Холодное блюдо - Павел Ганжа

Гуляй поблизости от места дислокации старушек их внуки, или болтайся Артем по детской площадке, его наверняка посчитали бы маньяком. Педофилом или, вообще – геронтофилом. И тогда бы точно пришлось объясняться с представителями правопорядка. А так был шанс, что его за мента в засаде примут или за ревнивого мужа ветреной дамочки. Стрельцов даже хотел нанести превентивный удар, подойти к старушкам, перекинуться парой фраз и наплести им что-нибудь про неверную супругу и любовника из дома напротив. Любовника с приметами Сергея Величева. Этим бы он сразу двух зайцев убил: и подозрения бы с себя снял, и информацию об образе жизни Величева и о вероятном времени его возвращения домой выяснил. Однако, раскинув мозгами, решил от данной идеи отказаться.

Во-первых, разговаривать лучше с одной пенсионеркой – тет-а-тет человека и обдурить проще, и втереться к нему в доверие легче, а бабульки, как назло, в количестве меньше двух-трех около скамейки не околачивалось. И рожи старушек, прости господи, ему не нравились категорически. Прямо-таки собрание мегер и мымр. А во-вторых, кто ведает, как его встреча с Величевым обернется, не ровен час, дойдет до…рукоприкладства. Или еще до чего… похуже. И тогда лишние свидетели, готовые подтвердить, что "…энтот парень тем мужчиной интересовался…", ему не нужны.

Авось бабки и без разъяснительной работы не достигнут высшего градуса бдительности и не начнут в милицию названивать. Общаться с сотрудниками правоохранительных органов Стрельцову совсем не хотелось. Пообщался уже, достаточно.

Старушки ареал наблюдения не покидали, поэтому Артем испытывал… страшные неудобства. О том, чтобы нагадить где-нибудь на прилегающей территории под прицелами нескольких пар бдительных глаз, и речи идти не могло, тогда бабки его точно запишут в извращенцы, и объяснений с милицией не миновать. И продолжать слежку после подобного "акта вандализма" будет бессмысленно – старушки со свету сживут. Если раньше наряд ППС в отделение не заберет за мелкое хулиганство.

А бегать искать нормальный туалет – тоже не выход. Пока бегаешь, ищешь, появление Величева можно пропустить. А вдруг он вообще на пять минут домой заскочит и снова уедет? Ведь, судя по тому, что за несколько дней Величев в квартире не соблаговолил нарисоваться, дома он гость редкий. И когда он еще появится, вилами по воде писано. Хоть в пустую бутылку из-под минералки отливай.

Стрельцов все-таки приспособился. Терпел до последнего, а когда становилось совсем невмочь, бегал в расположенный на соседней улице институт, в котором имелся общедоступный ватерклозет, где и справлял нужду, а затем возвращался обратно. Вернее, не бегал, а сначала шествовал чинно до угла, провожаемый глазами старушек, а затем несся вприпрыжку до института. Безусловно, рисковал пропустить "клиента", но иного ничего придумать не сумел. Да и риск сводился к минимуму – пробежка туда и обратно занимала всего от четырех с половиной до пяти минут.

Если проблема с отправлением нужды худо-бедно решалась, то другая беда изводила Артема невероятно, и справиться с ней шансов не было. От человека, находящегося в засаде, в "гнезде наблюдателя", в обязательном порядке требуется умение концентрировать внимание, а по этой части у Стрельцова имелись…сложности. Обладая взрывным темпераментом и весьма деятельным характером, он даже в оптимальном состоянии здоровья и пары часов безотрывного наблюдения за одним определенным объектом не выдержал бы, а сейчас, после ранения – тем более. А с учетом постоянного недосыпания и почти непрекращающегося давления на мочевой пузырь сосредоточиться исключительно на наблюдении за подъездом было выше его сил.

Полюбовавшись обстановкой около пресловутого дома номер сорок семь "А" минут десять, Артем неизбежно отвлекался. Он постоянно ловил себя на том, что или закрывает глаза и начинает проваливаться в легкую дрему, или пытается прочитать заметку в газете, которая лишь миг назад лежала на пассажирском сиденье, или тупо пялится на дисплей приемника и крутит тумблер громкости. Причем тот момент, когда он отвлекался, ускользал от сознания. Казалось, пару мгновений назад бодрствовал, а уже чуть ли не сон приснился, газету вроде и не брал, но половину статьи успел одолеть. Похлопывание по щекам, растирание бровей и век, самокритика, изложенная сквозь зубы в непарламентских выражениях, и даже поливание головы минералкой не помогали. Вернее, помогали слабо. На пяток минут хватало, а потом все начиналось снова. Раздражение и усталость к ночи накапливались в таких количествах, что Стрельцов был готов кого-нибудь убить. Перед сном. Перед долгим и глубоким сном. И убить чрезвычайно жестоким способом. Жестоким, но желательно быстрым – когда настолько умаялся, затяжные формы членовредительства, типа колесования, подвешивания за ребро или сажания на кол, не прельщают. Скоренько, не затягивая процесс, отрезал головушку, и баиньки.

