Итерация II (СИ) - "Корольков"

— Н-да, незадача. — задумался Александр, — Телек туда не пронести, да и с планшетом тормознут.

— Планшет как раз и не проблема, пронесу. Но, нужен помощник. Если о ТЦ я рассказать смогу, то о вашей команде, её целях, задачах и причинах — должны поведать Вы. — Мехлис показал рукой на Александра.

— И как Вы проведёте меня в Кремль? Документов у меня нет… — возразил Александр.

— Странно. Нужные бланки можно было взять в «Военторге». Неужели не догадались? — Мезлис вопросительно взглянул на собеседника.

— Ага, и влипнуть с ними у первого же милиционера. Про охрану Кремля вообще молчу. — горячо возразил Кнутов, — Любой, чья работа связана с проверкой документов, подделку вычислит на раз. Стоит ему провести пальцами по бумаге, и он сразу поймёт, что перед ним фальшивка. Так что — нет, не брали.

— Может Вы и правы. Хорошо, что я подстраховался и приказал выправить Вам нужные бумаги. Кадровик обещал поспособствовать и утром их можно забрать.

— Неужели пропуск попросите у Иосифа Виссарионовича? — не поверил догадке Александр.

— Это единственный вариант. — Мехлис развёл руками, — Кстати, чем вызвано решение о сосредоточении основных усилий не на «линии Маннергейма», а на второстепенном направлении? Думаю, у товарища Сталина будет тот же вопрос.

— Люди, товарищ Армейский комиссар. Наши советские люди. — туманно ответил Александр.

— А поподробнее?

— Дело в том, что штурм укрепрайона вот-вот прекратится. И это не моё предположение, так решит Наркомат. Мы можем только просить сделать это раньше. Но, как раз на днях, в районе Суомуссалми попадут в западню две наших дивизии: если не ошибаюсь — 44-я и 163-я стрелковые. Причём одна из них пойдёт выручать другую. Оба соединения понесут огромные людские потери. Комбриг Виноградов и полковник Волков — командир и начальник штаба 44-й — пояснил Кнутов, — Будут расстреляны перед строем. Решение хоть и запоздалое, но, на мой взгляд — справедливое. Вот только погибших и ставших инвалидами бойцов этим не вернуть. На этом же направлении произошла и другая страшная история. Финские диверсанты обошли наши посты и вырезали госпиталь. Весь. Подчистую. Не щадили ни женщин, ни раненых и больных. Вот это мы и хотим предотвратить.

— Это война. А она без жертв не бывает. — глубокомысленно изрёк комиссар.

— Понимаете, есть жертвы… Правильные, что ли. Боец, бросившийся на ДОТ и закрывший амбразуру своей грудью, направивший свой аппарат в гущу врагов экипаж подбитого самолёта, пошедшие на таран вражеского танка танкисты, ну и так далее. А есть жертвы, ставшие таковыми по командирской дурости, безграмотности, тщеславности, в конце концов. Их можно и необходимо избежать.

— У нас большая страна, превосходящая Финляндию по всем показателям. Перебросим дивизии, армии, создадим пяти, а то и шестикратное превосходство и разобьём белофиннов. — упрямился Мехлис.

— И перебросим, и создадим. — задумчиво повторил Кнутов вслед за комиссаром, — И в людях, и в технике, и в вооружении. Эх, Лев Захарович… Слишком уж вольно Вы распоряжаетесь чужими жизнями. Вот Вы ухватились за оружие. Я Вас прекрасно понимаю, хорошая, мощная, совершенная техника важна и необходима, как воздух. Да, нам нужны и гранатомёты, и автоматы, и пулемёты. Новые, безотказные, превосходящие образцы противника. Но, за штурвалом самолёта, рычагами танка и так далее сидит человек. Обычный. Из плоти и крови. И в отличие от любой, даже самой сложной техники, он не появится завтра и вдруг. Человека нужно родить, кормить, одевать, учить, растить, воспитывать, наконец. И тогда, лет через восемнадцать, он и сядет за рычаги или штурвал, и разгромит любого врага, посягнувшего на его Родину. Нам только военному делу научить его надобно. Правильно и полно обучить.

Кнутов выдохнул и посмотрел на задумчивого собеседника.

