Великий Сатанг - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрэ, на шаг опередив приостановившуюся златовласую, ногой перевернул застывший труп. Некоторые из людей аршакуни отшатнулись, и в глотках у них хрипело и булькало.
– Держи, Яана! — Андрэ разогнул спину и протянул девушке черно-красную металлическую каплю на тонкой цепочке. Мать запретила искать тело и снимать амулет. Она сказала: побывав в руках Фальшивого, знак власти утратил силу. Возможно, она была права, а возможно, и нет. Это решать не ей. Это решать людям аршакуни.
– Отрежьте ему голову! — приказала Яана.
Спутники отшатнулись, и ни один из них не поспешил исполнить приказ. Даже Андрэ бросило в пот, несмотря на то, что вокруг было сыро и прохладно.
– Отрежь ему голову, — повторила Яана, глядя в глаза Андрэ, и черно-красный амулет колыхнулся на высокой груди.
– Яана… — пробормотал юноша.
Его светло-карие глаза, сощурившись, превратились в щелочки; он не шелохнулся, хотя более всего ему хотелось выполнить приказ и заслужить прощение златовласой. Он очень хотел ее, с каждым днем все сильнее, а она не позволяла ему приходить, отсылая к матери. Но чары Старшей Сестры развеивались, стоило ей оказаться не рядом, а Яана, что ни ночь, являлась ему в горячих, исступленно-бесстыдных снах.
И он попытался было сделать то, что ему велели, но рука отказалась повиноваться, словно токи, исходящие от напоенной кровью земли сковали ее непонятной вялостью.
Яана наконец поняла, что ничего не добьется. Даже от этого трижды скверного предателя, к которому так хочется прижаться всем телом. Что ж. Есть вещи, которые женщине приходится делать собственноручно.
Вдохнув побольше воздуха, она склонилась над полуразложившимся телом. Кривым кинжалом быстро сделала надрез вокруг синей распухшей шеи, затем резким ударом рассекла шейные позвонки и перерезала сухожилия.
– Я не хотела тебя, — сказала она и посадила голову на услужливо подставленную Андрэ пику.
И тогда совсем рядом послышалось:
– Прекратите это безобразие!
Почти вплотную, подойдя совсем незаметно, стояли окруженные охраной те, кого здесь не должно было быть, — Жанхар и Эльмира. На смуглом лице Того, Кому Подчинилась Смерть, отчетливо читалось брезгливое негодование, а Старшая Сестра не отрывала взгляда от груди дочери, украшенной амулетом, и зрачки ее медленно сужались и расширялись, словно у разъяренной дикой дворовой кошки.
Юные спутники Яаны отшатнулись, пряча глаза, словно детишки, пойманные на запретном. Выскользнув из руки Андрэ, пика глухо шлепнулась на туго раздутые тела, и голова, соскочив с острия, подкатилась под ноги Жанхару.
И полковник политического надзора, личный секретарь сеньора пожизненного Президента Демократического Гедеона, доктор искусствоведения Джанкарло эль-Шарафи почувствовал, что еще немного, еще совсем чуть-чуть — и его стошнит.
Голова майора Нечитайло, нарушившего присягу и получившего свое, лежала у его ног. Вернее, большая часть головы, почти три четверти ее, а остальное было оторвано прямым попаданием пули, выпущенной из тяжелого стационарного пулемета, и зияющее отверстие истекало бело-сизой жижей. Но и этого обрубка головы вполне хватало, чтобы опознать убитого: резко вылепленный подбородок, четкие очертания скул, римский нос под высоким, чуть скошенным лбом; как ни странно, тление почти не коснулось лица, хотя лежащие вокруг были уже неузнаваемы. Голова ухмылялась, скаля крупные белоснежные зубы, а веко единственного глаза чуть приоткрывало глазное яблоко, отчего лицо казалось лукавым, словно бы даже подмигивающим.
– Госпожа Минуллина, — официальным тоном произнес эль-Шарафи, чуть развернувшись к туземной королеве, — позвольте заметить, что этот человек являлся офицером вооруженных сил Демократического Гедеона и никакие особые обстоятельства не могут оправдать глумление над его телом…
Он был уверен, что поступает правильно. В конце концов, он целых шесть дней размышлял над тем, как поступить с прахом дезертира. Майор Нечитайло, несомненно, был сумасшедшим, и трибунал скорее всего учел бы этот факт как смягчающий вину. Он мертв, а мертвых, тем более умалишенных, не карают. И наконец, сбежав к дикарям, майор Нечитайло, известный в аэромобильных частях под прозвищем Ниндзя, сам выбрал свою судьбу. И вот как дикари отплатили ему…
Следовательно, решение забрать останки с собой для достойного захоронения на родине было вполне обоснованным. Тем паче негоже всякой нечисти издеваться над телами павших землян.
