Тиран - Валерио Манфреди

— Хозяин говорит, что, если ты не хочет ехать, я все равно берет тебя с собой. — С этими словами он потянулся к своему собеседнику двумя огромными ручищами, похожими на медвежьи лапы.

— Хорошо, хорошо, — успокоил его Филист. — Я поеду. Дай мне хотя бы время собраться…

— Завтра мы едет.

— Понятно. Но я должен найти человека, которому смогу доверить свои книги и личные вещи…

— Ты берет все, — сказал Аксал.

Сердце подскочило у Филиста в груди.

— Все? Что это значит? Объясни-ка хорошенько, чудовище.

— Все твой вещи. Ты больше не вернется в эта дыра.

— Нет? И куда ты меня теперь отвезешь?

— Это Аксал не говорит.

— Я понял, — смиренно ответил Филист. Но представить себе конечную цель их путешествия ему не удавалось. Он предполагал, что Анкона — это уже огромный шаг вперед. В самом деле, это хотя бы город в истинном смысле этого слова.

Они добрались до места через шесть дней: первые два шли по лагуне — это был настоящий отдых, — остальные четыре выдались не столь спокойные, из-за восточного ветра, постоянно стремившегося вытолкнуть их в открытое море и раскачивавшего уже не молодую «Аретузу» довольно опасно. Аксал, выходивший в плавание не в первый раз, был весь натянут и напряжен; когда поднималась особенно высокая волна, он испускал гортанные вопли — возможно, таким образом пытаясь снять напряжение.

Анкона в самом деле оказалась настоящим городом, с какой стороны ни посмотреть. Здесь находился прекрасный порт, надежно укрытый от северного ветра, с местами для стоянки грузовых судов и боевых кораблей, а также внушительный акрополь на вершине горы, возвышавшийся над проливом. Там Дионисий велел построить величественный храм, заметный с большого расстояния, а внизу — агору с портиками, доминировавшую над портом с многочисленными судами. Рынок поражал многообразием красок: греки из колоний и из метрополии, пицены с внутренней части полуострова в своих живописных одеждах из шерсти с вышивкой, умбры, этруски и кельты в большом количестве, как мужчины, так и женщины. Филиста поразила красота кельтских женщин: высоких, тонконогих, пышногрудых, с очень светлыми косами, доходившими им до талии. Некоторые несли на шее детей и делали покупки у прилавков, расплачиваясь сиракузскими монетами превосходного качества. Мужчины впечатляли: очень высокого роста, мускулистые, с гривнами на шее, в шерстяных штанах, штанины которых сужались у щиколоток, но при этом с голым торсом; на красивых поясах из колец или чеканных пластин у них висели длинные мечи.

Пункт вербовки находился в одной из частей порта — там, где встречались греческие купцы, говорившие по-кельтски, но преимущественно — кельты, говорившие по-гречески, примерно как Аксал. Филисту показалось, будто он возрождается к жизни: наконец-то он снова вдыхал воздух полиса, хотя и населенного не только эллинами.

По истечении недели они завербовали человек двадцать наемников, заплатили им задаток, и «Аретуза» поплыла дальше.

Филиста повергло в восхищение сознание того, насколько густо здешние места заселены сиракузцами: очевидно было, что, поскольку торговля в восточных морях для греков закрыта ввиду присутствия там карфагенян, Адриатика стала для Дионисия важным районом распространения своего торгового влияния, а также создания колониальных поселений.

От капитана корабля он узнал много интересного. Благодаря открытию новых рынков и стабильности последних лет во всех владениях Дионисия настало процветание, а жены его родили ему еще сыновей и дочерей. Самая младшая из них, девочка Аристомахи, получила имя Ареты, по настоятельному требованию отца.

Услышав это имя, Филист решил, что в самой глубине сердца тирана, должно быть, еще остались чувства. Еще он подумал об Аристомахе, вынужденной рожать ему детей, несмотря на любовь к другому мужчине, но потом рассудил, что время лечит многие раны и помогает нам свыкнуться с необходимостью с большим мужеством переносить все неудачи и тяготы жизни.

Однажды Филист заметил, что корабль повернул к востоку, и счел, что конечный пункт назначения — еще какой-нибудь дальний город, затерянный среди бесконечных островов и бухт иллирийского берега, где Сиракузы устраивали новые поселения. Потом вдруг озарение: Лиссос! Может, они едут на Лиссос?

Действительно, именно там они и причалили, не без некоторого труда, к вечеру третьего дня после отплытия из Анконы. И вскоре, под мрачным взглядом Аксала, Филист обнаружил перед собой своего старого друга, дорогого и давно оплакиваемого.

