12 Жизнеописаний - Вазари Джорджо

Потом, когда работа была доведена до половины, папа много раз поднимался, поддерживаемый Микеланджело, по деревянным лесенкам ее посмотреть, он требовал открыть работу, так как не мог, по природе своей, будучи тороплив и нетерпелив, дождаться, когда художник ее закончит и бросит, как говорится, последний мазок. Как только открыли ее, весь Рим направился сюда, и первым – папа, который не мог дождаться, чтобы улеглась пыль после того, как сняли подмостки. Рафаэль из Урбино, прекрасно умевший схватывать чужую манеру, увидав роспись Микеланджело, сейчас же начал работать в другом стиле и, являя свои таланты, тогда же создал пророков и сивилл в церкви Санта Мария делла Паче. Браманте тогда стал добиваться, чтобы другую половину капеллы папа поручил Рафаэлю. Узнав об этом, Микеланджело жаловался папе на Браманте, упомянув, не стесняясь, о многих недостатках его и в жизни и в строительном искусстве, которые, как мы увидим ниже, Микеланджело пришлось исправлять в соборе св. Петра. Но папа с каждым днем все больше ценил таланты Микеланджело и требовал, чтобы он продолжал работу, а увидав открытую часть ее, решил, что другую половину Микеланджело сделает еще лучше. Таким образом, Микеланджело прекрасно завершил роспись в двадцать месяцев совсем один, имея помощником лишь того, кто растирал ему краски. Порою Микеланджело жаловался, что папа его торопит и не дает ему возможности довести до конца роспись, как ему того хотелось бы, ибо папа настойчиво спрашивал, когда же он окончит. В один из многих таких дней он ответил папе: «Будет закончена, когда я буду доволен с точки зрения искусства». – «А мы желаем, – ответил папа, – чтобы вы удовлетворили нашему желанию видеть ее оконченной как можно скорее». В заключение он добавил, что если тот скорее ее не кончит, то он велит сбросить его с подмостков. Тогда Микеланджело, боявшийся, и не без основания, папского неистовства, сразу окончил работу, не имея времени доделать недоделанное и, сняв остальную часть подмостков, открыл плафон в День Всех Святых. Папа отслужил мессу в капелле к радости всего города. Хотелось Микеланджело, как делали прежние мастера на картинах внизу, кое-где тронуть слегка по сухому ультрамарином фон, ткани и воздух, прибавить тут и там золотых орнаментов, чтобы выглядело богаче и наряднее. Заметив, что этого как раз и не хватает в работе, которой от всех видевших ее он слышал похвалы, папа также высказывал пожелание о такой отделке, но ставить вновь подмостки было для Микеланджело делом слишком долгим. Так все и осталось. Встречаясь часто с Микеланджело, папа ему говаривал: пусть бы он сделал капеллу побогаче красками и золотом, бедновата она, Микеланджело отвечал ему, нимало не стесняясь: «Святой отец, в те времена люди золота на себе не носили, а те, кого я здесь изобразил, и вовсе были не богатыми; были они святые люди и богатство презирали». За это произведение папа уплатил Микеланджело в несколько сроков 3000 скуди, из которых он истратил на краски 25. Работал Микеланджело с великими неудобствами, так как писал он запрокинув голову, и до того испортил себе зрение, что и письма читать и рисунки смотреть мог только снизу вверх; так у него продолжалось несколько месяцев, и этому я готов поверить, ибо если бы я, работая над пятью картинами плафона Большой залы во дворце герцога Козимо, не устроил себе кресла, на которое я прислонялся головой, а случалось и ложился во время работы, то никогда бы мне с ней не справиться, от нее испортилось у меня зрение и такая появилась слабость в голове, что я это и до сих пор ощущаю и дивлюсь, сколько мог наработать Микеланджело при таких неудобствах. Но пылая с каждым днем все большим желанием творить, добиваться и улучшать, он усталости не чувствовал и с неудобствами не считался.

Композиция этого произведения задумана соответственно тому, что свод поддерживают опорные столбы, по шести с боков и по одному впереди и сзади. Над столбами Микеланджело написал сивилл и пророков высотою по шести локтей, в средней части потолка – ряд картин, начиная с сотворения мира вплоть до потопа и опьянения Ноя, в люнетах же – всю родословную Иисуса Христа. Принцип перспективных сокращений не применен в композиции, и отправная точка зрения в ней отсутствует; скорее он композицию подчинял фигурам, чем фигуры – композиции, довольствуясь тем, чтобы выполнить фигуры, обнаженные и одетые, с таким совершенством рисунка, что никогда не создавалось и создать невозможно произведения столь превосходного, да и подражать ему очень трудно. Оно было и теперь является светочем нашего искусства, столько пользы и света принесло оно живописи, что хватило его, чтобы осветить весь мир, пребывавший во мраке сотни лет. Живописцу не к чему больше искать новизны или изобретательности, новых поз или драпировок, новой выразительности или разнообразия, ибо все совершенства мастерства уже явил Микеланджело. Но и для человека есть тут чему изумляться при виде красоты фигур, совершенства ракурсов, изумительнейшей округлости очертаний, исполненных стройности и изящества, чудесной пропорциональности, особенно заметной в прекрасных нагих фигурах; каждой из них он, обнаруживая крайнюю степень и совершенство мастерства, придал свой возраст, свое выражение, свою форму лица, равно как и различие линий: кому больше стройности, кому более полноты в теле, при великом разнообразии прекраснейших поз. Они сидят и движутся и поддерживают рукой фестоны из дубовых листьев и желудей, герб и девиз папы Юлия, в знак того, что тогда под его управлением была свободна Италия от трудностей и нищеты, явившихся у нее потом. Между ними помещены медальоны с набросками сцен, взятых из Книги царей, подделанных под бронзу и золото.

