Ошибка в объекте - Виктор Пронин

— Слушаю,— сказал Демин, взяв трубку. Была в его голосе готовность все принять, со всем смириться.

— Демин? — прогудел в трубке бодрый голос Рожнова.— Спал?

— Нет. Иван Константинович… Мусор выносил.

— Вынес?

— Да, все в порядке. Хотя говорят, что нехорошо мусор из избы выносить, но иногда приходиться заниматься и этим.

— Не мусор, а сор. Это разные вещи.

— Чем же они отличаются? — вяло спросил Демин

— Природой своей отличаются! — с подъемом продолжал кричать из трубки Рожнов, пытаясь, видимо, расшевелить Демина.— Мусор — это грязь физическая. Объедки, очистки, огрызки. А сор — грязь нравственная, духовная, если хочешь. Вот ее-то лучше не выносить, не срамиться перед людьми. Как жена?

— Отдыхает.

— Спит? — восхитился Рожнов.

— Может, и спит,— вздохнул Демин.— К родным уехала.

— И ребеночка с собой взяла?

— Взяла, Иван Константинович, взяла.

— Ну, тогда вообще все прекрасно! Значит, ты свободен и… И твоя сегодняшняя ночная смена не отразится на семейных отношениях. А?

— Внимательно вас слушаю, Иван Константинович.

— Почему не слышу бодрости в голосе? Нетерпения? Азарта?

— Спать хочется… Двенадцатый час, слава богу. Нормальные люди уже не первый сон видят. Простите, Иван Константинович, там кто-то в дверь звонит, пойду открою.

— Это водитель пришел. По моим прикидкам, машина уже должна стоять у твоего подъезда.

— Даже так… А что стряслось?

— Пожар. Пострадавшие. Кажется, кто-то погиб или недалек от этого. Положено быть следователю. Если ты везучий, к двум ночи будешь в своей постельке.

— А если нет? — уныло спросил Демин.

— Тогда на себя пеняй, нечего на начальника бочку катить. Иди открывай дверь-то, нехорошо заставлять ждать человека. Он на службе все-таки. Утром поговорим подробнее. Ни пуха!

— К черту! — с чувством произнес Демин, положив трубку.

Москва уже спала. Пустынные улицы казались непривычно просторными, уходящие вдаль фонари делали их длинными, почти бесконечными. Из машины Демин изредка замечал поздних прохожих. Почему-то принято считать их торопящимися побыстрее попасть домой. Ничуть, эти никуда не торопились. Очевидно, волна опаздывающих уже схлынула и теперь на улицах остались лишь те, кому незачем спешить. Парочка у освещенной витрины кинотеатра рассматривает кадры будущего фильма. Мужчина с толстым портфелем бредет неуверенной походкой. Сразу за поворотом водителю пришлось остановить машину, чтобы не столкнуться с приплясывающими молодыми людьми — загулявшая компания шла по самой середине проезжей части. Перед Деминым мелькнули шалые девичьи лица, кто-то пытался заглянуть в машину, ребята что-то кричали вслед.

— А мамаши в окна смотрят, по знакомым звонят, валидолы-корвалолы хлещут,— проворчал водитель.— А им, вишь ли, весело, душа приключений просит!

— Пусть,— великодушно разрешил Демин. Он до сих пор видел за ветровым стеклом слегка пьяные глаза девушек.

— Конечно! Пусть гуляют! Зато мы с тобой, Валя, не останемся без работы. Тоже ведь на гулянье едем,— пожилой водитель искоса глянул на Демина.

— Да эти вроде в норме, Борис Григорьевич!

— Сегодня? — живо переспросил водитель.— Да, сегодня в норме. Видел, как им хорошо друг с дружкой, видел? Так вот, они наверняка захотят этот вечерок повторить. И повторят. Раз, другой, третий… Привыкнут. Решат, что это и есть настоящая жизнь-то, а все остальное — так, промежутки. И кто знает, будет ли им так же хорошо после десятого вечера… К тому времени у них появится больше денег, накопится опыт, они станут куда смелее в своих заветных желаниях.

— Да у вас целая система! — усмехнулся Демин.— А я-то ввязался в спор налегке, можно сказать, без подготовки.

— Жизнь,— глубокомысленно изрек водитель.— До этой службы я на такси работал… Насмотрелся на таких вот… За один вечер, бывало, все стадии просмотришь. От цветов и шампанского до мордобоя и шланга, из которого приходится потом машину отмывать. Ведь никто не останавливается на полпути, на цветах и шампанском, на поцелуях и нежных танцах… Идут дальше, уверенные, что там будет еще лучше. А я-то знаю, что бывает дальше.

— Все это так,— со вздохом проговорил Демин.— Все это так, Борис Григорьевич… Но только вот девушка, которая в машину заглянула с моей стороны… Очень красивая девушка.

— Успел заметить?— удивился водитель.