— Лептин! — воскликнул он, едва увидев последнего.

— Филист!

Они крепко обнялись со слезами на глазах.

— Сукин ты сын! — усмехнулся Филист. — Ты все такой же! Как я рад тебя видеть, клянусь Зевсом, как я рад!

— Это действительно ты, старый всезнайка? — воскликнул Филист с дрожью в голосе. — Только поглядите: хорош, как эфесская путана! Климат Адриатики заставил тебя помолодеть! Где ж ты пропадал?

— Если быть точным, то в Адрии.

— Адрия… а где это?

Филист указал пальцем куда-то на север:

— В самой дальней точке залива. В первые дни комары жрали меня живьем, потом оставили в покое, или же я к ним привык. Сколько времени прошло… О боги, сколько времени!

Один взял другого под руку, и они побрели в золотистых лучах заката по красивой мощеной улице, ведущей в городок, и наконец добрались до жилища Лептина — небольшого дома из серого камня с внутренним двориком, с трех сторон окруженным портиком с колоннами. В центре виднелся колодец, украшенный восточными мотивами.

— Ты хорошо устроился, — промолвил Филист.

— Не жалуюсь.

— В общем, твой брат не так уж плохо с тобой обошелся.

— Да, — ответил Лептин довольно сухо. — А ты? Как ты поживал?

— Мне оставили возможность передвижений. В определенном смысле я даже выполнял правительственное поручение. Одним словом, находился, скажем так, в условиях частично ограниченной свободы. Ты не заметил, куда подевался Аксал?

— Нет, не обратил внимания.

Филист обернулся.

— Он же стоял у меня за спиной… Знаешь, твой брат поручил мне вербовать кельтов на рынке в Анконе. Точнее, об этом сообщил мне Аксал, а лично от него я не получал вестей — ни единого слова. А ты?

— Я тоже.

— Аксал велел мне погрузить на корабль все свои вещи, я больше не вернусь в Адрию. Может, они решили переселить меня сюда. Мне тут нравится. Климат, вижу, хороший, и комаров нет. Можем время от времени играть в бабки, вместе ходить на рыбалку. Знаешь, теперь, когда я привык находиться далеко от политики, должен сказать, что не очень-то по ней скучаю. Это был сумасшедший мир… А ты?

— Я? — спросил Лептин. — Ну… — И умолк.

— Ясно, — произнес Филист, — ты боевой конь. Вероятно, чувствуешь себя как «Буварида» в доке.

— Что-то вроде того, — подтвердил Лептин. — Будь моим гостем, — пригласил он, чтобы сменить тему разговора. — На ужин у меня рыба. Годится?

— Годится ли? Да я и на сухую хлебную корку согласен, лишь бы побыть в обществе старого друга.

Они ужинали вместе, во внутреннем дворике, лежа на обеденных диванах; на столе стояло множество блюд, несколько рабов прислуживали им. Они бодрствовали допоздна, пили вино и вспоминали прежние времена. Филист заметил, что Лептин ничего не знает о событиях в Сиракузах и в метрополии за последние годы. Видимо, его держали в некоторой изоляции.

— Твой брат совсем не писал тебе? — поинтересовался он в какой-то момент.

Лептин покачал головой.

— Устных сообщений не передавал?

— Нет.

— Понятно. А ты как считаешь: меня оставят здесь?

— Понятия не имею. Будем надеяться. Я был бы рад этому.

Они встали из-за стола глубокой ночью; Филист остался любоваться полной луной, освещавшей гавань и несколько кораблей вдали. Великолепное зрелище. Даже сюда дотянулась Греция. Воздвигли храм, построили площадь, порт, на окрестной территории распространялись язык, обычаи, религия эллинов.

Проснулся он рано утром, разбуженный криками чаек, и вскоре услышал стук в дверь. Пошел взглянуть и увидел Аксала.

— Что случилось?

— Мы отправляемся, — ответил кельт.

— Кто — мы?

— Мы: Аксал, ты и наварх Лептин.

— Ради Зевса, только не говори мне, что… куда мы едем?

— В Сиракузы. Корабль идет с прилив. Быстро.

Филист бросился вниз по лестнице, едва переводя

дух, и ворвался в комнату Лептина.

— Мы отправляемся! — закричал он.

— Что ты такое говоришь?

— Мне Аксал сообщил: мы возвращаемся домой, друг мой, возвращаемся домой!

Услышав эти слова, Лептин словно окаменел и не знал, что отвечать. Он ходил взад-вперед по комнате, выглядывал из окна.

— Ты должен пошевеливаться, — заметил Филист. — Аксал сказал, что хочет отчалить с приливом.