Обнаруживая совершенство искусства и величие Божие, Микеланджело изобразил на первой из картин отделение света от тьмы, причем здесь показана мощь Бога, ибо он держится без опоры на распростертых руках, являя любовь и разум. На второй – с необыкновенной уверенностью и изобретательностью написал он Бога, творящего солнце и луну, причем опорою ему служат младенцы-ангелы; он очень выразителен благодаря ракурсу ног и рук. На той же картине, благословляя землю и творя животных, он улетает, на этот раз в ракурсе дана вся его фигура, и пока идешь по капелле, непрестанно он движется и поворачивается в разных направлениях. Так же и на той картине, где Бог отделяет воды от земли, прекрасны фигуры, остроумно изобретенные, достойные только божественных рук Микеланджело. Далее следует сотворение Адама, где он изобразил Бога, несомого группою ангелов, нагих и юных, которые поддерживают на себе как будто не только его, но всю тяжесть мира; поклонения достойна его величавость, движением одной руки он как будто опирается на ангелов, а другую протягивает Адаму, красота которого, поза, очертания и достоинства таковы, точно он заново сотворен высшим и первым своим создателем, а не кистью и рисунком человеческими. Вслед за ней идет картина, где из ребра Адамова является на свет мать наша Ева, оба они нагие, он – полумертвый, ибо объят сном, она – живая и бодрствующая по соизволению Божию. Кисть искуснейшего мастера всецело показала, как сон отличен от бодрствования и сколь отчетливо и явственно величие Божие в его человеческом обнаружении. Потом следует Адам, соблазняемый полуженщиной – полузмеей, вкушающий в яблоке нашу и свою гибель, и на той же картине – изгнание его и Евы из рая, где в фигуре ангела величественно и благородно олицетворена покорность приказу Господа, в позе Адама – раскаяние во грехе и страх смерти, у женщины – стыд, унижение и просьба о помиловании; но по тому, как обхватила она себя ручками, скорчив пальцы и подбородком прижавшись к груди, как она повернула голову к ангелу, больше становится заметным страх перед наказанием, чем надежда на милость Божию. Не менее прекрасна сцена жертвоприношения Каина и Авеля, где один несет дрова, другой, склонившись, раздувает огонь, третьи режут жертву; сделана эта сцена не менее внимательно и тщательно, чем другие. Таково же искусство и талант в картине потопа, где показана разного рода смерть людей, которые вне себя от ужаса тех дней, разными путями, напрягая последние силы, ищут, как спасти свою жизнь. И на лицах их написана борьба жизни и смерти не менее, чем страх, ужас и готовность на все. Видна здесь и сострадательность многих, один другому помогает выбраться на скалу в поисках спасения; среди них есть один, который, взяв в руки полумертвого, старается изо всех сил спасти его; сама природа не могла бы дать лучшей картины. Нельзя рассказать, как хорошо передана история Ноя, как, опьянев, лежит он, раскрывшись, и перед ним сыновья, один смеется, двое других его прикрывают; сюжет и мастерство несравненные, которые никем не могут быть превзойдены, разве только им самим.

Как будто еще более вдохновляясь от сделанного им, воспрянул он и явил себя еще большим художником в пяти сивиллах и семи пророках, каждый из которых высотою в пять локтей с лишком; позы одна на другую не похожи, складки тканей красивы, одежды их разнообразны; словом, все сделано с изобразительностью и искусством чудесным, и если кто вдумается в их чувства, они покажутся божественными. Можно здесь видеть Иеремию, он скрестил ноги, одной рукой схватился за бороду, опершись локтем о колено, уронил другую руку и склонил голову так, что явственно заметны его меланхолия, задумчивость, размышление и горькие мысли о своем народе. Так же хорошо сделаны детские фигуры сзади него, равным образом и сивилла, от него первая к двери, в ней Микеланджело хотел передать старость и помимо того, что закутал ее в ткани, показал охлаждение крови ее от времени еще тем, как она читает и, имея уже слабое зрение, подносит книгу к самым глазам. Рядом с нею Иезекииль, пророк-старик, он исполнен движения и красоты, его окутывают одежды, в одной руке держит он свиток с пророчествами, другую приподнял и повернул голову, как будто собираясь говорить о вещах высоких и великих, позади него два младенца протягивают ему книги. За ними следует сивилла, составляющая противоположность упомянутой нами выше сивилле Эритрейской, ибо, держа в отдалении книгу, она собирается перелистать страницу и, положив ногу на ногу, замкнувшись в себе, величественно размышляет, что ей написать, пока находящийся позади нее и раздувающий огонь младенец зажжет ей светильник.