Памятное. Новые горизонты. Книга 1 - Андрей Громыко

– У меня установились хорошие отношения со Сталиным.

А потом рассказал, хотя и в общих чертах, как проходила конференция. Многое из того, что он говорил, я уже знал, потому что о работе в Тегеране меня информировала Москва. Но конечно, хотелось узнать мнение самого президента о конференции. Он заявил:

– Для достижения согласия на конференции приходилось нажимать на Черчилля, который поворачивался в Тегеране довольно медленно, но все-таки повернулся в сторону поиска договоренностей. И мы их нашли.

Упоминая о Черчилле, президент одаривал меня своей приятной «рузвельтовской» улыбкой и давал ясно понять, что английский премьер – трудный партнер, доставляющий немало хлопот и ему самому.

Советское посольство внимательно следило за реакцией в Соединенных Штатах на итоги Тегеранской конференции, проводило посильную работу по разъяснению ее решений. Меня и всех советских людей, находившихся в то время в США, успешное завершение конференции очень радовало. Положительный исход встречи руководителей трех держав в Тегеране приближал день победы над фашистской Германией.

В Ливадийском дворце

Через год с небольшим после Тегеранской конференции состоялась встреча руководителей трех союзных держав в Крыму.

Февраль победного сорок пятого… Ялта. Ливадийский дворец – в свое время именно здесь любил отдыхать последний русский венценосец из династии Романовых.

Все выглядело торжественно, величаво. В зал заседаний конференции вошел Сталин. За ним – советская делегация. Стояла полная тишина. Почтительно, кивком его приветствовали Рузвельт и Черчилль, которые уже находились на своих местах. До этого они втроем на несколько минут уже встречались. Сталин подошел к столу и поздоровался с шагнувшим ему навстречу Черчиллем и сидящим Рузвельтом – американский президент из-за своего физического недуга не мог быстро вставать без помощи адъютантов.

Первое заседание началось с рассмотрения военных вопросов, и это было логично.

В состав нашей делегации входил заместитель начальника Генерального штаба Красной армии генерал армии Алексей Иннокентьевич Антонов, который возглавлял группу советских военных экспертов на конференции. Он же в соответствии с пожеланиями глав делегаций ежедневно встречался на совещаниях с представителями военных штабов США и Великобритании для обмена военной информацией и согласования совместных ударов по врагу.

На первом заседании Антонов сделал информацию о положении на советско-германском фронте.

Союзники к тому времени, после высадки в Нормандии, создали наконец второй фронт. Он стал называться Западным фронтом. В январе на нем в связи с прорывом немецко-фашистских войск в Арденнах сложилось тревожное положение. Черчилль обратился за помощью к Сталину. В ответ на эту просьбу советское Верховное главнокомандование решило ускорить ход событий. 12 января, несмотря на то что советские войска еще не полностью подготовились к переходу в наступление (план есть план), тем не менее оно началось.

Антонов рассказывал:

– За три дня до открытия конференции советские войска на центральном стратегическом берлинском направлении вышли на реку Одер в районе Кюстрина, заняли Силезский промышленный район. За восемнадцать дней они прошли с боями свыше пятисот километров. Разгромлено сорок пять немецко-фашистских дивизий. Перерезаны пути, связывавшие группировку противника в Восточной Пруссии с центральными районами Германии.

Информация впечатляла. Помощь союзникам советские войска оказали немалую. И Рузвельт и Черчилль слушали с большим вниманием. Далее советский генерал сообщил, что гитлеровцы уже начали перебрасывать свои дивизии с Западного фронта на Восточный. Советская сторона предлагала ускорить наступление союзных войск на Западном фронте, бомбить те колонны и транспорты, которые шли с Западного фронта на Восточный, не позволять врагу выводить свои силы из Италии.

Внимательно и со все большим интересом слушал информацию Рузвельт. Попыхивал сигарой Черчилль и не сводил глаз с выступавшего. И хотя перевод делался последовательно – сначала говорил выступавший, а потом переводчик, тогда еще не существовало наушников и кабин для синхронного перевода, – Черчилль смотрел все время на советского генерала, а не на переводчика.

Когда в ходе заседания говорил Сталин – выступал он, как правило, с непродолжительными заявлениями, – все присутствующие в зале ловили каждое его слово. Он нередко говорил так, что его слова резали слух обоих лидеров западных держав, хотя сами высказывания по своей форме вовсе не были резкими, тем более грубыми – такт соблюдался. То, что заявлял Сталин, плотно укладывалось в сознании тех, к кому он обращался.

Бросалось в глаза, что Рузвельт и Черчилль неодинаково реагируют на заявления Сталина: спокойно и с пониманием – Рузвельт и со строгим выражением лица, а то и с выражением плохо скрываемого недовольства – Черчилль. Английский премьер пытался не показывать свои чувства, но его переживания выдавали… сигары. Их он выкуривал в моменты напряжения и волнения гораздо больше, чем в спокойной обстановке. Количество окурков его сигар находилось в прямой зависимости от атмосферы, создававшейся на том или ином заседании. И все это замечали. Даже подтрунивали по этому поводу над ним за глаза.

Справедливость требует отметить, что Сталин не скрывал своего расположения к Рузвельту, чего нельзя было сказать о его отношении к английскому премьеру. В какой-то степени это объяснялось сочувствием Рузвельту ввиду его болезни. Однако я и другие советские товарищи были убеждены – и имели на то основание – в том, что более важную роль в формировании такого отношения играло известное различие в политических позициях Рузвельта и Черчилля.

Не помню случая, чтобы Сталин прослушал или недостаточно точно понял какое-то существенное высказывание своих партнеров по конференции. Он на лету ловил смысл их слов. Его внимание, память, казалось, если употребить сравнение сегодняшнего дня, как электронно-вычислительная машина, ничего не пропускали. Во время заседаний в Ливадийском дворце я, возможно, яснее, чем когда-либо раньше, понял, какими незаурядными качествами обладал этот человек.

Следует также отметить, что Сталин уделял внимание тому, чтобы все, кто входил в основной состав советской делегации, были хорошо ориентированы в том, что касается наиболее важных, с его точки зрения, задач, стоявших перед конференцией. Разумеется, он знал, что во многих ведомствах, в том числе в Наркомате иностранных дел, в соответствующих посольствах, была проведена огромная работа по подготовке материалов к конференции – проектов решений, коммюнике, заявлений, бесчисленных справок и т. д. Но его заботила мысль о том, чтобы из поля зрения не ускользало главное – существо обсуждавшихся вопросов.