– Госпожа Минуллина! Я требую…
Эльмира не слышала. Вернее, не слушала. Впившись в точку над переносицей Яаны, она пыталась заставить дочь опустить глаза, но безуспешно.
Сила, никогда не подводившая ее, дала сбой.
А Яана глядела в лицо матери спокойно и насмешливо.
– Отдай! — Указательным пальцем Эльмира ткнула в амулет. — Или выбрось…
– Нет! — негромко отозвалась Яана, и тон ее очень походил на материнский.
– Отдай!
– Нет! — повторила Яана и усмехнулась. — А если тебе очень хочется приказывать, возьми меч и докажи свое право.
– Что ты, доченька!
Эльмира отшатнулась, закрыв лицо руками.
А когда мгновение спустя руки опустились, юноши из отряда Яаны, да и Звездные замерли: за этот краткий миг Старшая Сестра превратилась в призрак.
Лицо ее стало сухим, и кожа обтянула его, словно между нею и костью черепа не было ничего живого; чувственные губы истончились, глаза запали и выцвели.
Но где-то там, в голубоватой мути, где уже не было ни капли серо-синего цвета, полыхал отблеск безумия.
– Ты сказала. Защищайся!
Меч, шурша, пополз из заспинных ножен, и Яана, не отступив, обнажила ятаган.
– Ну!
Железо не скрестилось. Звонкая молнийка мелькнула во влажном туманце и, точно угадав по клинку Старшей Сестры, отшибла его с такой силой, что Эльмира едва не выпустила рукоять.
– Не трогай Яану, старуха!
Андрэ стоял чуть обочь, слегка напружинив ноги и едва заметно покачиваясь всем телом; в изготовленной для взмаха ладони замерла россыпь металлических звезд, и стражники Старшей, рванувшиеся вперед, замерли.
Им нужно было всего три мгновения, но мгновений не было.
Ничто не может остановить полет сюрикэна…
– Андрэ! — с восторгом вскрикнула златоволосая.
Эльмира старела на глазах, и полковник эль-Шарафи, учтиво, с несколько отсутствующим видом смотрящий подчеркнуто в сторону, мельком заметив это, пожалел пожилую женщину.
– Яан-на!..
Жестом приказав спутникам возвращаться к вздрагивающим у края поля лошадям, Яана неторопливо сняла с шеи амулет и протянула матери:
– Возьми. Тебе он нужнее…
Скрывая улыбку, с нарочитым недовольством покосилась на Андрэ:
– Ты тоже уходи. После поговорим…
И когда окрыленный юноша заторопился вслед за товарищами, голос златоволосой сделался чуть мягче:
– Я не знаю, что произошло, мама, но я уже не такая, какой была. Чувствую, но не могу объяснить. И ты тоже — не такая. Я люблю тебя, но больше не верю в твою мечту. Ты учила нас всех — чему? Мы думали, что может ошибаться любой, кроме тебя. Но пришел Звездный, и ты поверила ему. Ты отдала ему и меня, и даже знак власти. И где же он, твой Звездный, мать? Он оказался Фальшивым. Сейчас ты веришь другим, похожим на него. А вдруг они тоже Фальшивые? Это демоны, мама, — так говорят люди аршакуни! Скажи: разве те, кого мы ждали столько лет, сделали бы такое?..
Тряхнув слипшимися кудрями, девушка обвела рукой промозглое мертвое поле.
– Неужели же там, куда зовет нас твоя мечта, тоже так?!
Голос сорвался. Горько усмехнувшись, синеглазая дева резко развернулась и пошла к тракту, скользя, балансируя и спотыкаясь о вздувшиеся трупы. Потемневшие от влаги волосы уродливыми комьями свисали до самого пояса.
Она не оглянулась. Ни разу.
И седая женщина, прижимающая к груди твердый кулак с черно-красной железякой на тоненькой цепке, ссутулившись, бесцветными глазами глядела ей вслед…
Глава 8
«исходя из элементарных принципов демократии…»
Дархай. Обновленная Империя. Барал-Гур
3-й день 12-го месяца 17-го года Новой Оранжевой Эры.
10 октября 2233 года по Галактическому исчислению
Несильный, намекающе прохладный ветер гнал по столице выцветшие обрывки рекламных плакатов, взвихриваясь высокими смерчиками на перекрестках. Он был юношески неутомим, этот ветерок; обежав парки дворцовых комплексов, он вволю попетлял по узеньким, кривоватым улочкам Старого Города, потрепал не снятые еще транспаранты, висящие высоко-высоко над домами, постучал ставнями окон в коттеджах престижных районов, поскребся в особняки и упорхнул в кварталы новостроек, бродить и блуждать среди плотно прижавшихся друг к дружке, неотличимых на неопытный взгляд многоквартирных домов-многоэтажек.