Каждый следующий день был еще тяжелее предыдущего. Искомый субъект не объявлялся, и мировосприятие, и без того не оснащенное очками со слащаво-розовыми стеклами, упало до отметки "бесконечное уныние". И где этот ублюдок шляется?! Он дома совсем не бывает?

Случалось, к дому подъезжали на автомобилях, подходили или, наоборот, выходили из подъезда мужики, внешне похожие на Величева. Вернее говоря, на его фотографию, которую Артему показывал следователь. Всякий раз Стрельцов оживлялся, пару раз выскакивал из машины, как ошпаренный кот, и едва ли не бросался за "Величевым". Однако, приблизившись к кандидату в недруги и разглядев его с близкого расстояния, Артем убеждался, что это очередная пустышка, и человек явно не тот, что был на фотографии. Просто похож… издалека.

Правда, подобным образом Стрельцов дергался только в первый день, когда еще его захлестывал азарт слежки, а уверенность в непременном появлении Величева дома с минуты на минуту была непробиваемой. На вторые-третьи сутки наблюдения Артем поостыл и прежде, чем выпрыгивать из автомобиля, стал внимательно присматриваться к человеку. Приглядевшись же, понимал, что это снова не тот.

От безделья и непреходящего дискомфорта у Стрельцова стало разыгрываться воображение. Порой ему чудилось, что он проспал Величева, и тот успел проскочить в подъезд, хотя на рассудочном уровне осознавал абсурдность подобных предположений. Самого Величева он мог проворонить, но машину – и первокласснику ясно, что бандит не пешком притопает – никак бы не пропустил. Не на такси же он приехал. А даже если и на такси, или браток его подвез в то время, когда Артем по нужде в институт бегал, не сидит же он дома безвылазно. Это же не библиофил и не поклонник латиноамериканских сериалов, а самый настоящий бандит, со слов следователя, активный член преступной группировки, и большая часть его жизненных интересов, несомненно, сосредоточена вне четырех (или сколько там их?) стен собственного жилья. Представить, что подобный тип сутками просиживает дома, было очень сложно. Даже разыгравшееся стрельцовское воображение пасовало.

А еще Стрельцову иногда казалось, что Величев вообще не приедет или, если желаете, не придет. Уехал подлец в солнечные края пузо греть, а Артем будет возле опостылевшего подъезда сидеть безвылазно и безрезультатно. Пока не посинеет или с катушек не сорвется. Или то и другое вместе. В самые же тяжкие минуты отчаяния Стрельцову мнилось, что он неправильно понял Данильца, или же тот его обманул. Или же забыл черты лица с показанной следователем фотографии. И он начинал судорожно вспоминать, что именно сказал ему следователь, мысленно воспроизводить увиденный в прокуратуре портрет. Вспоминал, воспроизводил – лицо врезалось в память намертво – и успокаивался…ненадолго.

Поскольку едва минула утренняя часть дежурства, и сонливость отступила, а всех прелестей "засадного сидения" на сегодняшний день Стрельцов еще не успел вкусить, его моральному и физическому состоянию можно было присвоить степень…средней паршивости. Сейчас Артем находился в промежуточной стадии медленного закипания, между раздраженно-активным оптимизмом с элементами самовнушения (…ну, вот сегодня точно повезет, явится…) и бесконечной безысходностью, подкрашенной агрессией ко всему сущему (…никто не придет, я сижу здесь напрасно! А эту старуху, которая пялится на машину третий час, я удавлю, аки Моську!).

Недавняя пробежка до института слегка качнула чашу весов обратно, в сторону…некоторого смирения. Вот только уже одолевала необоримая сонливость, сегодня она нагрянула как никогда рано. И еще эта медленная музыка! Чертовы французы, наплодили шансонье! И хотя Артем уважал подобную музыку, дабы не свалиться в объятия Морфея, он решительно ткнул кнопку на панели, меняя радиочастоту. Динамики закашлялись, извергая хриплые скороговорки: то ли рэп, то ли хип-хоп. Что характерно, на русском языке. На всякий пожарный Стрельцов чуть-чуть прибавил громкости – вдруг в безнадежном сражении с дремотой речитатив поможет – и отхлебнул кофейку из термоса. В тех же целях. Последние два дня он готовил кофе настолько крепкий, что слезы на глаза наворачивались, а сердце норовило выскочить из тесной конуры грудной клетки.