрприза, воспоминания юности, потом постель, объятия Терезы, утреннее купание в реке и праздник, который он проводит в обществе своей любовницы. Время от времени он отвечает на поклоны и приветствия уважаемых граждан города. Дамы издали рассматривают не стыдящуюся ничего чету, подсчитывают: сколько может стоить туалет Терезы, её серьги и кольца, а настоящие ли они? Но смех Терезы бесценен.

И вдруг впервые за их совместную жизнь она высказывает ему свое желание, почти просьбу:

– Мне всегда хотелось прокатиться на Большом колесе.

– Никогда не каталась?

– Нет, никогда.

– Что ж, покатаешься сегодня. Пошли.

Они постояли в очереди, потом заняли свои места. И начали медленно подниматься, пока шла высадка старых пассажиров и посадка новых. С замиранием сердца Тереза схватила левую руку доктора, правой он обнял её. Когда их кабинка остановилась на самом верху, их взору открылся весь город. Внизу развлекалась толпа, до них доносились неясный шум голосов, смех, сверкали разноцветные огни киосков, карусели, огни, оцепившие площадь. Чуть в стороне от площади шли плохо освещённые улицы, виднелся зеленый массив Печального парка, маячили строгие силуэты особняков. Со стороны моря слышался шум сливающихся рек, бегущих по каменистым руслам. А наверху, прямо над ними, простиралось усеянное звёздами необозримое небо с огромной, неправдоподобной луной. Тереза отпускает голубой воздушный шар, ветер несёт его к порту, может быть, к морю.