— Что Вы на меня так смотрите? — наконец произнёс Мехлис, — Думаете небось: странно, что мне, боевому командиру приходится учить комиссара именно тому, чем он и должен заниматься? Беречь людей, заботится о них и тэ дэ. Эдаким зверем меня представляете, которому на человеческую жизнь тьфу и растереть.

— Были бы такие мысли, никакого разговора у нас бы не получилось. Я отвечаю на вопрос «почему туда, а не здесь». А «Линия Маннергейма» никуда не денется. Начнёт одна группа, после присоединится другая. И разведают, и диверсантов со снайперами проредят. Заодно навыки отточат, взаимодействие наладят. Меня другое беспокоит.

— Боитесь запрета товарища Сталина? — догадался комиссар.

— Само собой. А ну как скажет, что не хочет рисковать жизнью и здоровьем попаданцев, и вместо фронта отправит создавать «учебку»?

— А что? Вполне реальный вариант. Наверное, есть смысл его сразу и предложить.

— Вариант реальный, но неправильный. Прежде чем учить новому, нужно понять, что боец знает и умеет, как и чему его учат. Поясню на примере: в наше время, много копий сломано на тему «ячеек». Ну, одиночный окоп, знаете, наверное.

Мехлис кивнул.

— Так вот, многие уверены, что бойцам запрещали рыть окопы и траншеи, вроде как «советский солдат отличается от буржуазного тем, что способен сражаться и в одиночку. А окопы нужны, чтобы командир следил за каждым, не допуская того, чтобы кто-то не сбежал или не сдался в плен». Но, изучив Уставы, приказы и наставления, понял, что это не так. Никто окопы не запрещал и инженерное оборудование районов обороны мало чем отличалось от тех, что строили в Первую мировую. В пример приводят слова маршала Рокоссовского, который для обучения своих бойцов привлёк солдат, знающих про «окопную войну» ещё и империалистической. Вот они и обучили его подчиненных.

— И в чём же тогда дело? — заинтересовался комиссар.

— Думаю, что дело в подготовке командных кадров. Объясню на примере занятий по тактике и инженерной подготовке в моём ВУЗе. Курсантов выводили в поле, преподаватель размечал линию обороны, и мы начинали окапываться. Первым делом готовился окоп для стрельбы лёжа, затем — с колена и завершался окопом для стрельбы стоя. На этом занятие завершалось, преподаватель строил роту и объяснял, что далее одиночные окопы соединяются воедино и постепенно район оборудуется в том виде, как нарисовано в учебниках. Все понимающе кивали, примерно представляя итоговый результат. Для закрепления итогов, преподаватель вёл подразделения на тактическое поле и уже на местности показывал готовый опорный пункт. Всё хорошо, красиво, и, вроде как — понятно. Но, навык-то остался только один: как правильно копать одиночный окоп. А значит только эти знания мог вложить выпускник ВУЗа в головы своих подчинённых. Так что на выходе мы получаем специалистов по стрелковым «ячейкам», только с иным названием.

— Ну, может в интендантских школах и так, а в пехотных или артиллерийских должны обучать полностью. — вступился за ВУЗы Лев Захарович.

— Это не более, чем моё предположение. Не исключено, что сами командиры и знают, только обучают «спустя рукава». Но, я отвлёкся. Допустим, наша учебка будет готовить бойцов по четырём специальностям: разведчик, снайпер, сапёр и оператор БПЛА. И тут получаем временной провал. Специалистов надо отобрать, привезти проверить. Отсеять тех, от которых командиры избавились или выяснилась их профнепригодность. Минимум месяц — долой. Далее — срок обучения. Операторам БПЛА понадобится где-то год, остальным — полгода. Если только учебка нужна реальная, а не профанация. К маю — июню сорокового с белофиннами будет покончено, Красная Армия разберётся и без нас. В сухом итоге получаем следующее: людей не спасли, сами ничего не поняли, вооружение не испытали. И какой от нас толк?

— Очень большой. Вы будете готовить людей к новой, большой и ужасной войне. А вашу технику можно и на учениях обкатать. Так даже удобнее.

— Учения — это конечно неплохо, но только война покажет реальную пользу от того или иного вида вооружения. В прочем, Ваши опасения я понимаю. Опасаетесь того, что кто-то из наших попадёт в плен и расскажет о гостях из будущего. Враг начнёт разматывать дальше и узнает о последующих событиях одновременно с нами. Так?