Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понял, Учитель. Я не подведу!
– Возьмёшь себе в помощники брата с сестрой… и, пожалуй, Крука. Ибо нефиг прохлаждаться, когда все работают!
– Учитель, когда это я прохлаждался? – обиженно вскинулся Крук и тут же: – Ай! – получил подзатыльник от або.
– Вождь и шаман сказал – прохлаждаешься, значит, прохлаждаешься, – наставительно произнесла она.
И все заулыбались, задвигались, спало напряжение. Горький Камень строг, но справедлив. Всё закончилось хорошо, ну и слава стихиям.
– Ну и напоследок, – становясь серьёзным, сказал я. – Помните, что ещё очень долго наше племя будет пополняться только такими людьми, как мы. Их очень мало, но они есть. Смотрите, наблюдайте и помните: нам пока ошибаться нельзя…
Вот так нежданно-негаданно мы приросли ещё двумя членами нашего дружного племени. В первые двое суток Угох и Ша-Ша только спали да ели, ели да спали. Я даже представить не могу, через что им пришлось пройти на пути к нам. Потом они маленько оклемались и сразу вписались в наш коллектив. Вот уж в ком бурлила жажда жизни! Всё посмотреть, всё пощупать, обо всём расспросить. Если многое просто удивляло и восхищало Угоха, то механизмы, даже простейшие, вгоняли его в ступор. Самострел вообще вызвал в нём благоговейный трепет. А вот Ша-Ша больше поразила концепция огорода. Посадить и вырастить нужные растения у себя под боком, а не лазить за ними всё лето по буеракам с риском для жизни, это потрясающе!
Как оказалось, и Угох, и Ша-Ша знали видящую Светлый Ручей. Когда-то, когда они оба были ещё детьми, она пробыла в их племени пару лет. Очень хорошо знал Угох и Хатака, знаменитого ходока и Великого охотника. Не раз и не два он слушал его удивительные истории у Большого костра на Осенней охоте и втайне мечтал, что когда-нибудь и он отправится в небывалое путешествие. Что ж, сбылась мечта… Да, слегка не так, как себе представлял Угох, но всё же…
Удивительно, если бы не бедный язык, то юмор Угоха и Ша-Ша был бы на уровне некоторых публичных весельчаков, а то и покачественней. Я ушам не верил, когда кроманьонцы, которые, казалось, только вчера «с пальмы слезли», отпускают хохмочки на уровне балагуров моего прежнего времени. Я уже, конечно, отошёл от шаблона, что тут все ходят со сведёнными к носу глазами, с глубокой морщиной на лбу вместо мозга, волоча в одной руке каменный топор, а в другой – женщину за волосы… Но всё-таки. Например, пока Угох отсыпался, мы сварганили ему нормальные костыли. Долго ли, если знаешь как и под рукой есть инструмент да люди, которые им умело пользуются.
Когда Угох в первый раз проковылял на них, то чуть не расплакался. Это не на копьё опираться и тем более на Ша-Ша. Тяжело было смотреть на огромного парня, которого душат рыдания и который только и мог, что кланяться да прижимать руку к сердцу. Как же его всё-таки угнетала собственная ущербность! Ша-Ша плакала, не стесняясь. Но недолго Угох глотал слёзы. Поковыляв снова и снова в разные стороны, и с каждым разом всё более уверенно, он уже через некоторое время скакал на костылях – будь здоров, не каждый догонит!
– Эге-гей! О-го-го! – громыхал Угох иерихоновской трубой. – Где моё копьё?! На этих деревянных ногах я, пожалуй, и какую-нибудь косулю теперь догоню! – И тут же отхватывал от счастливой Ша-Ша подзатыльник, для чего ей приходилось встать на цыпочки, а Угоху ещё и слегка наклониться… – Хотя нет, – улыбаясь, почёсывал Угох макушку, куда приходились шлепки, – пожалуй, придётся подождать, когда нога отрастёт.
Вот так. У меня полное ощущение, что юмор, смех, веселье уже существовали тогда, когда человек был ещё как бы и не совсем человек.
Посиделки у костра, и так весьма нескучные, заиграли новыми красками, постоянно подпитывались позитивом, излучаемыми Угохом и Ша-Ша. А ещё в их шутках, словах, поступках сквозила мудрость. Да, мудрость! Наверное, если пережить то, что пережили они, станешь мудрым, а ещё станешь ценить каждую минуту жизни. Не дрожать над ней, не трястись – ценить!
– Когда-то Угох был великим охотником, – потряс он богатым ожерельем из клыков и когтей, висящим у него на шее, – увы, теперь он может добыть зверя разве что из засады. Но Угох не будет лишним ртом, Угох готов делать любую работу, даже женскую!
– Ого, вот это самопожертвование, – весело подмигнул я своей заулыбавшейся молодёжи, на что Угох слегка нахмурился. – Ладно, не хмурься, про «женскую работу» тебе Хват потом объяснит. А вообще у нас работы – завались. Даже если бы у тебя была только одна рука, а ног вообще не было, мы всё равно нашли бы, куда тебя приспособить. Да вот хотя бы за коптильней присматривать – вроде процесс там не сложный, а без присмотра не оставишь. Или можно сделать из тебя знатного рыбака. Ходить в лодке не надо, а грести вёслами, я уверен, сможешь.
– О, не сомневайся, вождь, у Угоха очень сильные руки, не смотри, что на одной руке немножко пальцев не хватает. Как Угоху стать знатным рыбаком?
– Как? Да очень просто! Сделаем тебе гарпун героических размеров, и как только ты загарпунишь царь-рыбу размером с лодку, то всё, сразу – знатный рыболов, рыбак.
– О! – впечатлился Угох.
И все засмеялись.
– Скажи, Ша-Ша, за что ты полюбила Угоха? Почему? – с жадным любопытством в глазах поинтересовалась Соле.
Так-так, малышку пробило на романти́к. Тревожные симптомчики.
– Почему полюбила, за что? – Мягкая улыбка скользнула по губам девушки. – Скорее – когда. Я ведь дочь Серой Цапли, второй жены Большой Ящерицы, а третьей женой как раз была Белый Цветок. Можно сказать, они были подруги. Много она порассказывала ей о своей жизни, много. А я – тут как тут, сижу, слушаю… Не баловала жизнь Белый Цветок, ох не баловала. Я восхищалась этой женщиной! Я часто думала, а я смогла бы так? Жить среди Старых Людей, терпеть ради сына. Или идти неизвестно куда целых четыре луны без еды, без оружия. Как сберечь сына, если даже себя невозможно защитить? Я представляла… и мне становилось страшно. Белый Цветок постоянно рассказывала об Угохе. Какой он умный, какой добрый, какой храбрый. Как старался быть полезным охотником и смелым защитником во время их трудного похода. И у него это неплохо получалось. И как он любит свою мать. И я видела – так и есть. Угох, считай, на улице жил, прибежит, пока Ящерица не видит, к матери, та ему жалкие кусочки еды суёт, а он,
