Афганский кегельбан - Леонид Влодавец

— Сплюньте, Сергей Сергеевич! — испуганно всплеснула руками Лариса Григорьевна.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — Баринов послушно сплюнул через левое плечо. — Тем не менее вероятность того, что Еремин не сумеет посадить дельталет, на мой взгляд, даже меньше вероятности падения болида. А если они сядут и Таран все, что принял через тебя, толково изложит «дону Хараме», то я уверен, они смогут даже вдвоем провести операцию против Сорокина.

— А вы не слишком оптимистичны, товарищ генерал? — подал голос Комаров.

— Может быть, — кивнул профессор, — но мне еще никто не доложил, что Болт погиб, а дельталет разбился или сбит. Для меня главное сейчас то, что я уже знаю: ребята прошли в пещеру, Абу Рустем освобожден из зиндана, и обе группы перемещаются в направлении Мир-Мазара, где дрыхнет товарищ Сорокин со своим диском. И то, что к Мир-Мазару движется вертолет с «джикеями» из Краснодара…

— По-моему, из Кандагара все-таки! — хихикнула Полина.

— Ну вот, заговариваться стал! — тряхнул головой Баринов. — С вами и вовсе крыша поедет…

— Вообще-то, — осторожно заметила Лариса Григорьевна, — если не спать по тридцать шесть часов, можно и таких последствий дождаться…

У профессора зазвонил сотовый.

— Зуб даю, если это не ваша невестка! — опасливо произнес Владимир Николаевич. — Она меня уже не раз пристрелить обещала…

— Слушаю, Танечка, — Сергей Сергеевич показал Комарову большой палец: мол, не ошибся ты, сукин сын!

Некоторое время профессор выслушивал некие суровые тирады своего заместителя по науке и, по совместительству, невестки.

— Спасибо за информацию, Татьяна Артемьевна, — официальным тоном произнес Баринов. — Может, вас направить куда-нибудь стажироваться по геронтологии, а? Жутко широкие познания проявляете в том, что можно после шестидесяти, а что нельзя.

В телефоне что-то явно раздраженно пискнуло.

— Так, — совсем сурово сказал Сергей Сергеевич уже не профессорским, а генеральским голосом. — Закрыли эту тему, Таня. Спасибо за заботу о свекре, спасибо. Убедилась, что я живой? Слава богу! А к тому, что я в пять утра еще на работе, привыкла даже Марья Николаевна, хотя ей, как законной жене, это, наверно, намного труднее понимать. Да, мое присутствие совершенно необходимо. Теперь вообще перестань пищать и вякать! Слушай меня внимательно. Планерку перенесешь на девять часов. Да, да, конечно, московского времени, а не афганского. Если я к этому моменту еще не освобожусь, проведешь ее сама. Интеллекта хватит?! Вот и прекрасно. Возможно, что Лариса Григорьевна тоже будет отсутствовать, так подумай сама, кого пригласить из ее сектора…

— Конечно же, Пряхину! — подсказала заведующая. — Она полностью в курсе всех дел.

— Лариса рекомендует вместо себя Пряхину. Да, да, именно Элеонору, бывшую 8-01. Особых ЦУ не будет, но главное внимание — на усовершенствованный вариант 154-го «эс» и группу «эф». Строго требуй, строго. Там, по-моему, кое-кому надо премии срезать, а кому-то третий режим на четвертый заменить. Решай своей властью, даю карт-бланш! Все, до девяти меня нет ни для кого, и точка. Сама без пяти девять позвонишь, уточнишь, буду я на планерке или нет. Все, спасибо за внимание.

— Чудный кофе! — похвалила Лариса Григорьевна. — Вы, Владимир Николаевич, изумительно варите.

— Ага, — поддакнула Полина, — так и хочется хоть глоточек выпить, а вы не даете…

— Тебе надо выспаться, деточка, а не взбадриваться. И вообще, пока томографию не сделаем и не убедимся, что у тебя в головушке все нормально, я тебе даже минералку с большим содержанием углекислого газа пить не разрешу. Только оптимально кондиционированную питьевую воду.

— «Я пью, а потом писаю!» — процитировала Полина давнишнюю рекламу.

— Ничего не поделаешь, — улыбнулась зав. 8-м сектором, — физиологию, к сожалению, придумала не я и, увы, даже не профессор Баринов. Наверняка если б он был на месте господа бога, то полностью отказался бы от биологических носителей и перегрузил бы рациональное содержимое человеческих мозгов в компактные суперкомпьютеры, а для транспортировки компьютеров соорудил бы нечто механическое на гусеничном ходу.