— С парнем, правда, ей не повезло… Какой-то он корявенький, эти дурацкие усики, нос явно на двоих рассчитан был, а достался одному…

Водитель с изумлением посмотрел на Демина, не зная, шутит тот или разыгрывает.

— Да и пьянее других он мне показался,— продолжал Демин.— Его сил может на сегодняшний вечер и не хватить. Боюсь, этой девушке придется туго, вечер потребует от нее мужественных решений.

— Это в каком же смысле?

— Непохоже, что она в большом восторге от этого усатого-носатого.

— Вроде вечер у них к концу подходил. Разбредутся,— протянул водитель.— Ну, прижмет он ее в подъезде к батарее парового отопления, ну, на цыпочки встанет, чмокнет в щечку, если дотянется, конечно…

— В том-то и дело, Борис Григорьевич, что вечерок у них в самом разгаре. Видел, в сторонке остались два парня? У одного магнитофон, а у другого хозяйственная сумка. Из этой сумки торчали отнюдь не серебристые горлышки шампанского, отнюдь. А поскольку парней было явно больше, чем девушек, боюсь, усатого пораньше уложат спать. Поднесут стаканчик, скажут, что прекрасно держится, что он настоящий парень, он сдуру этот стакан и ахнет. И, конечно, рухнет. А девушке придется туго. Тот длинный, с хозяйственной сумкой… По-моему, он представляет для нее главную опасность. Если не главную надежду.

— Я вижу, и ты не прочь был бы провести с ними вечерок? — спросил водитель с улыбкой.

— Не прочь. Но стоят между нами стены и стены… Из должностных обязанностей, из возраста, правил приличия, из неких условностей, которые называются нравственными устоями. Казалось, бы, сущий пустяк! Ан нет! Оказывается под угрозой уйма вещей, которыми ты живешь.

— И рисковать всем этим ради сомнительного удовольствия познакомиться с хорошей девушкой? — осуждающе спросил водитель.

— Ну, почему же, если девушка, как вы говорите, хорошая, то знакомство с ней обязательно должно оказаться сомнительным? Что происходит? Успехи, удачи, победы отдаляют нас от естественного течения жизни, отгораживают… И мы можем смотреть на эту жизнь только через стекло вверенной тебе машины. Кстати, а куда несется эта машина?

— На пожар,— коротко ответил водитель.

— Да, похоже на то,— со вздохом согласился Демин.— Только на пожар. Всегда только на пожар.

Проехав освещенные кварталы, машина как бы ворвалась в полутемный поселок, состоящий из частных домов. Фонарей здесь было поменьше, а светофоры посылали в темноту лишь мигающие желтые вспышки, дескать, езжайте, только осторожнее, чего не бывает на ночных дорогах. Шины звонко раскалывали весенние лужицы, затянутые тонким льдом, холодный воздух острой струей врывался в машину, но не обжигал морозом, в нем уже чувствовались запахи весны — подмерзший снег, оттаявшая кора деревьев, первые городские прогалины… Но вдруг машина наполнилась запахом дыма.

— Запахло,— обронил водитель.— Я уже привез сюда фотографа, медэксперта, оперативников. Час назад здесь было куда светлее.

— Серьезный пожар?

— Да некогда было рассматривать. Развернулся и сразу за тобой. Горел, ярко, жарко… Метров за пятьдесят пришлось остановиться.

Переулок был забит машинами. В их стеклах, на блестящих металлических поверхностях играли блики затухающего пожара. По номерам Демин узнал машину прокурора района, начальника РУВД, стояла здесь и машина Рожнова. «Значит, дело серьезное, тут уж к двум часам никак в постельку не успеть»,— усмехнулся про себя Демин.

Людей было предостаточно, нашлось, кому задать вопросы. Все в один голос говорили, что огонь вначале появился в окнах, загорелось внутри дома. Потом пламя набрало силу, прорвалось наружу, охватило чердак. А когда заполыхала крыша, послышалась настоящая пальба — раскаленный шифер стрелял оглушительно и часто. Даже сейчас, когда пожар был почти потушен, время от времени раздавались словно бы одиночные выстрелы.

Нетрудно представить, как совсем недавно в сухих комнатах, в просторном чердаке, в сквозняковых коридорах басовито и уверенно гудел огонь, словно занятый важной и срочной работой. Красноватые блики, проникающие в соседние дома сквозь окна и шторы, вызывали тревогу. В спешке набросив что-нибудь на плечи, люди выходили на улицу — не перекинулось ли пламя через забор, не побежали ли огоньки по ветвям деревьев, к чердакам, набитым сухим сеном. От жара дымились ворота, таял снег во дворе, выгибались и умирали яблони под окнами. Снег вокруг дома сошел, стек ручьями, показалась жухлая, мертвая трава, образовалась грязь и тут же высохла. За час над двором словно бы пронеслось несколько месяцев.