— Должен вам заметить, мадам, — ухмыльнулся профессор, — что, если бы не ирония, которую вы вложили в свои сентенции, можно было бы с вами всерьез подискутировать на футурологические темы. Тем более что пока СППК молчит, Полина в релаксации и нам остается только ждать исхода событий. Самое время, чтоб просто так почесать языки.

— Обожаю бессодержательные дискуссии! — порадовалась Лариса Григорьевна.

— Бессодержательных дискуссий не бывает, — Баринов назидательно поднял палец. — Даже если вам лично кажется, что мы толчем воду в ступе. Между прочим, вы, мадам, иронизируя по моему адресу, затронули весьма важную проблему, которую, вероятно, придется всерьез решать в весьма близком будущем.

— Вы это серьезно, Сергей Сергеевич? — изумилась Лариса. — Вы что, действительно считаете, что нам пора пересаживаться в компьютеры?

— Я считаю, что к этому надо всерьез готовиться, — улыбнулся Баринов. — Ибо возможно, что это станет печальной необходимостью. Не знаю, правда, как скоро, но не поручусь, что у нас в запасе все третье тысячелетие.

— Правда? — недоверчиво захлопала глазками Полина.

— Утверждать, конечно, не берусь, — Сергей Сергеевич вздохнул. — Но могу сказать, что при неконтролируемом росте производства и потребления задача ликвидировать сибирские, северные и дальневосточные леса может быть реализована уже в ближайшие двести лет. С юга помогут степи, с севера — тундра. На земле кислорода убавится процентов на двадцать, а то и больше. Так что рано или поздно, но человечество окажется перед непосредственной угрозой гибели как биологический вид.

— И вот тут-то и понадобятся ваши компьютеры на гусеничном ходу? — нахмурилась Лариса Григорьевна.

— Ну, гусеничный ход — это вы сами придумали. Хотя, в принципе, вся ужасно сложная, ненадежная и крайне уязвимая биологическая система от черепа до пяток нужна всего лишь для обеспечения деятельности мозга. Ее уже сейчас вполне можно было бы заменить чем-то электромеханическим. Если б, конечно, можно было как-то состыковать живую ткань с металлом или пластиком. Наверно, можно, в принципе, и этого добиться, хотя, на мой взгляд, это бесперспективное направление, потому что живой мозг все равно будет подвержен законам старения. Радикально покончить с этой проблемой можно, только переведя интеллект на неживую основу. То есть, как справедливо заметила Лариса Григорьевна, перегрузить человеческую память в компьютер. А уж какую ему ходовую часть поставить — это будет зависеть от конкретных задач. Можно шагающую, можно гусеничную или колесную, а можно и на турбовинтовых двигателях с крыльями перемещаться.

— Лихо, — заметил Комаров. — Значит, если гарантийный срок подходит к концу — переписал все со старой машины в новую и продолжай трудиться дальше?

— Так точно, — кивнул Баринов, — до истечения следующего гарантийного срока. Но самое главное даже не в таком «техническом бессмертии». Тут ведь новые возможности открываются. Вот допустим, что сейчас бывает сплошь и рядом: живет ученый человек, занимается какой-то проблемой, думает, ломает голову, что-то записывает, что-то нет, а потом — хлоп! — и помирает. Что записано на бумагу или там на диск компьютера — остается. Другие люди с этим знакомятся, изучают — и глядишь, достигают того результата, о котором мечтал покойный предшественник. Но ведь не все мысли, иной раз даже гениальные, попадают на бумагу или на дискету. Они там, в голове, в мозгу, в каких-то биологических ячейках хранятся. И со смертью человека все это для остального человечества безвозвратно пропадает. Начисто! Вот что обидно и досадно. Кому-то другому приходится проходить весь путь сызнова только для того, чтобы подобраться к тому же самому, о чем некий товарищ еще сто лет назад догадывался!

— Колоссально! — воскликнула Полина с явным сарказмом. — Одно жалко: никому из этих монстров не удастся даже понюхать этот чудесный кофе, сваренный Владимиром Николаевичем!

— Кто про что, а вшивый — про баню… — процедила Лариса Григорьевна.

ЗАХВАТ

Примерно в то время, когда в ЦТМО произносились эти фразы, Болт со своими людьми оказался в непосредственной близости от вертолетной площадки. До окраины кишлака отсюда было километра полтора.

Площадка представляла собой неправильный четырехугольник, площадью метров сто на полтораста, расчищенный от валунов и больших камней и засыпанный утрамбованным гравием. Поблизости от площадки, за четырехметровым каменно-грунтовым валом находилось несколько вкопанных в почву цистерн с авиационным керосином. Поверх вала была натянута маскировочная сетка. Вокруг площадки громоздились валуны, между которыми кое-где проглядывала колючая проволока.